Западный поход

Симеон расхохотался, говоря сквозь смех:

– Камбила на Кобыльей! Так и быть: Андрей Кобыла!

Просмеявшись, князь сказал:

– Шутник же твой посадник.

– Да и ты, великий князь, не хуже! – заметил Камбила.

Все опять рассмеялись.

Князь повернулся к Егору. Лицо его было довольно серьезным.

– А ты? – Князь словно запнулся, замолчал.

– Он… боярин, – поняв его, пояснил Камбила.

– Боярин? – зачем-то переспросил Симеон.

– Боярин! – повторил тот.

– Род-то какой? – не отстает князь.

Тут пришлось им обоим рассказывать о судьбе Егоровой. Услышав о самоотверженной борьбе литовского князя Маргера, Симеон перебил Камбилу, подняв руку.

– Я хочу сказать, – заговорил он, – что не менее, если не более о поступке воеводы рассказывал мой отец Иоанн Данилович. Когда татары напали на русский Козельск, то там воевода не стал звать людей к самоубийству, а наоборот, сделал все, чтобы спасти многих для продолжения борьбы с вражьей силой. И я скажу… – Вдруг замолчал, потом произнес: – Ладно, продолжай.

Внимательно слушал рассказ о жизни у тевтонских рыцарей. Пожалел, что брат Камбилы поступил таким образом. Когда услышал о Чаше Грааля, его интерес пробудился с невероятной силой. К сожалению, многого Камбила не знал. Симеон задумался. По всей видимости, у него возникла какая-то мысль. Но он ничего не сказал – видать, решил оставить для дальнейшего разговора.

Услышав, как и за что Егор был произведен в бояре, князь назвал это весьма правильным поступком и добавил:

– И у нас ты – боярин!

Камбила незаметно, как поздравление, толкнул локтем Егора в бок. Князь смеялся, когда ему рассказали, как Егор вернул посланцев новгородского посадника. Но все же спросил:

– Значит, хотели схватить?

Те подтвердили.

– Но терь вам нечего бояться! Камбилы больше нет. А ты, Егор, послушай-ка меня. Я понимаю твои переживания по случаю потери дорогой твоему сердцу невесты. Но знаю: время, а еще лучше… разные дела помогают излечиться от тяжелых воспоминаний. Поэтому, боярин, – он так назвал Егора, – хочу предложить тебе такое дело…

Он встал, прошелся по комнате. Подойдя к окну, проговорил:

– Снег опять пошел. Это хорошо. Чем больше снега, тем больше зерна в амбарах. Да-а…

Подошел к Егору – тот поднялся, но князь усадил его на место:

– Вот что я думаю, боярин… – Он не договорил, прошел на свое место, сел и продолжил: – Вам встретилась в проходе удивительная пара. Это бояре Ослябя. Вышли они с Волыни. Их предки, не выдержав ужасов и татарских, и венгерских, и польских, и литовских набегов, бежали на Русь и осели в Брянске. Потом перебрались в Любутск. Дальше идти сил не хватило. Но и здесь земля оказалась недоброй к ним. Они остались вдвоем от многочисленной семьи. Недавно похоронили последнего сына, их надежду. Звали его Романом.

– А что с ним случилось? – полюбопытствовал Камбила.

Князь вытащил из подставы перо, покрутил его, потом вернул на место.

– А случилась беда. Трудно поверить. Был здоровый парень, последний. Первых – то болезни, то набеги сгубили. А этот жениться собирался. Уже свадьбу готовили. Поехал на охоту. Погнался за лисой, да спугнул кабаненка. Лошадь-то шарахнулась, а Роман кубарем с нее. А в траве сук. Кто-то срубил деревцо косым ударом. Получилось острие. Оно вошло в спину и уперлось в сердце.

– Да… – вздохнули новгородцы.

– Когда сына не стало, – продолжил князь, – соседи, как голодное зверье, набросились на родителей. Кто кусок земли отхватил, кто стадо угнал… И пошло, пошло…

– Защитник нужон, – сказал Камбила.

– Нужон, – ответил князь и посмотрел на Егора.

Рассказ князя затронул отзывчивое сердце парня. Он не стал раздумывать.

– Я, великий князь, согласен, – промолвил он, приподнимаясь.

Князю ответ понравился. Это было видно по его лицу. И еще князь понял, что этот на вид суровый молодой человек имеет доброе, отзывчивое на боль других сердце. Симеон подошел к нему, положил руку на его плечо и промолвил:

– Так поступают настоящие русские люди! Тебя, боярин, проводит и представит мой дьяк Нестерко. Петра ты знаешь.

Камбила и Егор почувствовали, какую великую честь он оказывает молодому боярину.

– Только что я тебе скажу, Егор: старички весьма преклонного возраста, и голова у них работает по-другому. Они почему-то ждут возвращения… Романа. По-моему, из их памяти выпали похороны. Они мне твердили, что ждут его возвращения. Поэтому… – Князь посмотрел на Егора.

Парень улыбнулся и сказал:

– Я понял, великий князь, мне надо стать… этим Романом.

– Люблю понятливых людей. Будь Романом! – И князь дружески потрепал его по плечу. – А знаешь, это ведь твоя судьба. Они могли приехать или раньше, или позже. Тогда, скорее всего, все было бы по-другому. Но я рад, что получилось так. Дай Бог те счастья.

Симеон Иоаннович был человеком дела. Сказал, что завтра будет крещен Камбила, так и получилось. Крестил сам митрополит Феогност. Это был важный момент. Не факт самого крещения, а то, что великий князь предложил митрополиту это сделать, и тот не отказал. Было известно, что, с тех пор как Феогност отказал князю в венчании, между ними точно пробежала кошка. Князь хорошо понимал владыку, его правоту, но тут, как говорится… сердечное желание оказалось сильнее разумного подхода. И внутренне оба были довольны, понимая, что лед охлаждения дает трещину.

Народу было мало. Симеон, ставший его крестным, нарочно почти никого не стал приглашать, чтобы бояре не подумали об особом отношении князя к пришельцу, что могло вызвать их ненужную ревность. Были Егор, боярин Василий Кочева с сыном Алексеем Босоволоковым, ровесником Камбилы. Не нужно удивляться, что у боярского сына была другая фамилия. Это случалось довольно часто. Так, у Пожарского сыновья были: Василий Андреевич Пожарский, Федор Андреевич Стародубский, Иоанн Ногавица Ряполовский, Давид Андреевич Палецкий. У известного боярина Родиона Несторовича сын стал Иваном Родионовичем Квашной. Еще присутствовали: боярин Иван Родионович Квашня, сборщик податей Борис Семенов Нестерко да боярин Василий Окатьевич.

Крещение состоялось, и из дверей Успенского собора вышел новый русский боярин Андрей Иванович Кобыла. Навсегда ушел в историю Гланда Камбила Девонович. Крещением и великий князь, и митрополит были довольны. Увидели друг друга, улыбнулись. Перебросились парой слов. К тому же митрополит получил от Андрея Ивановича, по сути, княжеский дар. Он отвалил Церкви сто рублей золотом. После крещения Андрей Иванович пригласил всех присутствующих в свое временное жилье. Митрополит уклонился от посещения, сославшись на здоровье. Он, действительно, выглядел болезненно.

А на следующий день Нестерко уже ладил возы, готовясь в качестве сопровождающего к отправке Егора. Князь не любил откладывать дела «на завтра».

Глава 8

Многое подвластно человеческому разуму: спасти умирающего, заглянуть в далекие тайны Вселенной, объявить войну, заключить перемирие… Но не может разум остановить… время.

Незаметно пробежала зима, отжурчали весенние воды, и вот лето в разгаре. Андрей Иванович с утра до ночи был занят стройкой. Он очень удивился, когда к нему, как снег на голову, явился его младший брат. Он-то и поведал о полном порабощении остатков прусского королевства тевтонцами. Погоревав о родных, Андрей Иванович взял брата за руку и отвел в церковь. Оттуда он вышел с Федором Шевлягой. Еще больше был удивлен Кобыла, когда его старший сыночек Федор принес ему горстку земляники. Глядя на ягоду, он радовался, что сын растет таким внимательным и заботливым человеком. Сам не съел, принес отцу и матери. Но огорчился, что не заметил, как наступило лето. О господи! Все же он посадил Федора себе на колени и спросил:

– С кем ты, сынок, в лес ходил?

– С Димкой да Васькой, – ответил тот.