Аллегро с Дьяволом – II. Казань

Удара толком никто не видел. Вот стоят, орут, и вдруг Конюх отлетает метра на два от Пастуха. Ладонь-то ладонью, а удар получился дай Бог. Развернувшись, Пастух помедлил, будто не зная что теперь делать, огляделся и быстрым шагом направился к танку. Танк он знал, мог управлять, мог стрелять. Он еще не решил, что он сделает с кишлаком. Ладно, потом разберемся.

Леший понял, что в голове у Аркадия, и сказал стоявшим рядом солдатам:

– Его нужно остановить, а то он сейчас наделает, век не расхлебает. Давайте бегом.

Они настигли его уже у танка. Еще несколько дней назад Пастух раскидал десяток солдат. Но сейчас он был слишком зол, чтобы драться вполсилы. Он не хотел никого ломать. Поэтому его довольно легко скрутили. Пара бросков, пара синяков да пара ссадин. Действительно, легко – сами не ожидали. Пастух не столько дрался, сколько рычал. Когда Аркадию его же ремнем стянули руки, а еще чьим-то ноги, Леший сказал:

– В каптерку его, пусть посидит, остынет.

Пастуха подняли и понесли.

– Идиоты! Если дать им безнаказанно убивать, завтра еще кого-нибудь убьют. Потом еще, пока всех не перережут. Отпустите меня, я их долбаный кишлак с землей сравняю! – прорычал Пастух.

Его поднесли к вагончику. Точнее, к двери той половины, в которой хранилось в мешках сменное белье, за что она и называлась громко каптеркой.

– Пообещай не сопротивляться – снимем ремни, – сказал Леший.

– Да пошел ты!

– Как хочешь. И не обижайся, это в твоих же интересах. Потом остынешь, поймешь, а пока отдыхай.

Пастуха положили аккуратно на мешки и дверь закрыли. Почти сразу послышались удары, сотрясающие хилый вагончик.

– Сейчас дверь вышибет, – мрачно сказал Перец.

– Не вышибет, – спокойно возразил Леший.

– Да что там вышибать? Пара ударов и все!

– Ну, вышибет, а дальше что?

– Не знаю, – растерянно пожал плечами Перец.

– Не знаешь… Вот и он не знает. Поэтому по двери и не бьет. Сейчас пар выпустит, успокоится. А ремни-то он быстро снял. Кто вязал?

Поднявшись с земли, Малахов наблюдал за возникшей суетой. Когда она завершилась, он подозвал радиста Цветочника и зашел с ним в палатку, где стояла рация. Перед входом в палатку он обвел глазами взвод и понял, что это уже не его взвод, да и не был в общем-то его никогда. Да, карьера начиналась «лучше некуда». Все из-за этого чертового сержанта.

«Я тебе устрою, паскуда. Наплачешься!» – решил Конюх и нырнул в палатку.

В вагончике, легко сняв ремни, Пастух минут пять ломал ударами кулака внутреннюю обшивку, давая выход злости.

«Это он мне так сказал, что я могу воевать только с бабами», – на тот момент у Красного уже было два ордена и три медали. – «Да этот сопляк лейтеха, не нюхавший пороха генеральский сынок, их в жизни честно не заработает. Получить может и получит, а заработать – нет!» – негодовал Аркадий, продолжая крушить внутреннюю обшивку вагончика. Попав, наконец, в металлическую стойку, так что боль резанула по мозгам, и разбив оба кулака, немного успокоился. Лизнув кровоточащий кулак, он уселся на мешки.

Когда принесли остывший ужин, он, как и большинство на высоте, не стал ужинать. Никому кусок не лез в горло. Взял только стакан чая через окно.

Было слышно, как в палатке навзрыд плакала Наташа. Она же не хотела!! Она не знала!!! И теперь все считают, что это она виновата в смерти парня. А она только косметику хотела, никто не говорил, что это опасно. Здесь на высоте почти сорок солдат, танк и три этих, как их там… БТРы. В нескольких километрах база, там стоят вертолеты, пушки, их охраняют солдаты, много солдат. И там же штаб их десантного батальона. Каждый день по бетонке туда-сюда снуют машины. Правда, поодиночке, кажется, только Кок за водой ездит да Суржик с почтой, другие не ездят. Зато почти каждый день колонны наших войск проходят. Два месяца они здесь; спокойно, говорили, тут, все горы вокруг постоянно под наблюдением вертолетов и разведчиков. Ну откуда, скажите пожалуйста, она могла знать, что вот так среди бела дня могут украсть десантника и вернуть его в таком ужасном виде? Откуда?!

Мамочка, как страшно, как стыдно! Как ей теперь из палатки выходить? Как готовить? У ребят, небось, и еда из ее рук поперек глотки станет. И Аркадий… Как он мог так сказать? Господи, мамочка, почему я тебя не послушала. Сидела бы дома. И Чума, может, был бы жив, и ребенок. Получается, что только начав самостоятельную жизнь, она уже виновата в смерти двух людей – сделала неутешительный вывод Наташа и содрогнулась от новой волны рыданий.

Господи, зачем она потащилась за Малаховым на эту войну? Романтики захотела? Жены декабристов в Сибирь за любимыми, а ты, значит, на войну? Вот и получай войну грязную, пыльную и страшную.

Наташа была не права, если ее и обвинял кто-то – то только косвенно. Что с глупой девчонки взять. Малахов должен был, обязан был предвидеть опасность. Малахов отдавал приказ. Малахов из гордости не послушал совета Пастуха. Это его считали виноватым в смерти Чумы. Все считали.

А Пастух вообще не считал Наташу виновной. И про «бабу» он сказал совсем не для того, чтобы ее обидеть. Просто так получилось, вырвалось… Он слышал, как она плакала, и ему было жаль ее. И зачем Конюх ее сюда притащил?

Уложив мешки поудобней, он лег. Уставившись в низкий потолок вагончика, он вспоминал события, произошедшие с момента его прибытия на высоту. Знакомство с ребятами, с Конюхом, как первый раз увидел Наташу. Было это всего лишь чуть больше трех недель назад…

2

Из-за гор показались две «вертушки» и прошли над высотой. С высоты за бетонкой, извилисто спускающейся в долину с гор и уходящую в направлении Кушки, наблюдали два десантника, два казанца, две противоположности. Молчаливый Кок и редко молчащий, с вечной ухмылкой и слегка блатными замашкам Перец.

– Похоже, колонна подходит, – сказал Кок прищурившись, провожая взглядом вертолеты.

– Что-то рановато сегодня, – ответил Перец, привычно повиснув на плече Кока.

Роман Потапов, он же Кок, детинушка ростом 182 см и весом за 80 кг. Как и стоящий рядом Перец, он почти до армии, как у них говорили, «мотался» – т.е., если выражаться юридическим языком, состоял в преступной подростковой группировке «56 квартал». Дисциплина у них «на точке» была жесткой как в армии. Запрещалось курить, пить «только по праздникам» и то с шестнадцати, плюс регулярно «качались» и работали с грушей – «стучали».

Вот и пошел Роман прямой дорогой в десант – в отличие от Перца, который в десант попал случайно.

Перец – Юсупов Марат – был татарином и имел ярко выраженные национальные черты лица. Они, эти самые черты, были очень подвижными и какими-то острыми. Он был в постоянном движении, как говорили про таких – «на шарнирах». А еще ему не раз говорили, что у него на лбу «тюрьма» написано. В момент призыва Перец имел рост 170 см и вес 55 кг. Он не прошел бы в десант просто по физическим данным. Да ему и предписание дали в стройбат, тем более что в армию его забрали по-быстрому, чтобы парень не загремел в тюрьму.

Советская воспитательная система была убеждена, что лучше парню, стоящему на пороге тюрьмы, дать шанс отслужить в армии. Что, в общем-то, правильно, так как даже при всех своих недостатках, как-то – дедовщина, бардак и т.д. – армия все равно давала шанс, и не малый шанс, вернувшемуся на «дембель» парню начать нормальную жизнь. После тюрьмы этот шанс многократно падал.

Марат тоже «мотался» – за группировку «Грязь», у которой с «56 кварталом» отношения были плохими, но ввиду неблизкого соседства вялотекущими.

На сборном пункте Татвоенкомата Марат провел три дня когда узнал, что «покупатель» на их команду почему-то все никак не приедет, и что с ними делать – не знают. Той же ночью он «слинял» с пункта и забухал с пацанами. Оторваться по полной ему не дали родители, выловили и доставили его на сборный пункт уже ночью. Они очень боялись, что Марат опять умудрится набедокурить и загремит-таки на зону. Он был осужден на три года условно, когда снова попал в милицию за драку. Каким-то чудом его отпустили домой, а не посадили сразу. Родители подсуетились и уговорили военкома «обрить сына во солдаты».

На пятый день пребывания на распределительном пункте забытых стройбатовцев туда же с утра прибыла команда будущих десантников. В этой команде и находился Роман. Уже к вечеру за ними прибыл «покупатель». Но оказалось, что в команде людей меньше на восемь человек, чем рассчитывал «покупатель», он же прапорщик Гусев.

– И что делать будем, майор? – несколько нагловато вопрошал прапорщик у замвоенкома Соловьева.

– Давай, добери из стройбатовской команды, что ли? Они уже пятый день «покупателя» ждут.

– Ну и бардак у вас тут! – усмехнулся десантник.

– Это не у нас бардак! – вспыхнул Соловьев и протянул прапорщику бумаги. – Вот ваша заявка, где русским по белому написано: 18 человек. А где этот стройбатовский прапор с сержантами бухает, я вообще понятия не имею. Так что, товарищ прапорщик, не валите с больной головы на здоровую. Будешь добирать людей из стройбатовской команды или нет?!

– Ладно, не кипятись, майор, – примирительно улыбнулся Гусев. – Пойдем посмотрим, может и отберем кого.

Обе команды построили на плацу напротив друг друга, и Роман с Маратом оказались почти лицом друг к другу. «Покупатель», бросив на стол личные дела, критически осмотрел личный состав.

– Нет, ну эти, конечно, нормально, – прошелся он по рядам отобранных в десант с конца строя и невольно остановился около стоящего правофланговым Романа, весившего до армии больше 90 кг.

– Где учился?

– Кулинарное училище закончил, – ответил Роман.

– Придурок из кулинарного, – прокомментировал Марат. Послышались смешки, Роман волком посмотрел на «недомерка».