Оперативный псевдоним «Ландыш»

– Богу все равно, людям тем более. Я все сам сделаю, вы только стол накройте, чтоб соседи пришли. Иначе заподозрят неладное.

– А…

– Весточки нет. Я б сразу примчался. Жалко вашу Матильду, но что поделаешь…

Оля не представляла, как много для нее значила «тетя Мотя». Кто мог еще ждать ее у окна, нетерпеливо одергивая занавеску? Кто долгими ночами, когда им обеим не спалось, рассказывал сказки и быль про чужую незнакомую жизнь, которой Оля начинала грезить? Ей давно казалось, что она была в этих странах, жила с этими людьми… Кто…

На поминках Оля поклялась, что когда-нибудь обязательно отыщет этого Альфреда и скажет ему все, что думает про него.

– Бабушка, я отомщу за нее, я обещаю!

– О чем ты, родная моя? Дай Бог уцелеть самим. Вспоминай ее, и хорошо будет.

Перед самым окончанием школы слегла бабушка.

– Олюшка, если я… совсем заболею, вызывай дядю Николая. И делай все, как он скажет. Я старая. Мне уже пора… туда. Сними с меня медальончик. Носи на здоровье. Помнишь, откуда Матильда?

– Да, она…

– Так вот, в этом городе есть банк, в медальоне все написано. Там в ящике таком специальном для тебя оставлены деньги. И может быть письмо от родителей. Понимаешь меня? Если когда-нибудь уедешь из этой страны, поезжай… туда. Может, и родителей найдешь. Но про это никому, понимаешь, никому не говори. Николаю тоже. И еще. Все прочитай и бумажечку эту сожги. Запомни, а потом сожги.

Однажды бабушка перестала просыпаться, и Оля вызвала Николая. Он приехал быстро и мгновенно оценил ситуацию.

– Значит так, Оля. Надо жить дальше. Собирайся в дорогу.

– А как же… все? А бабушка?

– Завтра пойдешь в школу, досдашь, что еще не сдала. Документы получишь и уедешь. А за твоей бабушкой я поручу поухаживать. Соседи знают, что она болеет?

– Нет. Мы ни с кем…

– Это правильно. Ты в комсомол вступила?

– Да, – Оля замялась. – Только у меня испытательный срок. Надо активность повысить.

– Вот в поезде и повысишь. Я тебе нужные книжки дам, будешь читать.

– А как же бабушка?

– Оля, я все понимаю. Но тебе здесь оставаться нельзя. Надо уезжать. Ты что думаешь, люди не видят, что вы всех сторонитесь? Ну, пока с бабушкой жила – это туда-сюда, а одна? Не сомневайся, мы с твоей бабушкой обо всем давно договорились.

Через сутки пассажирский поезд увозил Олю в Москву. В чемодане лежало платье и пальто, в лифе – документы, в холщовой сумке – книги: «Манифест» Карла Маркса на немецком, «Избранные труды» товарища Сталина и «Памятка комсомольцу», которую надо было выучить наизусть за дорогу.

– Я тебе Маркса дал, чтоб твой немецкий объяснить, если что. Значит, запоминай. Учиться будешь в педагогическом. Любая специальность, кроме иностранных языков. Иначе заметят сразу. Начнутся расспросы. Я тебе справку сделал, что ты дочь погибшего командира Красной армии. Возьмут без экзаменов. Жить в первое время будешь у моей знакомой. И помни – лишнего не говори. Если спросят про немецкий, скажи, что соседка знала язык. Деньги пришлю на Главпочтамт. Немного. На первое время хватит, – дядя Николай торопливо говорил все это на перроне. – Тебе бабушка про родителей рассказывала?

– Нет. А что? – встрепенулась Оля.

– Не ищи их. Они далеко. Если вернутся, найдут тебя.

– «Если»?

– Ну, когда-нибудь. В командировке они. Помни, ты дочь погибшего командира… Ну, прощай, Оля. За бабушку не волнуйся.

В душном и тесном общем вагоне, где было страшно не только спать, но и просто находиться, Оля думала о брошенной беспомощной бабушке. Вспоминала, как увещевал ее дядя Николай уехать.

Через четыре дня на рассвете, внезапно проснувшись, Оля отчетливо увидела силуэт бабушки в окне.

– Отмучилась я, внученька. Одна ты осталась. Помни, ты должна жить. Может быть, с родителями свидишься. За границей они. Нельзя было тебе рассказывать. Если попадешь в тот город, найди банк. Весточку получишь…

Силуэт растаял. И в этот момент Оля поняла, что бабушка говорила по-немецки.

Слезы высохли только в Москве. Да и в вагоне плакала украдкой, чтоб не лезли, не расспрашивали.

В институте предложили написать диктант.

– Вы нас поймите, девушка, мы вас примем, а вы безграмотная. Может, сперва на рабфаке поучиться надо, а потом к нам.

Диктант Оля написала на «отлично» и была записана на первый курс по специальности русский язык и литература. Жить устроилась у знакомой дяди Николая – Анны Семеновны.

– Живи, – сказала женщина неопределенного возраста, такой же внешности и занятий. – Денег не надо. Хлеб покупай, я не успеваю. А лучше готовь. Я Николаю должна. Так что живи.

Оля так и не поняла, что ей было бы выгодней: кормить или платить. Так и кормила. Остаток лета провела в институте, где начались вступительные экзамены.

– Ты бы в уборщицы попросилась, деньги скоро кончатся. Эти… в институте думают, ты святым духом питаешься.

Первого сентября началась новая жизнь. Занятий было много. Но это Олю не тревожило – она любила заниматься. Угнетало другое: почти каждый день было какое-нибудь собрание. То комсомольское, то курсовое, то групповое. Уход с них равнялся отчислению.

– Какое у тебя в школе было комсомольское поручение? – спросил комсорг факультета Михаил Лосев после первого же собрания.

– Я… У меня… Мне поручали заниматься с отстающими. Поэтому и рекомендацию сюда дали.

– А сама куда хотела? – продолжал допрос комсорг.

– Да мне с пятого класса так говорят, – отшучивалась Оля, хотя то, что она говорила, было правдой – ничем другим в школе ее занять не смогли.

– Тогда так. Через месяц картина станет ясной. Начнешь заниматься с кем-нибудь. Но серьезно. Дневник будешь вести и отчитываться. Понятно? – долговязый Миша бдительно следил за всем факультетом, но особенно «отличал» симпатичных девушек.

Оля согласно кивала головой.

Заниматься можно было сразу со всеми: группа была аховая.

– А что ж ты хотела? – удивлялась Анна Семеновна рассказам Оли. – Чтоб взяли без экзаменов и в хорошую группу? Так не бывает. Старайся. Может, и выплывешь куда.

В группе было «целых» два парня: одному досталась должность групкомсорга, другому – старосты. Девушки были, как и Оля, из далеких сел и таких же городков. Все они были неинтересными во всех смыслах этого слова. Они старательно учились, бесконечно прихорашивались всеми доступными средствами, были безмерно болтливы и бескрайне любопытны.

– Олька, ты чего в читалку не ходишь? Все одна да одна. И живешь не в общаге. У нас знаешь, как весело?

Оле хотелось ответить, что ей сполна хватает «веселья» на занятиях, но она отшучивалась и старалась все перерывы провести наедине с книгой, чтобы не вступать в дурацкие, на ее взгляд, разговоры.