Низкая оплата труда в промышленности в сочетании с низким уровнем производительности труда, невысокими доходами земледельцев, с необходимостью сохранять даже еле живые крестьянские хозяйства приводили к широкому распространению уравнительности и патернализма со стороны государства и феодалов, о чём пишет Л. В. Милов.[26 - Там же. С. 420—434.]
Особенности российских государства и общества являются следствием природно-климатических, геополитических, географических факторов. Поэтому неправы И. Н. Ионов и ему подобные, которые сводят всё многообразие причин и факторов, действующих в историческом процессе, к принятию и распространению православия.
И. Н. Ионов полагает, что для выявления особенностей модернизации России в XIX – XX вв. необходимо учитывать более глубокие традиции, обусловившие своеобразие её исторического пути.
Он пишет: «Речь идет прежде всего о роли города, отличной по сравнению с Европой. Ликвидация городского веча, происшедшая еще при татарах, сделала невозможным зарождение элементов гражданского общества, где „различные формы общественной жизни выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для ее частных целей, как внешняя необходимость“, важной предпосылки модернизации… Нам трудно согласиться с недооценкой одним из виднейших продолжателей дела М. Вебера – С. Н. Ейзенштадтом – роли православия в том, что веберовской традицией считается структурообразующим началом культуры цивилизаций, – в ощущении напряженности противоречия между сущим и должным, осознаваемого как противоречие земного порядка и порядка небесного, а также в способе преодоления этого противоречия. Надо помнить, что одним из центральных понятий государственной идеологии Византии было понятие таксиса, сущность которого заключалась именно в сближении, соединении земного и небесного порядков. Соединяющей силой была власть императора, нормальное функционирование которой во многом снимало напряжение. Предпосылкой слабости последнего была идея о богоизбранности византийцев. Конечно, речь не идет о полном уподоблении Византии „неосевым“ цивилизациям. Но православие делало шаг именно в этом направлении. И тут, и там важную роль в соединении земного и небесного порядков играла власть императора. Тем самым в православии власть „настоящего“, православного царя становилась гарантом возможности будущего „спасения“ после смерти. Наличие в России народного мессианизма, поддержка теории „Москва – третий Рим“, подразумевающей стирание противоположности между „градом земным“ и „градом божьим“, говорят о том, что схожие настроения были и в русском православии. Если в европейском городе в протестантской среде верования толкали человека к активной экономической деятельности (ее успех помогал ему убедиться в своей „избранности“, в грядущем индивидуальном „спасении“), то в русском городе перед человеком открывался не экономический, а политический путь „спасения“, причем с сильной коллективной составляющей. Отсюда, с одной стороны, экономическая активность европейцев и создание ими гражданского общества как механизма утверждения своих интересов, как инструмента борьбы за экономический успех, а с другой – поиски „настоящего“ царя в России, на которые ушло много духовных сил народа в XVII и XVIII вв., прямо противостоявших тенденции развития к гражданскому обществу. Постепенная секуляризация самостоятельности воззрений привела к тому, что на Западе, особенно в США, высшим критерием оценки деятельности человека, если угодно, воплощением смысла жизни, стали оценка рынка, богатство, в то время как у нас сближение сущего и должного было реализовано в форме коллективного движения к лучшему будущему, в идеях социальной справедливости и прогресса, в служении которым многие находили смысл жизни и добровольно ею жертвовали. Силой, соединяющей сущее и должное, настоящее и будущее в СССР по-прежнему оставалась харизматическая власть, государство. Гражданское общество, начавшее складываться в стране в начале XX в., снова было принесено ему в жертву. Выбор веры и власти, составляющий сущность гражданского общества и обеспечивающий на Западе перманентный прогресс, у нас стал явлением единовременным, отменившим возможность нового выбора на долгие десятилетия».
И. Н. Ионов оговаривается, что «картина явления здесь значительно упрощена, так как нам было важно сделать акцент не на сходстве, а на различиях Запада и России» и что «деятельность по «спасению», конечно, не сводилась в России к ее политическому и коллективистскому вариантам. История скорее демонстрирует нарастание коллективистских тенденций по мере развития процесса секуляризации». Главным он считает, то что «происходит определяемая механизмами культуры девиация (лат. devatiо – отклонение) мотиваций человеческой деятельности, ее целеполагания. Практическая деятельность как ведущая подменяется поиском «справедливой власти». И если в первом случае революция отражает интересы развития практической деятельности, способствует становлению рынка, демократии и правового государства, основ современной цивилизации, то во втором – она самоценна и служит самооправданием как акт справедливости, вне зависимости от неудач в практической деятельности.[27 - Ионов И. Н. Россия и современная цивилизация // Отечественная история. 1992. №4. С. 63—64.]
Причины громадных различий русских и европейских городов хорошо показаны у Л. В. Милова и говорить об этом нет необходимости. Подчеркнём только, что подход И. Н. Ионова к этому вопросу абсолютно неверен. Неверен хотя бы потому, что эти отличительные особенности европейских городов, мотивации и поведении людей и т. п. существовали на Западе задолго до появления протестантизма и именно они породили его, а не наоборот.
И «самозванство» в России связано не с расколом,[28 - Там же. С. 72.] а со Смутой, изменившей представления русского народа о государстве и государе. Тогда народ спас государство, а не сильный и «справедливый» царь. Не было распространения среди народной массы и теории «Москвы – третьего Рима» и идеи богоизбранности русского народа. Это всё представления некоторой части общества – церковников и интеллигенции (и то меньшинства среди них).
В дни исторических испытаний и повседневного выживания русские люди надеялись прежде всего на себя, а не царя. Народная пословица гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай». А о царе и речи нет: «До Бога высоко, а до царя далеко».
На сильную самодержавную власть рассчитывали, на неё надеялись не крестьяне, не ремесленники и купцы, а представители верхушки общества, самого государственного аппарата.
Так что исторические особенности России, порождённые многочисленными объективными факторами, определили особенности православия, обусловили специфические формы бытования христианства на Руси, а не наоборот.
Уравнительность и патернализм, надежды на «доброго барина» характерны и для советского общества. Также как и своеобразие общественного разделения труда, низкая производительность труда, сочетание земледельческого и промышленного труда, отрицательное влияние на экономику и общество в целом государственного сектора производства в казённом варианте, что и будет показано в дальнейшем.
Глава 2. Натурализация экономики России в годы мировой и гражданской войн и политика «военного коммунизма»
Особенности российской экономики наглядно проявились во время Первой мировой войны, революции 1917 г. и Гражданской войны. Несбалансированность экономики, её перекошенность в сторону военных и тяжёлых отраслей помешали подготовиться к большой войне, привели к огромным лишениям основной массы населения и краху Российской империи. Потом всё это повторится во многом в конце XX в. и поэтому следует остановиться на характере экономических процессов в период краха Российской империи и зарождении империи советской.
Уже до первой мировой войны доля казённой промышленности в экономике России была очень большой, велико было и регулирующее воздействие российского государства на неё. Во время войны степень вмешательства государства в экономическую жизнь страны ещё более возросла и по наследству эта политика перешла к Временному правительству и Советскому государству. В результате в годы войны кардинально была перестроена вся структура экономики и упрочились тенденции её развития по казённому пути, государственные методы управления промышленностью были доведены до крайних пределов. Поэтому разговор об экономическом развитии России в советский период логично начать с политики «военного коммунизма» и её предпосылок, создававшихся при царском и Временном правительствах.
Характерными особенностями экономической политики Российского государства в 1914—1920 гг. (общих для всех правительств того времени) была ставка на эмиссию (печатание) бумажных денег, борьба с дороговизной с помощью твёрдых цен, хлебной монополии, ограничения свободы торговли. А также растущее стремление государства в условиях усиливающейся хозяйственной разрухи взять в свои руки заготовку и распределение основных видов продовольствия и товаров широкого потребления, а затем и их производство. Все эти явления тесно связаны между собой, а причины, по которым самые разные по социальной и политической природе правительства, прибегали к этим мерам, их последствия и результаты весьма актуальны и для России рубежа XX – XXI веков.
В нормальных условиях в странах с экономикой, основанной на свободе торговли и денежной системе, в ходе взаимодействия хозяйствующих субъектов, обмена между производителями и потребителями устанавливается то или иное соотношение между спросом и предложением экономических благ. В числе потребителей выступает также государство с его огромной покупательной силой. Это хозяйственное равновесие может мало нарушаться в случаях быстрого расширения потребностей государства в продуктах и услугах (война), если этичрезвычайные расходы покрываются налогамиили займами. В таком случае капиталисты, обладающие денежными средствами и могущие предъявить обычный спрос на продукты и услуги, передают государству свои денежные средства, а вместе с ними и право на часть хозяйственных благ. И вслед за этим они отказываются от возведения новых построек, ремонта старых, от пополнения инвентаря, запасов и т. д. В то же время обладатели трудовых доходов, отдавая денежные средства государству, сокращают своё потребление. Получая через повышенные налоги и дополнительные займы от плательщиков налогов и капиталистов дополнительные денежные ресурсы, государство получает в своё распоряжение те хозяйственные блага, которые раньше предназначались в фонды накопления, воспроизводства и потребления.
В таком случае меняются только субъекты спроса, а общая сумма спроса на изделия и услуги меняется мало. Различие в том, что государство, как потребитель, в случае войны, предъявляет спрос на другие продукты и услуги, чем обычно предъявляли частные хозяйствующие лица и население, но общая сумма спроса остается прежней. Под влиянием изменения направления спроса, повышаются цены продуктов, которые теперь усиленно потребляются государством (металлы, кожа, мясо, хлеб и т.д.), но в то же время неизбежно понижаются цены на продукты, которых государство не потребляет, а частные лица, лишившись обычных ресурсов, не могут купить. Повышение цен на одни категории продуктов органически связано с падением цен на другие их категории, и общий уровень цен существенно не меняется. Если изменение направление спроса является длительным, оно ведёт к перераспределению производства в соответствии потребностям государства. Это перераспределение ускоряется запретом частных выпусков ценных бумаг без разрешения государства, как это было сделано в первую мировую войну на Западе, и тогда цены даже на предметы военного спроса могут получить тенденцию к понижению.
Совершенно по-другому развиваются события в случае, когда государство выступает на рынке с денежными средствами, полученными не путём налогов и займов, а с помощью выпуска ничем не обеспеченных бумажных денег. В этом случае остаётся в прежнем объёме спрос обладателей денежных средств, но к нему сверх того добавляется совершенно новый спрос потребителя-государства, вооружённого «штемпелеванною бумагою». В таком случае новый спрос не замещает обычный спрос хозяйствующихлиц, а присоединяется к нему. Не устраняя предварительно на рынке своих конкурентов, государство вступает с ними в соревнование, взвинчивая цены, и, обладая огромными средствами и не останавливаясь перед высокими ценами, оно побеждает своих конкурентов.
Если не вмешиваться в процессы рыночного ценообразования, то рост цен на товары будет продолжаться до тех пор, пока излишние вначале деньги не станут необходимыми для обращения товаров. Тогда вновь наступит равновесие спроса и предложения, но в ином масштабе цен (например, все цены увеличатся в 10 раз). Выброшенные в экономический оборот в результате эмиссии денежные знаки являются в первое время как денежный капитал, который стремится превратиться в товарный капитал: с ростом товарных цен этот фиктивный денежный капитал превращается в обычное орудие обращения товаров, чем и завершается процесс удорожания. Но это происходит только в том случае, если эмиссия денег прекращается и никто не вмешивается в процесс ценообразования. На деле всегда всё происходит по-другому.
Обилие фиктивных денежных капиталов вызвало, вначале, предпринимательскую горячку и иллюзию обогащения у крестьян, увеличивших спрос на ряд товаров. Число вновь открывшихся акционерных обществ за первую половину 1914 г. значительно (336 против 274) превысило число обществ, возникших за тот же период 1913 г., с его промышленным подъёмом. В первые месяцы войны крестьяне покупали изделия из дорогих тканей (шёлка, например), драгоценные украшения и т. д.
Но одновременно начался и рост цен на промышленные и сельскохозяйственные товары, которые стремились к установлению равновесия с денежной массой. Торговцы-посредники и производители действительно стали придерживать товары и продукцию для получения более высоких доходов в результате удорожания. Так «Российские Ведомости» сообщали в октябре 1916 г., что в Нижнем Новгороде обнаружены большие запасы в тысячи и даже десятки тысяч пудов шерсти, кож и сукон, в которых остро нуждаются предприятия, работающие на оборону. Найдено также несколько тысяч пудов мыла, давно исчезнувшего с рынка.
В 1916 г. хлеб исчез с рынка уже в первый месяц после сбора урожая, запасы хлеба у производителей достигали 5 млн пудов[29 - Кузовков Д. Основные моменты распада и восстановления денежной системы. М., 1925. С. 37—38, 41.].
К июню 1915 г. цены на ржаную муку поднялись на 51%, гречневую крупу – на 100, хлопок – на 57, шерсть – на 35, в то время как цены на золото – только на 20%[30 - Там же. С. 46.].
Цены росли и в дальнейшем, так как продолжалось печатание бумажных денег, к которому добавились ограничения на вывоз продуктов и установление сначала местных, а потом общероссийских твёрдых или указных цен. О последствиях этих мероприятий для экономики страны речь ещё будет, а сейчас о некоторых объективных мотивах поведения крестьянства, которое сокращало предложение хлеба на рынок. Государство и горожане-потребители, включая экономистов-учёных, видели причины роста цен и укрывательства хлеба в жадности, эгоизме, непонимании государственных интересов крестьянами. Также, впрочем, оценивали поведение торговцев и переработчиков сельскохозяйственного сырья, производителей товаров широкого потребления, но нагляднее всего взять в качестве примера хлеб как главный продовольственный продукт России и крестьянство, составлявшее абсолютное большинство населения.
Следует помнить, что нормы потребления хлеба, мяса, молока и других продуктов самими крестьянами были очень небольшими, крестьяне часто голодали. Уровень товарности крестьянских хозяйств был крайне низким. Так за 1909—1913 гг. общее количество товарного хлеба четырёх важнейших его видов в производящих губерниях составляло около 1 180 532 тысячи пудов. Из этой массы на долю крестьянского товарного хлеба приходилось 926 191,3 тысячи пудов или 78,4%. В то же время крестьянское производство хлеба в этих губерниях составляло 87,9% общего производства. Тем не менее, крестьянские хозяйства играли главную роль в снабжении рынка хлебов. Но роль эта при низкой товарности крестьянских хозяйств обуславливалась громадным преобладанием числа крестьянских хозяйств над числом частновладельческих. Так по сельскохозяйственной переписи 1916 г. число крестьянских хозяйств по 47 губерниям Европейской России составляло 15 492 202 или 99,3%, а частновладельческих – 110 031 или 0,7%, а по всей России (без Туркестана) соответственно 18 671 238 или 99,4% и 120 062 или 0,6%[31 - Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 99.].
Уже в первые годы войны количество товарного хлеба сокращается по приблизительным подсчётам Н. Кондратьева (таб. 1, в тысячах пудов).
Таблица 1
– –1909—1913 гг. –1914 г. –1915 г.
Продовольственные
хлеба –591 993,9 –451 751 –330 104
Крупяные –16 208,2 –16 935 –10 873
Картофель –48 873 –33 355 –27 028
Кормовые –377 399,6 –267 522 –159 710
Все хлеба и
картофель (включая
второстепенные) —1 100 331,2 –802 789 –542 099
Обращает внимание сокращение товарности сельского хозяйства в урожайном 1915 г. Понижение товарности хлебов было вызвано целым рядом социально-экономических факторов. Прежде всего, это падение объёмов производства в крупных частновладельческих хозяйствах, вызванное нехваткой наёмной рабочей силы из-за мобилизаций, сельхозинвентаря из-за сокращения его импорта и производства. Важные изменения произошли и внутри крестьянских хозяйств, из которых имеют исключительное значение два.
В первую очередь это изменение в соотношении денежного расходного и доходного бюджета крестьянских хозяйств, вызванное особенностями движения товарных цен. Опираясь на бюджеты довоенного времени и принимая во внимание коэффициенты изменения цен на предметы, сбываемые и закупаемые крестьянским хозяйством, Н. Кондратьев определил направление изменений в соотношении денежной части расходного и доходного бюджета крестьян. В 1915 г. в хлебопроизводящей Симбирской губернии доходы крестьян в расчёте на 1 хозяйство превышали расходы на 179,01 рубля или на 375%, а в 1916 г. – на 489,29 рубля или на 1024%. В потребляющей Московской губернии доход превышал расход в 1915 г. на 73,95 рубля или на 174%, а в 1916 г. на 386,96 рубля или на 912%.
Таким образом, денежные доходы крестьян в годы войны выросли в большей степени, чем расходы (как и вообще денежный бюджет) как в производящих, так и в потребляющих губерниях. Естественно, что в таком случае стимулы у хлебопроизводящего крестьянского хозяйства к усилению сбыта основного своего продукта – хлеба в целях сбалансирования бюджета ослабли. Уменьшилась и товарность крестьянского хлеба. Часть обычно продаваемого хлеба пошла на повышение собственных норм потребления в хозяйстве.
Второе важное изменение в крестьянских хозяйствах и состоит именно в том, что в связи с указанным относительным повышением денежной доходности крестьянского хозяйства производящих районов, а также в связи с сокращением потребления алкоголя повысились нормы потребления крестьянского населения этих районов. Нормы потребления основного продукта массового потребления – ржи (в пудах на душу) составили по 5 производящим губерниям в 1911—1913 гг. – 13,0, в 1914 г. – 13,6, в 1915 г. – 14,9, а по 7 потребляющим соответственно: 12,8, 11,8, и 12,3.
Таким образом, резко сократились стимулы, побуждавшие крестьянское хозяйство к выбрасыванию хлеба на рынок. Рост денежных доходов позволял повысить нормы потребления; ввиду низкого уровня прежнего потребления крестьяне охотно шли на такое повышение. Норма потребления хлебопроизводящей массы крестьянских хозяйств повышается и понижается товарность хлебов.
Здесь-то и выступают во всей силе две характерные особенности хлебного российского рынка: его зависимость от высокотоварного частновладельческого хозяйства и его большая сила инерции. Резкое сокращение продукции частновладельческих хозяйств и значительная сила инерции в понижении товарности массового крестьянского хозяйства должны были неизбежно вызвать кризис снабжения хлебных рынков и уменьшить размер хлеботоргового оборота. Что и произошло. Здесь и лежит одна из коренных причин продовольственных затруднений и неудач в деле регулирования снабжения,[32 - Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. С. 130—133.] несмотря на хорошие урожаи и резкое сокращение экспорта хлеба.
Если к этому добавить бесконечный рост цен на товары, потребляемые крестьянами, затянувшуюся войну, мобилизации крестьян и их лошадей, обстановку неуверенности в будущем, страх и т.д., то не стоит удивляться, что крестьяне придерживали хлеб как гарантию выживания своего и своих детей. На их месте так поступил бы каждый нормальный человек (и поступал – торговец, ремесленник, мелкий предприниматель). А что касается учёта государственных интересов, то не крестьяне начали войну, не в их интересах, хотя и за их счёт, она велась. Так зачем им было жертвовать собой ради английских колоний и турецких проливов?
Эмиссия бумажных денег не имела бы таких разрушительных и дезорганизующих последствий для финансово-денежной системы и всей экономики, если бы царское правительство ограничилось разовым выпуском. Но эмиссия стала постоянной чертой финансовой политики сначала царского, а затем Временного и Советского правительств.
Уже в первые 10—11 месяцев войны эмиссия увеличила более чем в 2 раза количество бумажных денег и более чем в 1,5 раза общее количество денег в обращении. Обесценение денег (инфляция) вело к обесценению нормальных источников государственных доходов от налогов, займов, поступлений от государственных предприятий и железнодорожных тарифов. Потеря ценности денег на 25% к середине 1915 г. должна была привести к потере в основном бюджете в 800—900 млн рублей, в 1916 г. обесценение рубля достигло в середине года 50% и потери должны были составить половину основного бюджета, т.е. около 1700 млн рублей на довоенное золото. Доходы от эмиссии составили в 1915—1916 гг. около 2 млрд рублей в год и таким образом эмиссия, бывшая добавочным доходом, стала лишь заменой основных доходов.
После Февральской революции эмиссия стала основным источником доходов государства, её темпы ускорились. К январю 1917 г. ценность рубля снизилась в 3 раза, а к июню 1917 г. в 5 раз. А так как доходные ставки государственного хозяйства оставались неизменными, то реальная величина основных доходов государства снизилась к началу третьего года войны в 2 раза, а к концу его – в 5 раз. За третий год войны (с середины 1916 до середины 1917 г.) государство потеряло более 3 млрд рублей основных доходов из-за инфляции, а доход от эмиссии был меньше 2,5 млрд рублей. Убыточность эмиссии особенно возросла к середине 1917 г., когда среднемесячный доход от эмиссии составлял 160 млн золотом, в то время как отмиравшая теперь основная система доходов давала прежде 350 млн в месяц. Иными словами, эмиссия теперь не только не была дополнением к обычным доходам государства, но не могла быть даже простойзаменой этих доходов. Если бы к середине 1917 г. война закончилась, то эмиссия вместе с остатками нормальных доходов могла бы покрыть менее половины нормальных государственных расходов.
Постепенно происходило отмирание государственного кредита, масса населения начала осознавать, хотя и удивительно медленно, факт обесценения денег и перестала отдавать деньги государству в виде займов. Начавшаяся революция усилила эти процессы отмирания государственного кредита, провал летом 1917 г. «займа свободы» был подготовлен всей предшествовавшей историей. Крах государственного кредита был неизбежен и без революции в силу обесценения денег.
Разложение эмиссионной системы продолжилось и после Октября, при постоянном росте выпуска бумажных денег доходы от эмиссии сокращались всё быстрее. Среднемесячный доход от эмиссии составлял в довоенных рублях в 1918 г. 40 млн, в 1919 г. – 17 млн, в 1920 г. – 9 млн.[33 - Кузовков Д. Основные моменты распада и восстановления денежной системы. С. 134—137, 175.]
А теперь проследим взаимосвязь эмиссии, роста цен и политики государства в области заготовок.
В условиях выбрасывания на рынок необеспеченных бумажных денег цены растут и должны расти, стремясь к достижению равновесия между денежной и товарной массами. В принципе, неважна сама по себе цена вещи, важно соотношение между разными группами товаров (полезных вещей), с одной стороны, и, с другой – товарной массы в целом с денежной массой, находящейся в обороте. В идеале, объём денежной массы должен расти по мере роста производства товаров и уменьшаться в случае сокращения производства. Если же денежная масса растёт быстрее, чем производство товаров, то это должно вести к росту цен, точнее к изменению масштаба цен. Владельцы предприятий вынуждены (именно вынуждены) повышать цены на свою продукцию для того, чтобы покрыть рост издержек производства и пополнить оборотные средства, привести их в соответствие с новым масштабом цен. Точно так же вынужден поступать торговец. Если он будет продавать свой товар по старым ценам без учёта роста инфляции (обесценения денег), то он будет торговать себе в убыток и быстро разорится. Другими словами, торговец, чтобы получить прибыль вынужден вместо обычной цены (нормальной нормы прибыли) устанавливать «эмиссионную» и тем самым резко повышать цены. Вслед за торговлей к этому приходят производители.