Самописная же грамота тем временем продолжала спокойно работать и передавать в Центр важные сведения. Смысл есть твоё состояние, невозможность которого нестерпима, за которое ты готов отдать или потратить всю свою жизнь, к которому ты стремишься каждым своим действием и всеми действиями вместе взятыми, важнее которого для тебя ничего нет, по которому ты оцениваешь всё остальное и которое связано с некоторым особенным аспектом всего бытия и тебя самого.
Глава IX. Всемство
Обгорелый Иван решительно выполз из кустов. Тут его уже поджидал федеральный адвокат собственной персоной.
– Как же тебе удалось, Павлин Матвеич, деться неизвестно куда и одновременно оказаться за самым толстым деревом?
– Что вы такое говорите, Иван. Это же незаконно. Покинуть клиента в самый разгар оказания юридических услуг, при этом деться неизвестно куда, при этом спрятаться за самым толстым деревом. Не-за-кон-но. Поэтому ничего такого я сделать в принципе не мог.
– Ловок, что и говорить.
– То-то. Учитесь, пока царь платит мне за вас гонорар.
– Мне учиться бесполезно и даже вредно. Я дурак.
Этим заявлением Иван невольно сгенерировал неловкую паузу, в ходе которой путники обратили внимание, что находятся на опушке близ поляны, на которой расположилась диковинная избушка-трансформер, вся состоящая из дверей. Окна, крыша, стены, крыльцо – всё это были двери. Через них входил и выходил глубочайший во всех смыслах старик, чьё лицо было настолько испещрено морщинами, что кроме них ничего нельзя было различить. Нос, глаза, уши, губы – всё это были морщины. Причём их причудливый узор постоянно менялся, будто волны в океане.
Старик заметил странников и молча спросил, что они тут забыли и вообще они кто.
– Смысл ищем, – бодро и звучно отвечал Иван.
– Мы, стало быть, смыслоискатели, – дипломатично заметил Павлин Матвеевич, не желая выдавать Ивана и свою личность незнакомому незнакомцу.
– Для кого ты ищешь смысл – для себя али ещё для кого? – как всегда основательно подошёл к делу дед. Этот вопрос он задал вслух.
– Я дурак, дедушка. Мне смысл без надобности. Меня царь послал.
– А царю смысл нужен токмо для себя или ещё для кого? – не унимался въедливый дед.
– Я не спрашивал. Дураку понятно, что царь не о себе думает, а обо всех.
– Вона как. А твой царь над кем царь?
– Знамо над кем. Над всею Россией.
– Это ладно. Но у России границы где?
– Кто из нас дурак? У России границы нигде. Нету их. Границ у России.
– Надо же. А кто в России живёт?
– Да кто только в ней ни живёт. Голядь, чудь белоглазая, чудь заволочская, готы, крымские готы, поморы, татары, цыгане, евреи, армяне, рахманы, челдоны, чучуны, гаргары, сиртя, онкилоны, псоглавцы…
– Индейцы живут? Пигмеи, папуасы, готтентоты? Орки, гоблины, эльфы, хоббиты, гномы, тролли? Рефаимы, циклопы?
– Позвольте, – экстренно вмешался бдящий Павлин Матвеевич. – К чему все эти вопросы? Не отвечайте, Иван. Вдруг это господин, чьего имени мы даже не знаем, пытается извлечь из вас разведывательную информацию о вашей базовой стране. Это будет нарушением всех законов.
– Я Дед Пихто, меня в этом лесу все знают. И я не для саморазвлечения спрашиваю, – прищурился Дед. – А токмо ради нужды ивановой.
– Нужда Иванова? – не понял адвокат. – Какая такая Нужда Иванова? Надежду Иванову знаю, она у нас секретарь федеральной палаты. Называя же её Нуждой вместо Надежды, вы покушаетесь на самою суть всей адвокатуры. За это мы можем устроить вам такую обструкцию, что…
– Спокойно, – рискнул прервать Павлина Матвеевича Иван, – тут я дурак, а не ты.
– Спокойно?!! Это вы мне указываете быть спокойным?!!! Да за такое я вас всех сгною! По судам затаскаю до полного истощения!!!
– А ведь Иван может написать докладную царю в связи с таким вашим поведением, – объективно заметил Дед Пихто. – Так что до суда дело может и не дойти. Вас сюда вообще зачем прислали.
Павлин Матвеевич вдруг замолчал, покраснел, потом побледнел, потом пошёл пятнами.
– Итак, Иван, – не моргая, продолжил Дед Пихто, – для кого ты смысл ищешь – для псоглавцев али для чуди белоглазой?
– Не знаю. Царь мне про это ничего не говорил. Неужто у них разные смыслы.
– Могут быть и разные. Поди скажи чучуну, что у него такой же смысл, как у чуди, или наоборот. Он тебя зарежет.
– Кто – чучун или чудь?
– Тебе будет уже всё равно.
Иван замер во внезапном испуге.
– Вот беда-то. Что же мне теперь делать.
Дед Пихто сел на дверь-крыльцо и подпёр голову руками.
– Эх, вот бы узнать, кому царь смысл приискивает, тогда бы я тебе помог. А так не могу.
– Тут и узнавать нечего, – снова подал голос Павлин Матвеевич. – Царь у нас демократический. Можно даже сказать, самый демократический царь всех времён. Так что все благодеяния он оказывает не иначе как всем.
– Уверен? – испытующе зашевелил морщинами Дед Пихто. – А то ведь у многих его подданных даже физиология разная. Что одним хорошо, другим окончательная смерть, и наоборот.
– Не знаю как насчёт уверен, но не сомневаюсь. Наш царь-батюшка равноудалён от всех физиологий.
– Ну что же, – заулыбался всеми морщинами Дед Пихто, – значит, и от аблакатов бывает польза. Прошли вы, получается, испытание.
– Какое испытание? – удивился Иван.
Адвокат возгордился собой до полного онемения.
– А такого, что ты и правда смысл ищешь. Потому что настоящий смысл – это такая штука, которая для всех и для любого, она может быть усвоена любым разумным существом независимо от его физиологических особенностей али принадлежности к тому или иному разряду. То есть, конечно, каждый может взять свой смысл, отличный от другого, но может и тот же взять. Например, армянин может взять смысл еврея, а еврей может взять смысл армянина.
– Это какая-то невероятная, фантастическая всеядность, – снизошёл из сфер гордости Павлин Матвеевич.
– Фух, – перекрестился Иван. – Это же хорошо, что мы прошли испытание? Значит, можем идти дальше?
– Конечно, хорошо, – подмигнул одной из морщин Дед Пихто. – Потому что никуда вы отсюда не пойдёте. Я вас в своей дверной избушке закрою навеки и буду там сушить. Будут у меня сушёный дурак и сушёный аблакат.
– Федеральный адвокат, – заметил федеральный адвокат.