Правовые режимы: актуальные общетеоретические и конституционно-правовые проблемы

Правовые режимы: актуальные общетеоретические и конституционно-правовые проблемы
В. Ю. Панченко

Г. А. Мисник

А. Е. Михалева

М. Ю. Осипов

В. В. Чугаев

Я. Зелински

В. Н. Власенко

В. В. Кожевников

А. А. Седов

И. В. Пикулева

В. Е. Чиркин

А. А. Петров

Н. Ю. Тетерятников

Н. А. Фролова

Н. М. Кочетков

С. А. Денисов

А. В. Малько

Исследованы правовые режимы с общетеоретических и конституционно-правовых позиций. Рассмотрены основные подходы к пониманию категории правовых режимов в отечественной юридической науке, а также отдельные элементы и разновидности правовых режимов. Адресована научным работникам, преподавателям, студентам, аспирантам юридических вузов и факультетов и всем, кто интересуется проблемами юриспруденции.

Правовые режимы: актуальные общетеоретические и конституционно-правовые проблемы

Вместо введения

Термин «правовой режим» как часть заглавий научных работ: между «химерой» и метафорой

Понятие «правовой режим» прочно вошло в научный обиход пишущих и читающих на русском языке юристов. В обоснование этого тезиса можно привести сухие цифры наукометрической статистики.

Результат поиска научных публикаций, авторы которых используют в названии работы словосочетание «правовой режим» (либо синонимичное – «юридический режим»), в электронном каталоге специализированной юридической научной библиотеки издательства «СПАРК» (http://www.lawlibrary.ru) выглядит впечатляюще – 2 917 научных трудов[1 - Все измерения произведены по состоянию баз данных на 14 окт. 2015 г.] (диссертаций, монографий, статей, тезисов докладов и т. д.). Причем динамика публикационной активности показывает, что своего рода «мода» на фразу «правовой режим» в заголовках научных публикаций пошла с 2000-х гг. (рис. 1).

К тому, что может стоять за столь интригующим графиком, мы еще вернемся. Пока же попробуем посмотреть, как распределение по годам будет выглядеть в других наукометрических базах данных и электронных каталогах.

Поиск по онлайн-каталогу изданий федерального правового портала «Юридическая Россия» (http://www.law.edu.ru) выдает 1178 научных работ, авторы которых использовали в названии произведения фразу «правовой режим» (рис. 2).

Несмотря на почти двукратную разницу в результатах поисковой выдачи с порталов www.lawlibrary.ru и www.law.edu.ru, распределенные по десятилетиям работы показывают поразительное сходство общей линии: до начала 2000-х гг. заметен рост популярности «режимных» названий научных публикаций в арифметической прогрессии; но в 2000 и 2010 гг. наблюдается резкое (восьмикратное[2 - Средняя результирующая роста по данным сайтов lawlibrary.ru и law.edu.ru вычислена по следующей формуле: по каждой базе данных число публикаций за 2001– 2010 гг. было разделено на число публикаций за 1991–2000 гг. Получившиеся коэффициенты (8,9 и 7,9) соответственно были сложены и разделены на 2. Получилось 8,4.]) повышение «спроса» на название «правовой режим» в публикациях юристов.

Рис. 1. Динамика использования словосочетаний «правовой (юридический) режим» в научных публикациях (заголовки), по данным www.lawlibrary.ru

Рис. 2. Динамика использования словосочетаний «правовой (юридический) режим» в научных публикациях (заголовки) по данным www.law.edu.ru

Поиск по электронному каталогу научной электронной библиотеки E-library (http://elibrary.ru) приводит (с учетом того, что поиск по годам выхода в свет публикаций может осуществляться только с 1991 г.) к общему числу в 2710 научных материалов, имеющих в заглавии словосочетание «правовой (юридический) режим» (рис. 3).

В поисковой системе E-library поиск по годам публикаций доступен только с 1991 г.

Рис 3. Динамика использования словосочетаний «правовой (юридический) режим» в научных публикациях (заголовки) по данным www.elibrary.ru

Интересно, что по данным каталога электронной научной библиотеки www.elibrary.ru за 2011–2015 гг. ученые написали уже больше статей, тезисов докладов, монографий и других научных материалов, чем за десятилетие с 2001 по 2010 г., а в первое десятилетие XXI в. было опубликовано в 21 раз больше «режимных» материалов, чем в последнее десятилетие XX в. Таким образом, и данные ресурса «Е-лайбрари» подтверждают резкий рост интереса правоведов к «режимному» наименованию своих публикаций.

Наверное, такая совпадающая по данным разных библиографических систем динамика числа публикаций, имеющих в своем названии фразу «правовой (юридический) режим», не может быть просто списана на случайность и должна иметь какое-то объяснение.

Как представляется, возможны несколько объяснений такого положения вещей.

Во-первых, «виновата» высокая степень «химеризации» термина и понятия «правовой режим», т. е. лишение этого понятия собственного уникального содержания из-за «размывания» того смыслового поля, которое скрывается за термином «правовые режимы». Напомним, что Ю. И. Гревцов и Е. Б. Хохлов определяют юридическую «химеру» как словесную конструкцию, «которая обладает исключительно собственной привлекательностью и ценностью», «нечто, внешне существующее, но не имеющее никаких реальных оснований для своего существования», бессодержательное «пышное наукообразное словесное оформление», для которого характерен «активный выход за границы собственно правовой материи»[3 - Гревцов Ю. И., Хохлов Е. Б. О юридико-догматических химерах в современном российском правоведении // Правоведение. 2006. № 5. С. 4.].

Авторы, вводящие в заголовок публикации слова «правовой режим», увы, могут вообще не задумываются о том, что за словами «правовой режим» стоит вполне определенное понятие со своей историей и определенным конвенциональным содержанием. В этом случае «правовой режим» может скрывать многое: «правовое регулирование», «права и обязанности», «правовой статус» и т. д. Либо за «правовым режимом» в заголовке статьи может вообще ничего не скрываться, поскольку во многих материалах с «правовым режимом» в заглавии о точности терминологических формулировок сложно говорить.

Контент-анализ аннотаций подавляющего большинства современных (с 2001 г.) публикаций с фразой «правовой режим» в заголовке показывает, что они чаще всего принадлежат перу авторов-отраслевиков и за редкими исключениями ничего нового в разработку содержания понятия «правовой режим» не вносят. Более того, как правило, в них не расшифровывается значение указанного словосочетания, не мотивируется его использование. В рамках настоящего исследования нет никакого смысла приводить конкретные примеры такого рода статей, тезисов докладов и диссертаций. Их сотни, а то и тысячи, и всего лишь 10 минут поиска по электронным каталогам и полнотекстовым базам данных убедит читателя в нашей правоте.

Конечно, авторы-юристы могут считать значение термина «правовой режим» устоявшимся и общепринятым, интерпретируя его, например, как особый порядок правового регулирования конкретной области общественных отношений, состоящий из совокупности юридических средств и отличающийся определенным их сочетанием[4 - Косак А. В., Малько А. В. Основы теории правовых режимов // Правовые режимы: общетеоретический и отраслевые аспекты: монография. М.: Юрлитинформ, 2012. С. 8.]. Однако, как представляется, лишь в малом числе случаев дело обстоит именно так.

Во-вторых, к словосочетанию «правовой режим» в названии юридической публикации можно относиться как к метафоре. Метафоричность языка правовых понятий, во многом производная от метафоричности профессионального правосознания юристов[5 - По мнению А. А. Рубанова, метафоричность правовых понятий во многом обусловливается тем, что «юридическое сознание отличается высокой степенью консерватизма, что в конечном счете связано с охранительной направленностью деятельности человека в сфере права и государства» (Рубанов А. А. Понятие источника права как проявление метафоричности юридического сознания // Судебная практика как источник права. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1997. С. 42).], может частично объяснить настоящий взрыв «режимного» словоупотребления у юристов в 2000 и 2010 гг. Стоит лишь понять, какое содержание скрывается за оболочкой метафоры[6 - Понятия «содержание метафоры» (как подразумеваемой идеи, значения метафоры) и «оболочка метафоры» (как фигуры речи, словесного описания метафоры) используются в значении, предложенном А. А. Ричардсом (Ричардс А. А. Философия риторики // Теория метафоры: сб.ст.; пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз. / сост. Н. Д. Арутюнова; под общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 48).] «правовой режим».

И здесь приходится вспомнить, что слово «режим» как «точно установленный порядок жизни» (одно из словарных значений) часто вольно или невольно ассоциируется с лагерным режимом (любым – от Интернета для одаренных детей до тюрьмы), традиционной формой социализации в нашей части Евразии[7 - Пермяков Ю. Е. Пацанский разговор: лагерная стратегия выживания // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия и филология». 2012. № 1. С. 74–82.]. Чтоб понять, насколько привычно такое словоупотребление, вспомним хотя бы те устойчивые ассоциации с «режимом» – «режимный завод», «режимный объект», «режимное производство», «режим дня». В обыденном языке слово «режим» не встречается как синоним свободы, вольницы, возможного (в противовес должному), чего-то собственного, своего (а не внешнего, кем-то другим предустановленного).

И колоссальный рост числа публикаций, озаглавленных «Правовой режим …», практически во всех отраслях права (а не только в международном, где это словосочетание вполне себе исторически и культурно оправдано) может быть в существенной своей части объяснен стремлением к порядку любой ценой (даже пускай к порядку лагеря) как реакции на неприемлимую для выживания и прогрессивного развития политически организованного общества вялотекущую гражданскую войну в постсоциалистической России и других бывших республиках Советского Союза.

Метафора «правовой режим» (как стремление к практическому воплощению идеала правовой определенности) связана и с особенностями профессионального правосознания юристов континентальной правовой традиции, к которым мы можем отнести и постсоветских правоведов[8 - В этой связи невозможно не согласиться с мыслью Д. А. Керимова о правосознании как «непосредственном детерминанте» всех правовых явлений, играющем роль «оценочного фактора, движущей силы, предвосхитителя тех результатов, ради которых они возникают и действуют» (Керимов Д. А. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986. С. 183).]. Знаток права, воспитанный в континентальной правовой традиции, любит и ценит правовую определенность как порядок, в котором он видит гармонию. Способствует этому и организация юридического образования, ориентированная в целом (еще со времен Российской империи) на выпуск юриста для нужд государства как будущего чиновника от юстиции или администрации.

В «остаточных» знаниях выпускников юридического факультета (помимо знания конкретных юридических конструкций, основ правовой технологии и юридической техники) присутствует некоторый набор устойчивых идеологем, транслируемых из учебника в учебник. Так, среднестатистический юрист, получивший образование в СССР или России, во время обучения усваивает, что: позитивное право системно, а противоречия в нем – неминуемое зло, которое должно быть минимизировано; норма права является общим правилом поведения, а закон должен быть одинаков для всех его адресатов; правильное толкование нормы – только одно, но интерпретационные акты не создают новых правил поведения, а лишь авторитетно разъясняют закон; специфические обстоятельства конкретных судебных и административных дел должны быть «подогнаны» под «прокрустово ложе» правовых норм и т. д. Затем на практике выпускник юридического вуза убеждается в том, что не все так просто – правовая жизнь много богаче той схемы объяснения правовой реальности, которая оформилась в его мозге за время обучения. На этот неизбежный, предсказуемый и, в общем-то, нормальный диссонанс между предлагаемой стандартному правоведу стандартной моделью реальности и наличной реальностью во всей ее многогранности и сложности проецируются еще и непрезентабельные особенности российской правовой системы (произвол на местах, массовое неисполнение законов, «я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак», «делай, как все», «ты что, самый умный?» и т. д.).

Конечно, шоры профессионального континентального да еще и постсоветского правосознания в таких условиях требуют для думающего и готового потратить свое время на осмысление тех или иных фрагментов правовой реальности юриста сублимации, перевода agressio justa (агрессии самозаявления[9 - См.: Невзоров А. Г. Происхождение личности и интеллекта человека. Опыт обобщения данных классической нейрофизиологии. М.: АСТ, 2013. С. 264–265.]) в социально приемлемые рамки, например в статьи о том, как улучшить, укрепить, развить и т. д. тот или иной элемент правовой системы, как привести к общему знаменателю нестройную многоголосицу правовой жизни. Во многом отсюда – статьи об особенностях «правового режима» долевого строительства, реэкспорта сельскохозяйственного оборудования, необходимой обороны, опционов эмитента, удовлетворения потребностей автономных учреждений в товарах, работах и услугах и т. д.

Все изложенное свидетельствует о том, что разработка нового наполнения понятия «юридический режим» (например в русле реалистической традиции понимания права) вполне может не стать бесполезной тратой времени и интеллектуальных усилий ее авторов. Но это будет тогда, когда в профессиональном правосознании юристов России, пишущих статьи о «правовых режимах», произойдут тектонические изменения, которые заставят их отказаться от бессмысленного и беспощадного словоупотребления «правовых режимов». Иначе любые теоретические разработки понятия «правовой режим» останутся лишь на страницах пожелтевших журналов, на пыльных ломящихся полках библиотек и на десятой странице результатов поисковой выдачи Google и Yandex.

Глава 1

Правовой режим как общеправовая категория: проблемы теории и практики

(А. В. Малько)

Происходящие в современной России преобразования, модернизация всех сторон общественной жизни, динамичные социально-экономические, культурные, национальные, экологические, демографические, информационные и иные процессы не могут не сказаться на изменениях в правовой сфере. Вслед за модификацией общественных отношений совершенствуются и юридическая форма, и все ее составные части.

Одним из наиболее сложных и вместе с тем наименее исследованных выступает такой элемент этой формы, как правовой режим. Отсюда возникает необходимость всестороннего анализа категории «правовой режим» как с позиции общей теории права, так и с точки зрения отраслевых юридических наук.