Рок. И посох в песках оружие. Книга 2. Том 1 «Угроза из прошлого»

– Гамилькар прав! – подал свой голос Фульвий, – Ты можешь там погибнуть! А за что? Ты осознаешь, на что ты себя обрекаешь?

Сцевола не мог поверить в услышанное.

– Вот-вот! Он закончил свою фразу слово в слово, созвучно с твоей! Да, Фульвий, я полностью отдаю себе отчёт в этом! И, не знаю, почему, но мне очень хочется попасть в Африку?!

– Но, как же, Антоний? А твои родственники? Они, наверное, уже с ума сошли от известия о твоей смерти? Неужели же, ты, не хочешь их обрадовать?

– Здесь все в порядке, Фульвий! Родственникам Гамилькар, почти сразу, отправил весточку обо мне, чтоб не волновались и не поддавались настроениям от пришедших вестей! И это очень благородно с его стороны, если учесть, что наши военные утопили его жену и сына.

– Я слышал про это. – Сцевола поморщился, – Ну, что же, я рад, что повстречал тебя! Повстречал своего соратника, которого считал утраченным и оплакивал как погибшего! Надеюсь, на твоё везение и возвращение! Судьба благосклонно оставила тебе жизнь прошлый раз, будем надеяться, что Фортуна не отвернётся и на этот раз!

Трибуны, взялись за предплечья и локти друг друга, улыбнулись, и Сцевола, развернувшись к своему строю, скомандовал:

– Центурионы, командуйте движением! – и, не оглядываясь более на Бриана, повёл колонну через город…

Бриан, проводив взглядом колонну своих соотечественников, вернулся к Гамилькару.

– Ну, что, получил разнос за своё необдуманное решение? – Спросил совершенно серьёзно Гамилькар.

– Почему, не обдуманное? Мои рассуждения взвешены и подвергнуты тщательному анализу! Мне не хватило удачи на одной войне, думаю отыграться на другой! – попытался пошутить Антоний, улыбнувшись в конце фразы.

Гамилькар вдруг помрачнел. Лицо его отразило внутреннее, глубокое раздумье.

– Боюсь, Бриан, эта война будет страшнее прежней! Да, и сражаться придётся со своими бывшими соратниками. А это тяжело! Тяжело не только тактически! Но и, потому, что рассудок заполнен воспоминаниями об этих людях, а также, и сердце не хочет их рассматривать в качестве врага! Но, – Гамилькар, тоже, попытался улыбнуться и развеять налетевшую грусть, – есть надежда, что недоверие и ожесточение на той стороне, уступит место разуму и терпению! Ну, а нам, придётся ещё снять гарнизоны Солунта и Лилибея!

Гамилькар повернулся к бывшим пленным соотечественникам:

– Сограждане! Наступил мир, после стольких лет борьбы, который проходил с переменным успехом, для обеих сторон! Но, вы, попавшие в плен, наверное, уже забыли о возможности вернуться домой, готовые к неволе и рабству. Но город не забыл своих сыновей и вот вы на свободе! На этой флотилии, всех отвезут в Карфаген, где вас давно ждут ваши родные! В добрый путь, сограждане! Пусть дорога домой будет вам коротка и легка! Сапфон, командуй погрузкой!

Заместитель Гамилькара стал руководить процессом погрузки, распределяя их по галерам. Гамилькар молча наблюдал за этим со стороны, думая о чём-то своём…

Вдруг, неожиданно, в порту появилась большая боевая галера, трубы с которой огласили гавань о своём прибытии. Гамилькар оторвавшись от своих дум, посмотрел на неё…

– Диархон! – определили, стоящие позади Гамилькара воины.

Антоний Бриан, с любопытством рассматривал боевую гептеру, подходившею к пирсу гавани. Римляне, строя свой флот практически скопировали галеру карфагенян, но все же внесли в неё ряд модификаций. При этом процессе, скорее всего, сказалось влияние греческих мастеров, кои помогали Риму создавать свой флот. Римская галера была длиннее, в функциональность которой стала входить перевозка пехоты. В бою, римляне стремились вступить в абордажную схватку, а это требовало места размещения войск. Именно отсюда римская галера стала более протяжённой. Её протяжённость была увеличена под пехотное соединение – манипул в 250 принципов. Ещё, ей был удлинён ряд весел, а нос галеры оборудовали «вороньим» мостом, для переброски его на вражеский корабль и его захвата. Антоний служил именно на такой квинквиреме или квинтиреме, как называли её сами латиняне, поэтому, в совершенстве видел различия между сравниваемыми галерами. Гептера была несколько выше. Спереди на носу, и сзади, на корме, стояли тяжёлые онагры! А ближе к середине, по разные стороны палубы – различной величины баллисты. На корме, стояли по паре «скорпионов» с каждой стороны. Таран тоже имел различия. У гептеры он был похож на заострённый нож с небольшим изгибом наверх. Когда он пробивал борт вражеского корабля, он как бы разрезал корабль от места пробоя к нижней кромке дна! Получалась огромная пробоина, из которой гептера с лёгкостью выходила назад, для продолжения сражения. Все это обуславливало, при хорошей натренированности весельных команд, быструю атаку и выход из неё. Римские же тараны, отливали для устрашения в виде страшных голов драконов и других подобных чудовищ. Да, несомненно, это имело устрашающий вид! Но в бою, после тарана, освободить галеру было очень трудно, или практически невозможно! И поэтому, нередко, протараненная галера повисала на квинтиреме и отпускала её, только утопая… Ещё, гептеры, оборудовали большим количеством парусов, особенно косых передних – так называемых гафелей! К тому же, в палубе у кормы было ещё одно отверстие, для вспомогательной мачты, наверх которой, кроме основного паруса, вешали и малые – брамселя… Все это убыстряло ход гептеры и удар её массы в купе с большой скоростью, был весьма разрушителен и часто разрезал тараном корабль противника на две половинки…

Между тем, гептера медленно пристала, воткнувшись в обмотанный канатами буфер пирса, для смягчения толчка при швартовке. На её борт подняли сходни, и по ним быстро сбежал высокий человек с пышной шевелюрой и бородой. Его жилистая, морская фигура хорошо контрастировала с портовым людом. Он огляделся и, определив, для себя, в каком направлении нужно двигаться, продолжил движение по набережной…

– Диархон! – услышал он, через головы снующих по набережной людей, и с высоты своего роста увидел пытающегося протиснуться, сквозь толпу к нему, Гамилькара.

Улыбнувшись во всю ширину своей бороды, он двинулся навстречу! Вот, наконец, миновав бывших пленных соотечественников, восходящих на корабли, он вышел на открытое место, куда протиснулись и Гамилькар, и окружающие его воины…

– Диархон! Я ждал тебя только завтра! Ну-ка, рассказывай все по порядку! – Появление этого человека, явно подняло настроение стратега.

Диархон, приблизившись, поприветствовал всех наклоном головы. Лицо его было темно от загара, какой бывает только у мореходов. Ветер и солнечные лучи, делают их кожу отличительной от кожи всех остальных людей, не связанных с морем. Он продолжал улыбаться, хотя улыбка пряталась в его бороде, но чрезвычайно добрый и прямой взгляд, излучал теплоту и радость, от которой всем стало радостней и веселее…

– Клянусь, сном Нереид! Мне так приятно, вновь оказаться на земле Сицилии! Но жаль, только, ненадолго! Ведь мы, навсегда, покидаем её! Сколько, здесь, всякого пережито и оставлено в памяти! Все события, происходившие здесь, на этих полях, на этих горах и холмах, не в состоянии описать не один мудрец в течение всей его жизни! Скольких товарищей мы потеряли на этом острове и, скольких потерял Карфаген до нас?! Моей душе трудно смириться с мыслью, что мы оставляем свои притязания на владение частью острова! Но прошлое не вернуть! И мне становится немного грустно от этой мысли! – Диархон вплотную подошёл к группе, окружающей Гамилькара, он внимательно поглядел на, стоящего рядом с Баркой, Антония, – Я могу говорить, свободно и открыто? – Спросил он Гамилькара.

Вместо ответа, Гамилькар крепко обнял старого боевого товарища…

– Можешь, Диархон! Это наш новый товарищ, Антоний Элиот Бриан! Он бывший трибун Римской армии. Но, сейчас, остался с нами по зову своего сердца, добровольно! Я доверяю ему!

– Хорошо! – отреагировал Диархон, но в его голосе, все равно чувствовалось недоверие, которое ему было трудно преодолеть, – Твои дети в Карфагене! В родовом доме! Ганнибал уже собирает из местных мальчишек свою маленькую армию! Гасдурбал изучает географию, а Магон с Иолой и её детьми, сажает цветы в саду! Кстати, у тебя я встретил архитектора из Коринфа Афоклиса, он собирается заложить в Мегаре храм Адониса! Домочадцы твои все в порядке – ждут твоего возвращения! Саламбо находится в Коринфе и скоро вернётся в Карфаген! Мне придётся отрядить флотилию для её сопровождения! – Диархон снова посмотрел на Антония, раздумывая, видимо, продолжать ли начатое дальше.

Антоний повернулся, чтобы отойти в сторонку. Он не хотел, мешать человеку, сомневающемуся в нем по каким-то своим причинам, но был остановлен рукой Гамилькара, которая легла ему на плечо.

– Я же сказал, Диархон! Ему можешь доверять как мне!

Диархон, извиняясь, положил руку на своё сердце и слегка наклонил голову.

– Совет Тысячи Одного проголосовал за то, чтобы ты взял бразды правления в войне с мятежниками! Полномочия обещают самые неограниченные, включая протекторат! Но, самое главное, Киферон выяснил, что за подкупом верхушки, начавшей бунт, действительно, стоит Наместник Гелы Децим Скрофа!

Диархон полез за пояс плаща и достал тубу, наподобие тех, что используются в римской армии для перевозки писем и приказов и протянул её Гамилькару. Антоний хорошо знал такие! И эта была, несомненно, одна из них! На ней была гравировка на латыни… Разобрав часть надписи, Антоний понял по ней, что эта туба из храма Януса…

– … Спендий, Дуфф, Матос, Безерта, Асторий, Авторит и другие подкуплены им! – продолжал Диархон, пока Антоний всматривался в тубу, – Безерта и Асторий мертвы, вместе с отрядом, который двигался с ними в Африку! Но, старый Скрофа перехитрил Киферона, и Матос со Спендием ушли другим путём! Каким, нам не известно? Военные корабли с Гелы не выходили! Значит, он посадил их в торговое судно! Но их вышло множество, и отследить было невозможно! Все держится в тайне! Если кто и об этом знает в Сенате, то только самый узкий круг! Это, несомненно, самая агрессивная часть Сената и орден, засевший в храме Двуликого…

От этих слов Антоний вздрогнул… Он никак не думал, что карфагеняне так хорошо разбираются в пантеоне Римских Богов!

– …Но, все это, произошло уже несколько недель назад! Спендий и Матос уже в центре заговора! Ну, а Безерта и Асторий, как я уже сказал – в свите Диса! – Закончил Диархон.

– Киферон и его люди, не ранены? – с тревогой спросил Гамилькар.

– Их при этом было только двое! Обстоятельства сложились так, что не было времени, ждать людей! Они их встретили в каком-то месте, где тем нельзя было разыграть карту своего численного превосходства. Была ночная схватка, результат её у тебя в руках Гамилькар! Можешь послать послов в Рим, с этой тубой! Правда, там не все бумаги. – Заметил Диархон.

– Как не все? – удивлённо заглянув в тубу.

– Там нет титульных листов Республики, согласно которым можно было бы подтвердить их принадлежность мятежникам, – Скрофа, обманул Безерту! Но то, что Киферон оставил себе, может нам помочь в дальнейшем! – пояснил Диархон.

– Что, у него опять возникли планы кого-то дальнейшего действия? – голос Гамилькара изменился, наполнившись тревогой и опасениями, – Киферон, что, все не как не может отойти от приключений, пережитых на Туманной земле? Ему мало их? – Гамилькар покачал головой, явно не одобряя действий этого человека, – Я обещал его жене, что привезу его с собой с Сицилии! Я дал слово! Он, что не знает об этом? Что, теперь, я скажу его жене и её детям? Где этот сумасброд?

Гамилькар загорелся гневом…

– Отправился в свиту Спендия или Матоса? Точно не знаю? Его связной сказал, что он это сам ещё не знает! И будет действовать по обстановке!

Гамилькар открыл рот, не в силах произнести ни слова от распирающего его гнева и удивления храбрости этого человека…

– И, что теперь? Как нам с ним связаться? – только и смог произнести он, – Он в своём уме? А, что если его, кто-то узнает или выдаст? Хотя, постой, он ведь может также прикинуться последователем мятежа, как и другие?! А, что в этом что-то есть! Ай да, Киферон!.. Рисковый, но очень умный и храбрый человек! Я догадываюсь, что его повлекло в гущу к врагу?!

Гамилькар погрузился в размышление…

– Что же? – теперь, потеряв терпение, как раньше его терял Барка, спросил Диархон.

– Он три года назад, дал одно обещание! Я, тогда, был слишком погружен в себя! Боль раздирала мне грудь! А он, испытывая и боль, и ярость одновременно, пообещал мне, что достанет этого человека, что стал вдохновителем этого события! И, наверно, он почувствовал, что наступил на след!

Более Гамилькар не произнёс ничего, погрузившись в раздумье…

Диархон повернулся к остальным, поняв, что не стоит сейчас отвлекать Гамилькара.