Мать королей

Время обещанного прибытия Олесницкого в Вильно не было назначено, поэтому его там не ожидали, но в замке гость никогда не был неожиданным. Из Руси постоянно прибывали князья, заезжали заискивающие перед Витовтом крестоносцы, готовые даже служить ему в его походах на Русь; приезжало и много польских панов, ища у Витовта защиты.

Прежде чем кортеж Олесницкого от городских ворот добрался до замковых, там о нём уже знали, а служба имела приказы назначить комнаты и принять гостя с большим почётом.

Быстрые глаза литовского князя уже давно открыло в Збышке будущего владыку и управляющего польскими делами. Привлечь его на свою сторону, идти с ним вместе – было единственным желанием Витовта. Но Олесницкий ещё лучше знал двоюродного брата своего пана, чем тот его. Он знал, что в нём было столько же железной воли, сколько их не хватало Ягайлле; и что князь уже выдал намерения отсоединить Литву, сделать её самостоятельной и захватить земли на Руси, опасные для Польши.

Витовт, пан Новогрода и Пскова, великий князь всей Литвы, разрывая узы, которые связывали его с Польшей, соединясь с крестоносцами, мог готовить ей погибель.

Сопротивляться всему, что эту мощь могло укрепить, было для Олесницкого первой обязанностью.

Едва он въехал в замок, его тут же приветствовал князь. Когда Олесницкий снял дорожную одежду, его позвали к накрытому столу.

Князь знал о цели посольства, но в первые минуты навязываться ему со своей Сонькой не годилось. Он один принимал гостя, сперва спросив о здоровье короля, который, как обычно, был уже на объезде страны, а скорее лесов, и направлялся в Люблин и Сандомир, откуда хотел попасть на Русь.

Не было такого короля, который бы двигался живей Ягайллы и неустанно во всех землях и городах по очереди стоял лагерем. Чуть ли не каждый год видела его Русь, Великопольша, Мазовия, Сандомирские земли и часто съезды шляхты созывали в маленькие местечки, чтобы с ближайшей охоты ему легче было на них приехать.

Только война или какая-нибудь важная цель могли внезапно вырвать Витовта из Вильна и из любимых Трок, король Польский был настоящим кочующим королём, которого страсть к охоте выгоняла во всё новые трущобы.

Нагружать целые повозки и целые суда солёной дичью и посылать их в подарок было для него самым большим удовольствием. Города, магистраты, епископы, большие чиновники, монастыри почти ежегодно получали эти дары, а если предсказывали войну, король охотился для войска.

Поэтому Витовт, улыбаясь, расспрашивал об успехе этих охотничьих экспедиций, о которых Збышек не очень знал.

Но когда они остались одни, посол, не откладывая, объявил, с чем прибыл.

– Мы все подчинились желанию короля, – сказал он открыто, – хотя не хвалим его намерения жениться; я прибыл по его поручению, чтобы увидеть и узнать ту, которую ваша милость предназначили для моего короля.

По тону и выражению лица Витовт мог понять, что Збигнев неохотно исполнял королевскую волю; это подтверждали холодные и короткие слова. Он хотел дать послу высказать всю мысль, прежде чем заговорил.

Поэтому он молчал. Збигнев через минуту сказал:

– Княжна очень молода.

– Вы её сегодня увидите, – парировал наконец Витовт, – она молода и красива, но полагаю, что именно такую нужно Ягайлле, чтобы он к ней привязался. Говорит за неё то, что она русинка, потому что он с детства при матери привык к этому языку. Наконец, признаюсь вам открыто, не хочу, чтобы король Римский сам, или через навязчивых баб опутал слабого Ягайллу. Это человек коварный, без сердца, которому нельзя доверять.

– Однако было бы лучше всего, – сказал Збигнев, – отвезти от всякого брака, который не нужен королю, и с его жизнью и привычками не согласуется.

– Если бы это было возможно, – ответил Витовт. – Я давно его знаю, это такая натура, что женщины его притягивают; не женим мы, женят его другие, и всегда будет угрожать опасность. Вспомните старую Грановскую, с которой его, вопреки всем, соединила княгиня Мазовецкая, её приятельница.

Разговор в этом холодном тоне тянулся дальше, потому что оба были люди крепкие, не имели друг к другу склонности и сохраняли осторожность.

Збышек не скрывал, что, хотя прибыл на смотрины, какой бы не нашёл княжну, всегда, принуждённый к тому совестью, будет отказывать королю в женитьбе.

Они сидели ещё, добавляя к этому предмету различные вопросы и замечания, потому что Витовт немного вставлял о крестоносцах, о сближении с Гогенцоллерном Бранденбургским, о своих предпринятых походах на Русь, когда дверь отворилась и первой вошла медленным шагом, придавая себе величественную важность, богато наряженная, светящаяся от драгоценностей княгиня Юлианна, с гневными глазами и стиснутыми устами.

Она исполняла волю мужа в том, что привела Соньку, но видно было, что это ей стоило.

Тут же за ней следовала, в этот день также наряженная в свои самые лучшие одежды, молоденькая Сонька; в светлом шёлковом платье и плащике, наброшенном на плечи, со старательно причёсанными распущенными волосами, с перевязью на лбу, сверкающая красотой и молодостью. Она хотела наперекор Юлианне быть красивой, и это ей легко удалось. Она была бы ею, несморя на одежду и усердие, потому что в ней было то, без чего самая сильная красота не производит впечатления.

Она шла за княгиней, совсем без смущения, смелая, с гордо поднятой головкой; глядела на Збигнева, как если бы хотела сказать: «Вот я! Смотри! Разве я не достойна быть вашей королевой?»

Олесницкий, который встал и низким поклоном поздоровался с Юлианной, не показал излишнего любопытства.

Четыре девушки-служанки, которые сопровождали княгиню, остались вдалеке у порога; они скромно стояли, сложив на груди руки. Все они были молоденькие, нарядные и злобно выбранные из самых красивых, дабы немного затмить красоту Соньки.

Этот замысел княгини не удался, потому что княжна из них всех была самой красивой.

Витовт, стоявший сбоку, по выражению лица священника следил, какое впечатление произведёт на него девушка. Тем временем княгиня своим сухим и суровым голосом, согласно привычке, начала расспрашивать о здоровье Ягайллы, и специально или случайно спросила также о молодой принцессе Ядвиге, дочке короля.

Збышек на русский вопрос должен был отвечать по-польски, но тут не много зависело от слов, которые не имели значения, с обеих сторон разглядывали друг друга, а Олесницкого должно было поразить, что как дерзко, почти не краснея и без всякой тревоги королева рассматривала посла.

Витовт этого вовсе не ожидал и испытал неприятное чувство, лицо его нахмурилось. Он подумал: откуда у этой ветреной и весёлой девушки взялись такая уверенность и отвага?

Княгиня Юлианна села, а Сонька, для которой не было при ней и князе места, должна была стоять у её стула. Со стороны княгини было это, может, рассчитано на унижение девушки. Та не показала, что его чувствовала.

По лицу Збигнева ничего узнать было нельзя, он, казалось, даже не хотел слишком пристально всматриваться в Соньку. Ни о браке, ни о проектах не могло быть малейшего упоминания.

Так постепенно разговор замирал и оживлялся, княгиня по причине упоминания о крестоносцах хвалила их любезность и подарки, какие получила от великого магистра. Витовт также отзывался о них достаточно симпатично.

Збышек был слишком предан Ягайлле, чтобы мог им простить клевету и оглашённые пасквили на короля – молчал.

Так прошло время до ужина; когда его уже должны были подавать, княгиня Юлианна с Сонькой и слугами вышли. Дверь за ними ещё не закрылась, когда Витовт спросил Олесницкого:

– Что вы о ней скажете? Не имел ли я права рекомендовать её, как красивую и милую девушку? Вам она не понравилась?

– Не могу отрицать, что она очень красива, – сказал Збышек, – но и чересчур молода для короля…

– Постареет скоро, как они все, потому что чем краше, тем быстрее увядает, – рассмеялся Витовт.

Збышек больше не дал из себя извлечь, хотя Витовт, много рассказывая о княжне, сильно её рекомендовал.

Как княгиня Юлианна, так и Сонька обе принадлежали к греческому обряду, но Витовт, крещённый и принятый в римскую церквь, в праздничные дни и при более значительных обрядах часто ходил в замковый костёл; они тоже должны были составлять ему компанию. Порой из любопытства они шли поглядеть на католические церемонии в недавно построенной святыне.

Строго исполняющий свои духовные обязанности Збигнев на следующее утро сперва отправился в кафедральный собор для мессы.

Каким образом смогла ускользнуть одна княжна с Фемкой и оказаться на той мессе, этого объяснить мы не можем. Збигнев заметил её во время богослужения, а когда после него собирался, помолившись, идти в замок, немало удивился, встретив девушку на паперти костёла, как будто ожидающую. Его это тронуло, потому что догадывался, что она могла иметь какую-нибудь просьбу или необходимость высказаться; и он поздоровался с Сонькой, остановившись перед ней.

Княжна, смело глядя ему в глаза, казалось, также ждёт какого-то вопроса и разговора. Это, действительно, была особенная возможность лучше узнать будущую королеву, навязанную ли Витовтом, или по собственной её воле, поэтому Збигнев не преминул этим воспользоваться.

Сонька, как если бы боялась, что им помешают, оставив Фемку вдалеке за собой, с улыбкой приблизилась к прелату. – Для меня не тайна, – сказала с наивным обаянием девушка, – что вы приехали поглядеть на меня, и что дядя меня сватает. Поэтому я хотела, чтобы вы увидели Соньку вблизи и, если желаете, расспросили.

Из этих слов мог Збышек заключить, что мысль пойти за старого короля девушке не была отвратительна. Его это сильно удивило, так, что в течение какого-то времени он молчал.

– Да, – ответил он потом серьёзно, – меня послали увидеть вас. Вы не боитесь стать супругой уже престарелого короля?

Девушка опустила глаза.

– У меня здесь не будет лучшей судьбы, – произнесла она. – Дядя достаточно меня любит, княгиня не любит, жизнь у меня тяжёлая.

Она вздохнула и выразительно посмотрела на Олесницкого, а этот взгляд означал: Заберите меня отсюда.