Поход Ивана-дурака за смыслом

– Закон всегда средство, – безумно упрямилась Лягушка. – Он принимается зачем-то, то есть за ним собственно и стоит смысл. Например, чтоб порядок был. Тогда смысл – это порядок. Или чтоб всем мерзее было – для царского или боярского удовольствия. Тогда смысл – царское или боярское удовольствие от всеобщего омерзения.

– А почему смысл не само омерзение? – вмешался со своим непониманием Иван.

– Потому что, как я уже сказала, смысл не должен быть производным от других смыслов. Омерзение ценно не само по себе, а как причина удовольствия для правителей. Если правители не получают удовольствия от омерзения своих подданных, они не станут его поощрять, так как смысла в этом не будет. Всегда, когда видишь подобие смысла, проследи всю цепочку и выясни, не стоит ли за ним что-нибудь ещё. Настоящий смысл там – в самом начале. Потому что смысл всеобязательно и во всех случаях первичен. Он не может быть производным ни от чего другого ни в каком отношении.

– Какой же смысл в таком случае стоит за исполнением царской воли? – съехидничал господин Брыкля.

– У каждого исполняющего может быть свой, – оставалась неколебимой Царевна-Лягушка. – Кому слава нужна, кому власть, кто о семье радеет, а кто хочет осуществить себя через исполнение своего долга. Дураки просто так царской воле следуют, им, как известно, смысл не нужен и неведом.

– Значит, адвокаты, по-вашему, все дураки? – ощерился Павлин Матвеевич.

– Если только федеральные, – дерзнула Царевна-Лягушка, которой, судя по всему, терять было нечего.

– Разве федеральные адвокаты своей выгоды не имеют? – по-дурацки удивился Иван.

– Конечно, не имеют! – обиделся Брыкля. – Ничего себе, всё царю и людям.

– Не потому ли в вашем царстве и смысл пропал, – продолжала в своём духе Лягушка, – что царь слишком много дураков вокруг себя развёл.

– Какая же ты наглая, Царевна Лягушка. Никогда таких отчаянных не встречал. Это опять экстремизм. Какой-то прямо рассадник оного в Тёмном лесу. Надо бы сюда комиссию направить по расследованию.

– Давай-давай – направляй. Мы любим всякие комиссии, они обычно жирные да мясистые. Чудищам Тёмного леса питаться надо.

– Ну нас-то вы не съедите. Как выяснилось, никто и не собирался нас есть, потому что у нас высокое предназначение, – федеральный адвокат явно намеревался устроить-таки скандал.

– Целиком, может, и не съедим. И ноги оставим, чтоб вы ушли отсюдова поскорее. А вот руки, уши, носы вполне можем обглодать, – сообщила лягушка и своим невероятно длинным языком тут же коснулась второго подбородка Брыкли. Язык был шершавым и липким.

Федеральный адвокат ужаснулся.

– Гребём отсюда, – профессионально посоветовал он Ивану, – пока она нас до инвалидности не обглодала.

И погребли они по трясине-топи. Однако гребли недолго, потому что болота имеют склонность засасывать случайных путников на свою мутную глубину, не считаясь с тем, официальные они или федеральные. Через какие-то мгновения одна только самописная грамота всплыла на поверхность. Работы у неё было много, так как она пропустила предыдущий сеанс и в Центре уже волновались. Шифровка включала полное обобщение вновь полученного опыта, но на этот раз в резко отрицательном ключе.

Что нельзя пережить, то не смысл. С неосуществимостью чего можно смириться, то не смысл. Чему нельзя посвятить всю свою жизнь или ради чего нельзя отдать свою жизнь, то не смысл. Что не становится предметом устремлений и конечной целью всей деятельности, то не смысл. Что ради чего-то ещё, а не всё остальное ради него, то не смысл. Что не мерило для всего и не источник всех оценок, то не смысл. Что не отражает особенное измерение бытия и особенный аспект личности, то не смысл. Что не может быть усвоено любым разумным существом независимо от его индивидуальных особенностей или принадлежности к какой-нибудь категории, то не смысл. Что зависит от переменчивых обстоятельств и не сохраняет свою значимость во всех возможных мирах, то не смысл. Что зависит от картины мира, а не само её задаёт, то не смысл. Что может надоесть или ещё как-нибудь обнаружить свою ограниченность, то не смысл. На чём нельзя остановиться и что нельзя спроецировать в вечность, то не смысл. Что нельзя представить как абсолют за пределами повседневности и природы, то не смысл. Что можно свести к чему-то другому, что является производным от чего-то другого, его формой, средством или знаком, то не смысл. Фоторобот почти готов.

Глава XVI. Действительность

В довершение ко всему Иван-дурак и федеральный адвокат Павлин Матвеевич Брыкля чуть не утопли в болоте Тёмного леса. Не утопли они совсем только потому, что напоролись на разъярённую Кикимору Болотную. Почему она была разъярённая? Вообще-то она спокойная, пока не заведётся. А заводится она с пол-оборота. Тут же, во-первых, они потревожили её в её владениях. А во-вторых, пробудили её голод, о котором она почти забыла.

Болото является высшей формой Тёмного леса. Если вы пребываете в Тёмного лесу достаточно долго, даже не двигаясь, вы непременно окажетесь в болоте, и уже никогда оттуда не выберетесь. Поэтому с Тёмным лесом лучше не шутить и слишком часто туда не забредать. В нашем царстве-государстве народ отчаянный и любит хаживать в Тёмный лес за делом и без дела. Потому многие там на всю жизнь и остаются. Смотришь на такого: он вроде бы тут, а на самом деле в Тёмному лесу. И даже более того – он живой утопленник, плавающий в болоте своего мозга. В каком-то смысле вся эта топь-трясина уже вся состоит из наших слишком отважных сограждан. Чтобы как-то их поголовье проредить, и живут там специальные Кикиморы.

Кикиморы такие страшные, что одним своим видом способны отрезвить и вернуть к Белому Свету любого, даже если его сознание замутнено и затуманено сверх всякой меры. Вот и теперь Кикимора так испугала дурака и с его адвокатом, что те засучили ручками и ножками интенсивнее своих заводских тактико-технических характеристик. А она ещё дала им подводного пинка в качестве гуманитарной помощи. Теперь сидели они на болотных кочках промокшие и виноватые, а Кикимора проводила с ними последний инструктаж.

– Тёмный лес, господа нехорошие, тоже имеет отношение к смыслу. Он его суррогат, или, говоря по-русски, заменитель. Почему людишки сюда повадились. Потому что когда ты в Тёмном лесу, тебе как будто никакой смысл не нужен. Всё так размыто и неопределённо, что возникает авось. Авось – это такая пустая надежда, у которой форма смысла, а внутри ничего нет, кроме каши болотной. Это когда ил, тина, ряска и всякий мусор взбиты и перемешаны. И человечек в таком состоянии живёт, будто смысл у него есть, хотя на самом деле его нет. В голове у него вообще отсутствуют какие-либо чёткие понятия, всё как в дыму.

– А у меня не так, – решил поучаствовать в дискуссии Иван. – У меня в голове вообще ничего нет и потому всё совершенно ясно.

Кикимора тут же больно шлёпнула Ивана своей перепончатой клешнёй.

– Молчать, дурень.

– Позвольте, вы не имеете право колотить моего клиента. Это незаконно, я буду жаловаться. Даже в самом болоте Тёмного леса у нас есть права, – заскулил Павлин Матвеевич, не забывая, что он адвокат.

Кикимора и его ткнула своим чешуйчатым хоботком.

– Заткнись, гнида. Убью. Обоих.

На таком недружественном фоне Иван и Павлин решили слегка присмиреть.

Кикимора заложила за свою многогорбую спину часть лапок и стала степенно прохаживаться между кочками.

– Важным отличием смысла от несмысла, которое вы должны добавить к своему фотороботу, это его действительность. Что это значит. Это значит, что у смысла есть непременно след в нашем мире. Что это значит. Это значит, что живут в наше время или жили в когдатошние времена люди, которые его исповедовали. Не может быть, чтобы смысл был, а людей, которые им живут, не было. Это не смысл тогда, а дрянь какая-то. Смысл вдохновляет. Коли вдохновляет, то кого-то, хотя бы небольшую группу. Коли вдохновляет, то на что-то, хотя бы на какие-то интересные действия, в том числе совместные. И всегда можно найти следы этой деятельности – в виде стишков, домишек, картинок, засечек, ножичков, горшочков или ещё чего-нибудь.

Дерзкий Иван осторожно приподнял руку.

– Ну чего ещё, – разрешила ему спросить строгая Кикимора.

– А ну как смысл новый. Только-только открылся и ещё не успел толком никого ни на что вдохновить.

– Отличный вопрос, – Кикимора пощекотала Ивана свои ороговевшим стрекалом. – Вообще на Руси можно что угодно найти, потому что Русь большая и границ у неё, как широко известно, нет. И разных медвежьих углов, где живут те, о ком никто не слыхал, навалом. Надо только поискать хорошенько. Но если вы всю Русь исходили и вдруг не нашли, то на этот случай есть ещё другая Русь – Невидимая. Туда-то вы для надёжности сразу и отправитесь. Там всё есть – даже то, чего на видимой Руси ещё нет, а может, и не будет никогда.

– Как же мы там увидим какой-либо смысл, есть она невидимая? – продолжил свою линию Иван.

– На то будет дано вам зрение духовное.

– Кошмар, – преодолел обуявшую его робость Павлин Матвеевич, – как же мы будем ориентироваться по невидимой стране, да ещё если это Русь, да ещё без карты. Это вопиющее нарушение прав человека.

– А вот для этого, милостивые государи, Тёмный лес выделяет вам от щедрот своих зверя особого – собачку говорящую. Зовут пёсика Вындрик.

– Очень мило, – съязвил федеральный адвокат. – А грамота самописная с нами пойдёт?

– Нет. В Невидимой Руси она не может действовать, разве что писать невидимыми чернилами, но этого никто не сможет прочесть. Так что сейчас она отправит последний отчёт и станет одним из нас – чудищем Тёмного леса.

– Погодите, – грубо перебил Иван, – а почему вы, чудища Тёмного леса, вообще мне помогаете? Могли бы и сожрать давно.

– Потому что все чудовища Тёмного леса – это на самом деле сотрудники царственной безопасности. Это было с самого начала их задание.

– Вот-те раз. А почему все чудовища Тёмного леса – это сотрудники царственной безопасности?

– А потому что все сотрудники царственной безопасности – это чудовища Тёмного леса.

По итогам этого заявления Иван погрузился в своё обычное дурацкое недоумение, Павлин Матвеевич понимающе кивал, а грамота самописная отправляла свой последний отчёт.

Если кто возьмёт себе смысл, который невозможно пережить, такому человеку придётся заставлять себя жить ради чего-то придуманного, что его не вдохновляет.

Если кто возьмёт себе смысл, принципиальную неосуществимость которого можно стерпеть, ему от этого смысла не будет ни холодно, ни жарко и он ничего не будет делать ради него.

Если кто возьмёт себе смысл, которому нельзя посвятить всю свою жизнь и ради которого нельзя отдать свою жизнь, жизнь такого человека будет дырявой, вялой и полной пустоты.