Падение

– Чего-то королевы нашей не видно. Всегда опаздывает, хотя живёт ближе всех к школе, – Рома повернулся к Кате. – Ты не в курсе, где наша красавица?

– С похмела мучается, – доложила Катя. – Вчера с Князем гуляла в «Метрополе».

– Надеюсь, хоть на вечеринку придёт, – вздохнула Настя.

– Ну уж если учиться не хочет, то пожрать-то на халяву приползёт, – поспешил успокоить её Толик.

– Ты сегодня ставишь рекорд глупости.

– Всегда пожалуйста, малышка.

– В этом плане тебе ещё есть куда расти, -подлила масла в огонь Катя.

– Да, я ещё не расправил крылья, или как там.

– Сокола видно по полёту, —вставил свои пять копеек Володя.

– Да петух он! – усмехнулся Рома.

– Ну вас на… Давайте лучше музло заценим, -Толик начал прочёсывать трек-лист в Spotify. – Во, Моргенштерн!

Зазвучали первые строчки незабвенной нетленки «Молодость».

– Выруби нахер! – прикрикнул Рома.

– Ты чё, Морген зачётный! – возразил Толик. Но подчинился.

– Да клал я на него. И вообще – наши говнорэперы строят из себя крутых, а у самих кишка тонка. Вот американские в бандах состоят, стреляют друг в друга.

– Не знал, что у тебя такой… тонкий и взыскательный вкус.

– А то. Зацени-ка, – Рома задрал футболку почти до подбородка. Во всю ширину груди раскинул крылья серый двуглавый орёл. Вместо короны над ним красовалась бордовая пирамида с глазом внутри. Кожа под свежей татуировкой была ещё раздражена.

Толик присвистнул.

– А ты, оказывается, патриот…

Рома ухмыльнулся.

– А вот ещё одна.

Он закатал правый рукав. С внутренней стороны предплечья на замерших в немом восхищении зрителей оскалился пронзённый ножом череп.

– Вау, как у реальных зеков!

– Не, она не совсем такая, мне нельзя, – Рома закатал рукав. – Это мне дядя Женя набил, батин кореш. Он недавно с зоны откинулся, по УДО. Что так смотришь, Настенька? Закрой ротик, а то муха залетит. Ну нельзя в нашем городе заниматься бизнесом и не пересекаться с подобными персонажами. Ты не знала? У нас дома, сколько я себя помню, всегда ошивались самые отборные… сливки общества. Сам Князев пару раз заезжал.

– Да, батяня твой жить умеет…

– Пошёл он. Душнила… Всё учит меня, как жить, а сам ни хера, по большому счёту, не втыкает. Все его понятия уже устарели. Я раньше ненавидел мать за то, что она сбежала, но со временем всё лучше её понимаю, – Рома махнул рукой. – Все они старые динозавры, которые скоро передохнут и наконец освободят место. Приходит наше время.

– Ну, ты как-то слишком… – пробормотал Эдик. – Родителей надо ценить, какими бы они ни были.

Рома иронично покосился на него:

– Можно я запишу твои слова? А то забуду.

В воротах школы показалась Юля Воробьёва. Худенькая блондиночка в бедной плохо сидящей одежонке. Лёгкая, почти воздушная, тоненькая фигура. Бледное лицо, грустные, влажные карие глаза. На губах играла мечтательная улыбка. Как правило, к ней никто не подходил и не заговаривал. От неё веяло отчуждённостью. Она никого не впустила бы в святая святых своего внутреннего мира, даже если бы нашлись желающие.

– Шёл по крыше воробей, нёс коробочку соплей… – пропел Толик. Настя пнула его в голень.

– Ты когда-нибудь сменишь пластинку? Юль, привет! – она улыбнулась и помахала рукой Юле. Та замерла, смотря на неё, и откинула со лба закрывавшую один глаз слишком длинную чёлку. Уголки губ раздвинулись чуть шире.

Настя подошла к ней и приобняла одной рукой за плечи.

– Слушай, у меня сегодня в семь небольшая вечеринка. Так, ничего особенного, просто музыка, танцы… Хочешь, приходи.

Юля застыла, неуверенно улыбаясь. Наконец она кивнула:

– Хорошо, я приду.

– Буду ждать, – Настя чмокнула её в щёчку и вернулась к друзьям.

– И нафига ты эту лохушку позвала? – вопросительно приподняла бровь Кузнецова.

– Она славная. И умнее, чем кажется. Она всегда мне помогает с уроками и по дому, даже когда я не прошу. По душам поговорить с ней классно. И даже поплакаться.

– Вот в это я охотно верю, – Рома цыкнул слюной сквозь стиснутые зубы. – Наверняка она и сама поныть любит.

– Чего вы к ней цепляетесь?

– А чего она сама зажимается? Вела бы себя как все, никто бы её не трогал.

– У неё строгое воспитание.

– В этом всё и дело. Такие ничем от остальных не отличаются, просто выдрессированы, а мнят себя лучше других. И мамаша её нос задирает. Мимо проходит, рот кривит, будто дерьма под нос сунули.

– Ласки ей не хватает, – высказал экспертное мнение Толик. – Продрать разок по-человечески, небось по-другому запоёт.

– Ты бы стал мараться?

– А ты нет?

– С болью в сердце уступаю её тебе. Чем не пожертвуешь ради лучшего друга.

– Давайте не будем никого оскорблять и ругаться, – попросила Настя. – Просто все приходите сегодня вечером.

Из флигеля, в котором располагались школьная библиотека, компьютерный класс и мастерские для уроков «технологии», к входу в основное здание направилась Татьяна Андреевна – учитель литературы. Неся под мышкой какие-то конспекты и справочники. В длинной чёрной юбке и застиранном сером кардигане, с коротко стриженными тёмными волосами, она выглядела лет на десять старше своих сорока. На лице и во всём облике читалась прежде всего усталость – от мужа, учеников и от жизни в целом. Окончательно её подкосила трагедия, случившаяся полгода назад. Её сын, поступил в Нижегородский политех. В ноябре, на студенческой вечеринке, он перебрал водки с энергетиком, и во сне у него остановилось сердце. Шок от этой новости усиливался тем, что паренёк был одним из лучших учеников и отличался примерным поведением.