– Воевода великого московского князя Симеона Иоанновича, – проговорил он и стал представлять остальных: – Дементий Давыдов, главный посол великого московского князя, и я, Юрий Воробьев, доверенный писец главного посла. Остальные – охрана, кучера.
Да, Воробьев сумел солидно представить москвичей. Но портил все… их вид. По несколько брезгливому выражению лица дворского они поняли, что их вид не соответствует названному статусу. И опять помог Воробьев.
– Мы с дороги, – пояснил он, – хотели бы осмотреть предложенное жилье.
Мужчина вежливо улыбнулся, исправляя свою ошибку в оценке гостей, и, широко открыв калитку, жестом пригласил москвичей пройти. То, что дворский показал, было прекрасным двухэтажным домом. С улицы он не был виден, хотя стоял невдалеке от хозяйских хором. Его окружали ливанские кедры. Между домами был фонтан. Подходя к нему, путники ощутили свежесть и прохладу, которое несло легкое дуновение ветра. Даже не заходя в дом, было ясно, что условия там замечательные. Когда же у дворского спросили о цене, тот ответил, что сейчас пойдет и доложит все своему хозяину.
– А кто у тя хозяин? – полюбопытствовал Воробьев.
На что дворский с достоинством, словно речь шла об императоре, ответил:
– Это самый богатый купец на всю Византию, а зовут его Аминф, зять самого Дурсуна. – При последних словах он поднял руку и помахал пальцем. Вот, мол, какой он знатный человек. Но команда Пожарского эти слова пропустила мимо ушей. Они пришли у него не взаймы просить. Правда, Воробьева заинтересовало, почему самый богатый в Византии купец – и вдруг сдает внаем свой дом? На что, фыркнув, дворский ответил:
– Он потому богат, что умеет считать каждую монету. Раньше здесь жили разные работники, а хозяин подсчитал, что выгоднее их нанимать, и стал сдавать опустевший дом. Да не кому-нибудь, а тем, с которыми можно завязать торговые отношения.
– Но среди нас нет к…
Пожарский так глянул на Дементия, что тот осекся, не без удивления взглянув на Пожарского: он что, знает греческий?
– Ладно, – глядя на дворского, проговорил Пожарский, – иди и решай. А то поедем искать другое место. А в торговле мы можем помочь, – и посмотрел на Давыдова.
Тот покраснел.
Дворский вернулся быстро, доложив, что хозяин согласился сдать им дом и желает с ними познакомиться. А цена…
Но его перебил Пожарский:
– А о цене решай вот с ним, – и показал на Воробьева.
Воробьев вернулся быстро и сказал, что остановились на цене пять рублев в день.
– Жадоватый, – возмутился, услышав цифру, Дементий, – а еще самый богатый!
– Ладноть, – остановил его Пожарский, – пять так пять.
Два дня ушло на покупку и пошив одежды. На третий день состоялся смотр. Они проехали по улице и почувствовали, с каким восхищением смотрели на них люди.
Вернувшись с прогона, Пожарский пригласил к себе Давыдова и Воробьева. Разговор он начал с того, что завтра следует идти в патриарший двор и договориться о приеме. И тут Воробьев вдруг «поплыл». Он признался, что считает поручение невыполнимым.
– Вот смотри, патриарх спросит, почему мы не обратились к митрополиту? Его же обманывать не будешь. И надо будет признаться, что тот отказал. А раз митрополит отказал, патриарх вряд ли пойдет на то, чтобы не поддержать своего ставленника, и тоже откажет.
– Великий князь, понимая всю сложность положения, выбрал вас как лучших знатоков Священного Писания, которое вы можете умно толковать. Вот и думайте, как луче ето сделати. Я думаю, хорошим помощником вам будет сундучок. – Князь улыбнулся.
– Так-то оно так, но все же боюсь, – проговорил Воробьев.
– Бояться надоть было в Москве. Щас надоть биться и победить, – сказал Пожарский и поднялся.
Они поняли: беседа закончена.
Глава 9
На северо-востоке Брянского княжества, там, где в реку Оку впадает речушка Любуча, расположилось небольшое поселение Любутск. Когда-то оно было частью истинно русского княжества. Но с ростом могущества западного соседа, великого литовского княжества, и ожесточенной междоусобной борьбы северо-восточных соседей, эта территория перешла к западному соседу. Здесь в целях обороны Олгерд построил небольшую крепость, дав ей название Любутск. Сюда литовцы переселили ряд боярских семей из Брянска. В их число попали и Осляби. В Любутск Нестерко и повез Егора, согласившегося жить в семействе бояр Ослябей.
От Москвы до Любутска расстояние меньше, чем оттуда до Брянска, и двести верст вряд ли наберется. А если ехать в Вильно, то… это настоящее путешествие. Поэтому издавна северо-восточные брянские бояре тяготели к Москве. С ростом же могущества Московии литовцы «забыли» о своей собственности на эти земли.
В общем, оба великих княжества втайне ожидали, что найдется князь, способный их объединить. И обе стороны видели в Василии, старшем сыне Симеона, такого объединителя. Все, кто видел мальчика и хорошо знал Гедимина, говорили, что он вылитый дед и по комплекции, и по хватке. Так что Василий уже загодя почти признавался тем объединителем, который не встретит особого сопротивления с обеих сторон. Одна сторона надеялась, что он пойдет по стопам своего великого деда, и Литва от этого только выиграет, другая же надеялась, что поскольку Василий живет в Московии, то и будет ей благоволить. Ну а пока что Москва потихоньку хозяйничала в этих землях.
Хоромы Ослябей на Оке находились в версте от начавшей приходить в упадок крепости. Когда-то это было большое и дружное семейство. Четверо из пяти сыновей были хорошей подмогой отцу. Последний, пятый, Роман, был общим любимцем. Но литовский князь, пополняя войско, забрал двоих старших сыновей. И те сложили свои головы на далекой прусской земле в битве за литовское могущество. Еще двое поплатились своими жизнями в междоусобных битвах. Сражались между собой не только князья, но и бояре. А земли Ослябей притягивали к себе любителей чужого добра, как пчел на мед. Роман, надежда родителей, был физически здоровым, развитым парнем. Было видно, что лихим будет бойцом. А еще отличался он тем, что был добрым, отзывчивым человеком, послушным родителям. Но… не стало и Романа.
Не думали старые Осляби, что переживут это горе. Но… выжили, из последних сил, но выжили. И решили ехать в Москву.
– Ей! – Петр приказал вознице остановиться, завидев какого-то мужика с охапкой дров за спиной.
Услышав крик, тот остановился, спросил:
– Че надоть?
– Да иде ослябские хоромы?
– А вон они! – Мужик махнул свободной рукой в сторону.
Так виднелась покосившаяся ограда, за которой чернели стены хозяйских построек.
– Давай туды! – крикнул Петр вознице.
Старики от радости, что великий князь выполнил обещание и прислал гостя, который привез «сына», не знали, что и делать, куда посадить, чем кормить их. Бывалый Петр хорошо стариков понял и постарался их успокоить. Вроде ему это и удалось. Вот только насчет «сына»…
Приглядевшись к гостю, они говорили:
– Вылитый, вылитый Роман.
Петр подмигнул Егору, заметив:
– Роман, давай сопричисляйся! Вишь, как встречают.
По улыбке, с какой Егор посмотрел на Петра, тот понял, что парень очень доволен приемом.
Отобедав и выпив крепкой пахучей браги, раскрасневшийся, но не забывший о своих обязанностях Петр стал раскланиваться.
– И не переночуешь? – с огорчением спросили хозяева.
– Другой раз, другой раз, ей-богу, – ударяя себя в грудь, ответил он.
Его проводили до ворот, одна створка которых висела на единственной петле, а другая валялась на земле, припорошенная снегом.
Проводив Петра, «Роман» встал одной ногой на валявшуюся створку ворот и обратился к хозяину:
– Батяня…