Словесный религиозный экстремизм. Правовая квалификация. Экспертиза. Судебная практика

Опираясь на понятие и признаки правонарушения, разработанные в рамках общей теории государства и права (прежде всего, на труды Т. Н. Радько[42 - См., например: Радько Т. Н. Теория государства и права. М.: Проспект, 2011. 752 с.]), а также на концепцию судебного речеведения, разработанную Е. И. Галяшиной[43 - См., например: Галяшина Е. И. Основы судебного речеведения: монография. М., 2003. 236 с.], В. В. Макашова предлагает следующую дефиницию речевого правонарушения: «это представляющее собой юридический факт виновное противоправное речевое деяние (действие или бездействие) людей, достигших установленного законом возраста и обладающих относительной свободой воли (т. е. действие, возникшее в результате целенаправленной речемыслительной деятельности и выраженное вовне), причинившее вред другим субъектам права»[44 - Макашова В. В. Речевое действие как правонарушение: монография. М.: Ред. – изд. центр, 2014. С. 197.].

В разрезе темы настоящего исследования базовый признак криминогенной агрессии – деструктивная интенция – лежит в плоскости обоснования или оправдания религиозно мотивированного социального насилия, угроз его совершения, а также призывов к нему.

Опираясь на определение речевого правонарушения В. В. Макашовой и описанный нами выше концепт криминогенной агрессии, мы предлагаем следующую дефиницию экстремистских речевых действий (экстремистских преступлений): это представляющие собой юридические факты виновные противоправные действия, возникшие в результате целенаправленной речемыслительной деятельности и выраженные вовне в продуктах речевой деятельности, содержащих криминогенную агрессию, направленную на обоснование или оправдание социального насилия, угроз его совершения, а также призывов к нему.

Фактически равным по содержанию выступает понятие «словесный (вербальный) экстремизм», являющееся собирательным и рассматривающее экстремистские речевые действия как совокупность – как деятельность.

В связи с тем, что материнской наукой для судебной лингвистической экспертизы является лингвистика, а в ней получила свое развитие теория речевых актов Остина (имеющая прикладное значение и для исследования материалов религиозного характера экстремистско-террористической направленности), эксперты-лингвисты оперируют и понятием «речевое действие», и понятием «речевой акт», зачастую отождествляя их. Например, О. В. Кукушкина, Ю. А. Сафонова, Т. Н. Секераж в своей работе «Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму» пишут: «Речевое действие, формируемое одной прагматической целью, чаще всего называется в лингвистической семантике речевым актом»[45 - Кукушкина О. В., Сафонова Ю. А., Секераж Т. Н. Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму / РФЦСЭ при Минюсте России. М., 2011. С. 82.].

На наш взгляд, необходимо разграничивать вышеупомянутые понятия: концепт «речевой акт» необходим для лингвистического анализа продуктов речевой деятельности, и вполне допустимо использовать данное понятие в экспертной практике, однако понятие «речевое действие», на наш взгляд, наполнено чисто юридическим содержанием, отражает объективную сторону соответствующего правонарушения, поэтому не рекомендуется к употреблению в языке эксперта, так как установление объективной стороны правонарушения (оценка речевого действия) входит в компетенцию суда, а не эксперта.

Криминализация[46 - Концепт «криминализация» используется нами в расширительном толковании, подразумевая в том числе и закрепление соответствующих административных правонарушений и гражданско-правовых деликтов.] некоторых форм речевой агрессии ставит вопрос о соотношении концептов «речевой конфликт» и «юридический конфликт».

А. М. Говоруха определяет юридический конфликт как «противостояние субъектов, в котором спор так или иначе связан с правоотношениями сторон (их юридическими правами и обязанностями), а сам конфликт влечет юридические последствия»[47 - Говоруха А. М. Понятие и основные технологии управления юридическими конфликтами // Перспективы государственно-правового развития России в XXI веке. Материалы Всероссийской научно-теоретической конференции адъюнктов, курсантов и слушателей вузов МВД России, аспирантов и студентов образовательных организаций, посвященной 55-летию Ростовского юридического института Министерства внутренних дел Российской Федерации. Ростов н/Д.: Ростовский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации, 2016. С. 27–32.]. Мы разделяем точку зрения В. Н. Кудрявцева о том, что для признания конфликта юридическим необходимо, чтобы хотя бы один из его элементов обладал правовыми признаками: «субъекты либо мотивация их поведения, либо объект конфликта обладают правовыми признаками, а конфликт влечет юридические последствия»[48 - Кудрявцев В. Н. Юридический конфликт: процедуры разрешения. М., 1995.].

В разрезе преступлений, охватываемых понятием «словесный религиозный экстремизм» (создание и распространение продуктов речевой деятельности религиозного характера экстремистско-террористической направленности) речь может идти только об абсолютных правах и обязанностях (право на недискриминацию, право честь, достоинство и т. д.), так как для данных речевых конфликтов и не обязательна персонализация второй стороны конфликта (адресанта продукта речевой деятельности), он может быть определен как социальная группа по признаку отношения к религии.

Если же исходить из аксиомы о том, что любой социальный конфликт, рассматриваемый через призму права, есть конфликт юридический, речевые конфликты, сопряженные с криминогенной агрессией, соотносятся с юридическими конфликтами как частное и целое.

Кроме того, В. В. Касьянов, В. Н. Нечипуренко полагают, что юридический конфликт есть вторичное образование от социального конфликта, который становится юридическим, если стороны конфликта нарушают ту или иную норму права[49 - Касьянов В. В., Нечипуренко В. Н. Социология права. Ростов н/Д., 2001. 480 с.].

§ 1.2. Концепт словесного экстремизма в международном и российском праве

Право на свободное выражение своего мнения закреплено в ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах. Эта статья предусматривает для этого права только такие ограничения, «которые установлены законом и являются необходимыми для защиты прав и репутации других лиц; для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья и нравственности населения». Но при этом следует рассматривать данную статью совместно со ст. 20, которая запрещает «всякую пропаганду войны, всякое выступление в пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию»[50 - Международный пакт о гражданских и политических правах / международный пакт от 16.12.1966: принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/pactpol.shtml (дата обращения: 11.09.2018).]. Аналогично статья 10 Европейской конвенции о правах человека закрепляет свобода выражения мнения, но в части 2 этой же статьи установлено: «Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия»[51 - Европейская конвенция по правам человека, измененная и дополненная Протоколами № 11 и № 14 в сопровождении Дополнительного протокола и Протоколов № 4, 6, 7, 12 и 13. URL: http://www.echr.coe.int/Documents/Convention_RUS.pdf (дата обращения: 12.09.2018), статья 10.]. Статья 17 данной конвенции устанавливает запрещение злоупотреблений правами: «Ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо Государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции»[52 - Европейская конвенция по правам человека, измененная и дополненная Протоколами № 11 и № 14 в сопровождении Дополнительного протокола и Протоколов № 4, 6, 7, 12 и 13. URL: http://www.echr.coe.int/Documents/Convention_RUS.pdf (дата обращения: 12.09.2018), статья 17.].

Сходные положения, направленные на противодействие словесному экстремизму, содержатся и в других международных договорах: Всеобщей декларации прав человека от 10.12.1948 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950, Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 21.12.1965, Декларации Генеральной Ассамблеи ООН от 25.11.1981 о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений и др.

За последние 10–15 лет в России различного рода проявления экстремизма на основе расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды стали распространенным явлением.

Как отмечает Д. И. Леньшин, «в многонациональной и многоконфессиональной стране, каковой является Российская Федерация, усиление экстремистских настроений, совершение общеуголовных преступлений по их мотивам становится миной замедленного действия, заложенной под фундамент отечественной государственности»[53 - Леньшин Д. И. Преступления экстремистской направленности: автореф. дис. …канд. юрид. наук: 12.00.08. М., 2011. С. 8.].

В правовом поле проблема противодействия словесному экстремизму подразумевает конфликт свободы слова (права на свободное выражение своего мнения (freedom of expression)) отдельного лица, а также его права на производство и распространение информации, с одной стороны, и прав других лиц (в том числе права на недискриминацию и т. д.), а также охраны национальной (государственной) безопасности, конституционного строя, общественного порядка, здоровья и нравственности населения, с другой стороны.

Как отмечалось в решениях Европейского суда по правам человека, свобода самовыражения (freedom of expression) «составляет одну из необходимых основ (демократического общества), одно из базисных условий для его прогресса и развития каждого человека»[54 - European Court of Human Rights: Case Handyside v. United Kingdom, № 5493/72, judgment of 07.12.1976. URL: http://hudoc.echr.coe.int/ (дата обращения: 06.03.2017).], «…терпимость и равное уважение достоинства всех людей составляют основу демократического плюралистического общества. На этом основании принципиальной становится необходимость в некоторых демократических обществах применить санкции против всех форм самовыражения, которые распространяют, провоцируют, стимулируют или оправдывают основанную на нетерпимости ненависть, или даже предотвратить такие формы самовыражения…»[55 - European Court of Human Rights: Case Erbakan v. Turkey, № 59405/00, judgment of 06.07.2006. URL: http://hudoc.echr.coe.int/ (дата обращения: 07.12.2016).]. Свобода самовыражения (freedom of expression) охватывает свободу слова (free speech), а также свободу самовыражения посредством невербальных средств (картины, видео, жесты и т. д.).

Конституционно-правовым основанием установления уголовной ответственности за преступления экстремистской направленности являются положения ч. 5 ст. 13, ст. 14, ст. 29 Конституции Российской Федерации.

Конституция, гарантируя каждому свободу мысли и слова, запрещает пропаганду или агитацию, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду (ч. 1 и 2 ст. 29). В развитие данного конституционного положения, а также иных положений Конституции и международных договоров, указанных выше, ратифицированных Российской Федерацией, УК устанавливает запрет публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности, предусматривая уголовную ответственность не за любые действия, а только за те, которые совершаются публично, с обращением к неопределенному кругу лиц. Поэтому положения данной статьи не могут рассматриваться как несовместимые с конституционным правом на свободу выражения мнения.[56 - Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. В. М. Лебедев. М., 2012.]

В своем постановлении от 20.09.2018 № 32, вносящем изменения в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28.06.2011 № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» (далее – ПП № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности»), Пленум Верховного Суда РФ обращает «внимание судов на то, что гарантированные Конституцией Российской Федерации и международно-правовыми актами свобода мысли и слова, а также право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом могут быть ограничены только в исключительных случаях, прямо закрепленных в федеральном законе, в той мере, в какой это необходимо в демократическом обществе в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, общественного порядка, территориальной целостности»[57 - Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.09.2018 № 32 «О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28.06.2011 № 11 “О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности”» // СПС «КонсультантПлюс».].

Экстремизм понимается в доктрине как приверженность к крайним взглядам и мерам, главным образом в политике (от лат. «extremus» – крайний)[58 - Новейший словарь иностранных слов и выражений. Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2001. С. 936.], как крайний радикализм, сопряженный с силовыми, нелегитимными и не правовыми методами и средствами.

В Федеральном законе от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» (далее – ФЗ о противодействии экстремизму) в ст. 1 законодатель употребляет понятие «экстремизм» как синоним понятия «экстремистская деятельность» и включает в него следующие элементы (курсивом выделены речевые действия):

1) насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;

2) публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

3) возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;

4) пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

5) нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

6) воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;

7) воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;

8) совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте «е» части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации;

9) пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экстремистских организаций;

10) публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;

11) публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;

12) организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;

13) финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг[59 - Федер. закон от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» (принят Гос. Думой Федер. Собр. РФ 27.06.2002; одобр. Советом Федерации Федер. Собр. РФ 10.07.2002; офиц. текст: по состоянию на 28.11.2018) // СПС «Гарант».].

Как указывал в своих определениях Конституционный Суд Российской Федерации, отнесение данным положением «всех действий и материалов, связанных с возбуждением социальной, расовой, национальной или религиозной розни и пропагандой исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии, основано на положениях Конституции Российской Федерации, которая, гарантируя свободу мысли и слова, также запрещает пропаганду, возбуждающую социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, пропаганду социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства, что соответствует и международно-правовым стандартам; такое регулирование само по себе конституционные права и свободы не нарушает»[60 - Определение Конституционного Суда РФ от 17.02.2015 № 347-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Синицына Михаила Владимировича на нарушение его конституционных прав положениями пункта 1 статьи 1 Федерального закона “О противодействии экстремистской деятельности”» // СПС «КонсультантПлюс». Аналогичная позиция высказана Конституционным Судом в следующих определениях: определение Конституционного Суда РФ от 18.12.2007 № 940-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Петухова Юрия Дмитриевича на нарушение его конституционных прав положениями статей 1 и 13 Федерального закона “О противодействии экстремистской деятельности”» // СПС «КонсультантПлюс»; определение Конституционного Суда РФ от 18.10.2012 № 1995-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы компании “New Era Publications International ApS” (“Нью Эра Пабликейшенз Международная Апс”) на нарушение его конституционных прав и свобод положениями пунктов 1 и 3 статьи 1 Федерального закона “О противодействии экстремистской деятельности”» // СПС «КонсультантПлюс»; определение Конституционного Суда РФ от 19.06.2012 № 1271-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Сальманова Азата Салаватовича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 13 Федерального закона “О противодействии экстремистской деятельности”» // СПС «КонсультантПлюс».].

Ю. М. Антонян определяет терроризм как «относительно массовое, исторически изменчивое, уголовно наказуемое явление, характеризующееся совершением умышленных преступных действий с целью вызвать страх и панику, с выдвижением различных требований»[61 - Антонян Ю. М., Белокуров Г. И., Боковиков А. К. Этнорелигиозный терроризм / Ю. М. Антонян, Г. И. Белокуров, А. К. Боковиков и [др.]; под ред. Ю. М. Антоняна. М.: Аспект Пресс, 2006. С. 11.].

В Федеральном законе от 06.03.2006 № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» (далее – ФЗ о противодействии терроризму) законодатель разводит понятия «терроризм» и «террористическая деятельность».

Под терроризмом в нем понимается «идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий» (статья 3).

Террористическая деятельность, согласно указанному закону, – это деятельность, включающая в себя (курсивом выделены речевые действия):

а) организацию, планирование, подготовку, финансирование и реализацию террористического акта;

б) подстрекательство к террористическому акту;

в) организацию незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации), организованной группы для реализации террористического акта, а равно участие в такой структуре;

г) вербовку, вооружение, обучение и использование террористов;

д) информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта;

е) пропаганду идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности[62 - Федер. закон от 06.03.2006 № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» (принят Гос. Думой Федер. Собр. РФ 26.02.2006; одобр. Советом Федерации Федер. Собр. РФ 01.03.2006; офиц. текст по состоянию на 29.03.2019) // СПС «КонсультантПлюс».].

Таким образом, законодатель, «разводя» понятия «терроризм» и «террористическая деятельность», исключил из последнего идеологию насилия, оставив в нем лишь практическую реализацию данной идеологии.

Как утверждает И. М. Мацкевич, «не всякая экстремистская деятельность обязательно имеет террористический характер, но всякую террористическую деятельность следует считать экстремистской»[63 - Эминов В. Э. Криминология: учебник. М.: Проспект, 2015. С. 177.]. С. М. Кочои также говорит о «связи экстремизма с опаснейшим преступлением современности – терроризмом, являющимся, как известно, одной из форм экстремизма»[64 - Кочои С. М. Экстремизм в России: криминологическая и уголовно-правовая характеристика // Российское право в Интернете. 2006. № 1. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_9162094_50132729.htm (дата обращения: 09.01.2019).]. Многие другие авторы в своих работах определяют терроризм как форму экстремизма, например: Л. В. Сердюк в своей монографии «Терроризм как форма экстремизма»[65 - Сердюк Л. В. Терроризм как форма экстремизма: монография. Министерство внутренних дел Российской Федерации, ФГКОУ ВО Уфимский юридический институт. Уфа: Уфимский ЮИ МВД России, 2017. 156 с.], А. В. Воропаева, А. М. Юнусов в работе «Роль образования и воспитания в предотвращении ксенофобии, национализма, терроризма и иных форм экстремизма»[66 - Воропаева А. В., Юнусов А. М. Роль образования и воспитания в предотвращении ксенофобии, национализма, терроризма и иных форм экстремизма / Российская акад. наук, Ин-т социологии. М.: Экслибрис-Пресс, 2007. 183 с.], О. Н. Барышникова в работе «Терроризм – крайняя форма проявления экстремизма»[67 - Барышникова О. Н. Терроризм – крайняя форма проявления экстремизма (профилактика ксенофобии, экстремизма, национализма среди молодежи) / Департамент семейной и молодежной политики г. Москвы, Гос. бюджетное учреждение г. Москвы «Центр правовой и информационной помощи молодежи «Выбор». М.: Центр правовой и информационной помощи молодежи «Выбор», 2012. 12 с.], Р. И. Мороз в диссертации «Терроризм как форма политического экстремизма: тенденции развития в 1990 – 2004 гг.»[68 - Мороз Р. И. Терроризм как форма политического экстремизма: тенденции развития в 1990–2004 г: дис…. канд. политич. наук: 23.00.02. М., 2004. 175 с.] и др.

Мы солидарны с мнением данных ученых и рассматриваем терроризм как крайнюю форму экстремизма, поэтому в целях настоящего исследования мы будем использовать понятия «материалы экстремистско-террористической направленности» и «экстремистские материалы» как равнозначные.