Такие разные дороги жизни

– Сестрой милосердия, – ответила девушка. – Только папа не разрешает мне ходить на курсы сестер милосердия. Говорит, не женское это занятие. Дело не во мне, как в женщине. Папа не хочет, чтобы наследница графского титула выносила горшки из под больных, – с сарказмом проговорила девушка и выразительно посмотрела на мать.

– Фи, Даша, – отреагировала мать. – Как вульгарно ты выражаешься, – и повернулась к няне: – Это ваше влияние? Та скороговоркой по-французски открестилась. Мать снова повернулась к дочери:

– Есть кому попроще заниматься больными людьми. Тебя в институте готовят к преподавательской деятельности. Не хватало еще, чтобы высокие особы пачкали свои руки о… – она не нашла с чем сравнить пачканные руки, дочь перебила ее:

– Высокие особы тоже болеют. Вон, маменька, граф Данилов ныне от белой горячки в психический дом попал. Буянил. Переломал там всю мебель, санитарам его связывать пришлось, – привела она пример.

Мать строго посмотрела на дочь, ей неудобно спорить с дочерью при постороннем молодом человеке. Вполголоса буркнула:

– Нашла о ком вспомнить.

Он проводил женщин до выхода. У тротуара их ждала карета. Юноша сожалел, что так мало ему пришлось пообщаться с девушкой.

– До свидания, юнкер, – сказала мать и поджала губы. Няня только кивнула.

Котлинский щелкнул каблуками и мотнул головой. Подал руку матери, помог ей взойти в карету. Мать по-французски бросила реплику:

– Надо же, не дворянин, а с этикетом знаком, – и добавила: – Впрочем, юноша симпатичный.

Поскольку девушка протянула ему руку, он наклонился и поцеловал ее, тоже поддержал ее, когда она поставила ногу на ступеньку. Девушка чуть задержалась, сказала:

– В следующее воскресение мы принимаем гостей по случаю окончания поста, я приглашаю вас. Сможете? – спросила девушка.

– Сочту за честь. Если меня отпустят в увольнение.

– Приходите.

И девушка назвала адрес.

Котлинский долго смотрел вслед карете, не веря своему счастью. Затем, когда возвращался в училище, раздумывал: принять ли ему предложение или отказаться. Все же кто они, и кто он?! Он сын крестьянина Карпа Котлинского, перебравшегося в город Псков, и женившегося на телеграфистке станции Псков-1 Наташе. Дарья графская дочь, ей уготовано блестящее будущее, замуж она выйдет тоже за графа или крупного чиновника. Социальная разница не позволит любить ее, даже просто общаться ему будет непозволительно. И все же он уже тогда знал, что непременно воспользуется приглашением. Ему еще раз хотелось посмотреть в ее глаза, услышать ее голос.

Всю неделю юноша жил одним желанием, чтобы быстрее наступило воскресение, не получить замечания от преподавателей и воспитателей, которые могли бы не пустить его в увольнение. И когда желанный день наступил, он так старательно чистил сапоги, надраивал пуговицы, и выглаживал брюки, что сослуживцы начали над ним посмеиваться. Юноша купил букет цветов из отложенных денег, пришел по адресу, остановился перед огромной массивной дверью, не решался на дальнейший шаг, потом подумал, не гоже будущему офицеру пасовать перед трудностями, решительно дернул за шнурок звонка. Вышел лакей, высокий, важный, в красной ливрее, спросил, что угодно молодому человеку?

– Мне назначено… – проговорил юноша, слова застряли в горле, не ожидал он увидеть столь помпезно одетого лакея, он опять пожалел, что решился на визит, кашлянул, продолжил: – Дарья Сергеевна пригласила меня в гости.

– Сейчас доложу, пройдите в приемную, – посторонился лакей.

Котлинский зашел в просторный холл, остановился перед огромным, во всю стену зеркалом, лакей велел подождать, поднялся по лестнице вверх. Он увидел в зеркале жалкого юношу в потертом юнкерском мундире, с букетом цветов не первой свежести, в душе появилась досада на самого себя, что у него не хватило силы воли отказаться от приглашения. Отступать поздно. Через минуту наверху показалась Дарья, окликнула:

– Володя, поднимайтесь сюда.

Он подал фуражку и перчатки лакею, взбежал по лестнице.

– Здравствуйте, Дарья Сергеевна, – протянул букет и поцеловал ей руку.

– Здравствуйте, Володя. Не ожидала, что вас отпустят. Но я рада. Идемте, я представлю вас друзьям и родственникам.

Она взяла букет, поблагодарила, вдохнула аромат цветов, и тут же протянула его лакею, тот поклонился и отошел. Девушка была ослепительно хороша, на ней ажурное белое платье с глубоким декольте, на грудь колье из синих, под цвет ее глаз, камней, в уложенных волосах диадема.

Они зашли в просторный зал, в нем много гостей, они стояли маленькими группками, с бокалами шампанского, беседовали, почти никто не обратил на юношу внимания, и только когда Даша подводила его к очередному гостю и говорила: – «Познакомьтесь, мой хороший знакомый», – гости вежливо кивали. Кто-то с любопытством окидывал его взглядом, кто-то равнодушно кивал и тут же отворачивался. Среди блеска украшений на дамах и изящных фраков, генеральских мундиров и лакеев в ливреях, юноша чувствовал себя неловко, с тоской посмотрел на свои не такие уж и начищенные сапоги, а юнкерский мундир и вовсе смотрелся среди этого великолепия, как маскарадный костюм. Дарья подводила его к молодым людям, безукоризненно одетым во фраки, представляла своего нового знакомого, они недоуменно окидывали его взглядом, вежливо кивали и тут же отходили. Один молодой человек в безукоризненно подогнанном на нем фраке, довольно бесцеремонно подошел к девушке и заговорил с ней по-французски, совсем не замечая рядом стоящего с ней юнкера, словно его здесь и не существовало. Дарья с честью вышла из щекотливой ситуации, она извинилась, сказала, что позже вернется к разговору. А сейчас она занята тем, что хочет ввести в круг своих гостей нового знакомого. Юноша окинул взглядом юнкера, хмыкнул и отошел. Мать увидела рядом с дочерью юношу, которого она узнала по юнкерскому мундиру. Она стояла рядом с мужем во главе накрытого стола, за который гости вскоре должны сесть, вскинула недоуменно брови, прикрыв рот веером, что-то проговорила мужу. Тот поискал глазами дочь, посмотрел на Котлинского, ничего не ответил жене, видимо он смирился с прихотью дочери. Не впервые ей своевольничать. Отец знакомиться с юношей не стал. Дарья и сама почувствовала, как неловко себя чувствует юнкер. Котлинский сказал:

– Чужой я на вашем празднике жизни. Пожалуй, пойду я. Извините, Дарья Сергеевна. У меня всего лишь час времени, – соврал он. – Мне очень хотелось увидеть вас, и я увидел. Я счастлив. Не буду смущать ваших высоких гостей. Не понять им, что под толстым сукном солдатской шинели может биться благородное сердце, – процитировал он слова Грушницкого из «Героя нашего времени».

– Что вы, Владимир! – пыталась оправдать своих гостей девушка, он решительно поклонился ей и пошел на выход. Она провела его до выхода, чувствуя неловкость от создавшего положения, сказала:

– Приходите в следующие выходные к нам в сад. Мы будем одни и побеседуем без свидетелей. А здесь все равно не поговоришь.

И Котлинский ушел с чувством горечи в душе, понимая, любить ему эту девушку можно, но бесперспективно. Он хотел бы забыть ее, только никак не уходил из его памяти и души образ девушки. Он все же пришел в следующее воскресение в сад, девушка казалось ждала его. Или случайно там оказалась, или всегда в это время гуляла по саду. Во всяком случае, она обрадовалась его появлению. Увела вглубь сада, по пути извинялась за прошлое воскресение, вела с ним просто и искренне. Они сели на лавочку под крышей ротонды, девушка потребовала:

– Рассказывайте, как вы прожили эту неделю?

– Что рассказывать? У нас дни проходят однообразно. Занятия в классах, затем на природе, строевая, стрельбы и так каждый день.

– Вас учат убивать людей? – лукаво спросила девушка.

– Нас учат защищать отечество, – возразил юноша.

– И сколько вам осталось учиться?

– Еще год в училище, и год на практике в полку.

– А у меня через месяц выпускной, – обрадованно сообщила девушка.

– И что же дальше? Разрешили вам посещать курсы?

– Пока нет. Только я настойчивая, – улыбнулась она.

Юноша смотрел на нее, не удержался от ревнивого вопроса:

– Простите, Дарья Сергеевна, у вас есть… – он запнулся, – жених?

Она звонко рассмеялась:

– Папа каждый вечер обсуждает этот вопрос, перебирает достоинства и материальные возможности того или иного молодого человека. Только я пока не готова замуж. – И уже серьезно добавила: – Я выйду только по любви.

– Разве отец позволит вам, – уныло проговорил юноша, понимая свое хлипкое положение в качестве жениха.

Дарья рассмеялась.

– Вот увидите, я выйду замуж за того, кого полюблю И юноша тогда подумал, за оставшиеся два года учебы он постарается доказать девушке, что достоин ее любви. Молодые люди встречались в саду, много разговаривали, девушка прониклась симпатией к юноше, так не похожего на ее чопорных знакомых из знатных семей, которых в первую очередь интересовали ее приданное, а только потом она сама. Котлинскому все равно какое у ее папы состояние. Он любил эту девушку. Она казалась ему воплощением красоты, грации и женственности.

Однако юнкеров выпустили из училища менее, чем через год в связи с объявлением войны. Последний раз он пришел к дому девушки в новеньком офицерском парадном мундире, попрощаться перед отбытием на фронт. Пришел не в сад, а через парадное крыльцо зашел в дом. Отец впервые удостоил его непродолжительным вежливым разговором, расспросил куда его направили, пожелал скорейшей победы и возвращения невредимым. С девушкой они условились, он будет писать ей с фронта, рассказывать, как ему воюется. Она провожала его до угла дома, юноша долго держал ее пальчики в своей руке, и не хотел отпускать.

– Берегите себя, – напутствовала его девушка.

Он поцеловал ей руку, девушка впервые провела рукой по предплечью и легонько поцеловала его в щеку.

После ухода юноши муж спросил жену: