Возвращение

То пока он соберётся с духом и решится подойти к незнакомцу, а тот уже завернул за угол. Не бежать же вдогонку! Или увидит из вагона усопшего родственника, стоящего на платформе, захочет выйти, а поезд уже тронулся.

Однажды на улице он поравнялся с человеком, точь-в-точь похожим на умершего сослуживца, и попытался заглянуть ему в лицо, но сколько бы ни забегал с разных сторон, а лица так и не смог разглядеть, хотя тот вроде и не отворачивался.

И в это солнечное утро Изосим Павлович, прогуливаясь по бульвару, подтрунивая над собой, вспоминал о своих глупых мыслях и в то же время невольно вглядывался в лица идущих навстречу людей.

Ещё издали заметил он человека, отчаянно похожего на своего однокашника. «Ну вот, опять начинается! Хотя этот, по рассказам знакомых, кажется, живой ещё. Отвернусь и пройду мимо. Хватит ерундить», – подумал Изосим и отвернулся.

– Изя, старик, ты ли это? – неожиданно услышал он бодрый голос. – Зазнался, не узнаешь, чертяка, боевого товарища! А ведь когда-то в ночной вояж вместе ходили. Сколько женских особей навзничь опрокинули, скольких в полон взяли!

С этими словами Федор Склянский, товарищ по студенческим годам, заключил Изосима в объятья и даже неловко, в силу своей тучности, попытался облобызать.

– Сколько же мы с тобой не виделись, Изосим? Лет пятнадцать? Ну да, так и есть, с двухтысячного, а сейчас уж пятнадцатый. Как закончили, так и разошлись пути-дорожки. Ну коль вновь встретились, грех расставаться сразу. Не зайти ли нам с тобою, Изя, в ближайшее питейное заведение, несмотря на утро раннее? Я угощаю, – предложил Склянский.

После недолгого обсуждения данного вопроса однокашники оказались за столиком близрасположенного кафе, заказали коньяку, лёгкой закуски и повели неторопливую беседу на тему «А помнишь?».

Все это так расслабило друзей, что они и не заметили момента, когда опустевшая бутылка была заменена на полную, и беседа перетекла в откровения жизни сегодняшней.

– Слушай, Федор, я ведь тебя сразу и не признал, думал, просто похожий кто. Да ещё от кого-то из наших слышал, что болел ты вроде бы сильно года два назад, – промямлил захмелевший Кречетов.

– Да, болтают всякое. Сейчас жизнь такая пошла. Что скажут, что напишут – все проверять надо, – ответил Федор и добавил: – Вот про тебя тоже чушь мололи, будто умер ты год назад, а мы сидим с тобой живые, в меру здоровые и коньячок потягиваем.

– Нет, ты всё-таки послушай, – не унимался Изосим. – Вот мне чуть не каждый день люди похожие на умерших стали встречаться. Просто ужас как похожие. Я иногда думаю: уж нет ли в мире какого-то мощнейшего компьютера, который на всей земле разводит маршруты живых людей и людей умерших? А они на самом деле, может, никуда и не пропали. Также ходят по своим делам, общаются – короче, живут своей жизнью, но только в другом измерении, и мы поэтому их не видим, не пересекаемся с ними. Ну, допустим, как какой-нибудь твой родственник, например, уехал навсегда жить в дикую африканскую деревню, откуда ни позвонить, ни написать. Получается, он из твоей жизни пропал, но для тебя он вроде жив, а с другой стороны, вроде бы и нет, потому что ты его никогда больше не встретишь и не услышишь. Так и ходим все параллельными путями. Не дай Бог, если в этой мировой машине что-то вдруг замкнёт, сгорит, и все перемешается. Пойдёшь так по улице, а тебе навстречу из-за угла родители твои живые, лет на двадцать тебя моложе.

– Здрасте, приехали! – Склянский осоловело посмотрел на Изосима. – Ну ты, старик, загнул! Хватил, однако, лишнего. Кончай эту мутотень наводить. Давай-ка по последней – и разбежимся. А то до психушки допьёмся с твоими фортелями. Уж если разговор такой пошёл, то давай-ка лучше выпьем не чокаясь за наших однокурсников Гошу Джапаридзе и Аньку Фесенко. Вот они-то действительно уже там, – сказал Федор и многозначительно указал пальцем в небо. – Кстати, мы вот здесь сидим, – после некоторой паузы добавил он, – а напротив, за тем забором, кладбище, где Гоша и упокоился. Давай, брат, возьмём эту недопитую бутылочку да и пойдём помянем его согласно старой традиции.

Поддерживая друг друга и не совсем соображая, куда и зачем они идут, друзья поплелись на кладбище.

Спустя какое-то время Изосим несколько отрезвел и с удивлением обнаружил, что стоит он один, а Склянский куда-то исчез. Среди холмиков и оград он стал пробираться к выходу и вдруг застыл на месте. Взгляд его упёрся на один из памятников, на котором была высечена короткая надпись: «Кречетов Изосим Павлович, 1974–2014, вечная память».

Женский день

Завхоз Трофим Петрович Ковтун возвращался домой в состоянии лёгкой удовлетворённости от предпраздничного ужина в маленьком ресторанчике.

Вечеринка была организована по случаю предстоящего праздника 8 марта, до отмены которого ещё не добрался какой-нибудь рьяный депутат. В связи с этим народ новой России по инерции вот уже более двух десятков лет пьёт на законных основаниях за последовательниц Клары Цеткин и Розы Люксембург и одаривает их в этот день, к радости южных торговцев, разнокалиберными букетами. Справедливости ради надо сказать, что в регламент самого праздника начальством за эти годы были внесены значительные изменения, и он из шепотливого, бутербродного застолья превратился в сытый, бесшабашный разгуляй с музыкой, танцами, лёгким, иногда переходящим в тяжёлый флиртом. Вот после оного и возвращался наш герой, с удовольствием вспоминая, как в своём тосте шеф похвалил в том числе и его, а в особливости то, что молоденькая вертихвостка Зиночка из соседнего отдела, несмотря на взрощенный многими годами неумеренности пухлый живот и глубоко предпенсионный возраст Трофима Петровича, изволила дважды протанцевать с ним задорный полуиностранный танец.

Все было хорошо в этот поздний вечер! И даже метро не раздражало Ковтуна своей суетой. Он, плавно покачиваясь в такт вагону, в сладостной полудрёме двигался к дому.

Но вдруг ужасная мысль кипятком обдала изнутри Трофима Петровича: «А подарок жене! Надо же, старый дурак, забыл на работе!» Ковтун вмиг протрезвел и посмотрел на часы. «Боже мой! Первый час, кабинет опечатан! Надо хоть что-то купить. Прибьёт же Сергеевна!» – подумал Трофим Петрович и кинулся к дверям вагона. На его счастье, рядом с метро ещё не закрылся торговый центр. Ковтун рванул мимо витрин с видом азартного охотника, стремящегося любой ценой завалить медведя. На его беду, многие отделы были уже закрыты, а меха, бриллианты и антиквариат по понятным причинам Трофиму Петровичу явно не подходили.

В раздумье он остановился у «Дикой Орхидеи». В магазине женского белья ворковали две молоденькие продавщицы и неторопливо-небрежно ворошила товар одинокая покупательница. «Оно, конечно, неудобно. Ну да была не была» – подумал Ковтун и нерешительно вошёл с видом впервые попавшего в бордель клиента. Конфузливо заскользил он глазами по полкам и манекенам, не совсем понимая назначения некоторых видов товара.

– Вам чего, папаша? – лениво спросила его одна из продавщиц.

Трофим Петрович приблизился к прилавку и прошептал:

– Мне бы жене бы подарочек бы, пожалуйста.

– А чё шёпотом-то? Голос потеряли? Поди, пивка холодного назюзюкались?… Вот житуха пошла! – обратилась она к подруге. – Женщины пашут до ночи, а мужики гудят вовсю в наш праздничек!

– Да ладно ты, уймись, – сказала другая продавщица.

– Вам, мужчина, трусики или бюстгальтеры? Может, пеньюарчик фирменный? У нас все высшего качества, сплошная заграница! Выбирайте.

И через пару минут перед Ковтуном выросла пирамида из всего того, что женщины обычно тщательно прячут от мужчин, демонстрируя это только в интимной обстановке избранным.

Трофим Петрович от обилия невиданных за всю свою жизнь вещей впал в состояние транса и застыл в позе сфинкса. После нескольких минут продавщицы поняли, что сам клиент ничего не купит и сам по себе не уйдёт. «Надо помогать», – решили они и задали наводящий вопрос:

– Жене вашей сколько лет, гражданин?

– Да уж шестой десяток пошёл, – промямлил Ковтун.

– А размер её вы знаете?

– Так, по-моему, 39-й.

– Да не обуви, мужчина! Трусов или лифчика, ночнушки наконец?

– Откуда же мне знать, девоньки? Она сама всю жизнь эти штуковины покупала.

– Ну и мужики пошли! – шепнула одна продавщица другой. – Вот выйдешь замуж за такого козла – и мучайся с ним всю жизнь!

– Что ж, давайте, мужчина, по-другому решать, – обратилась девушка к Трофиму Петровичу. – Она примерно такая, как я, или побольше будет?

– Да что вы, девушка, куда вам до моей Сергеевны! Таких, как вы, в моей жене две с половиной, почитай, будет.

– Тогда, мужчина, не парьтесь, берите вот эту розовую ночнушку, – предложила продавщица. – Она ей впору будет, прикупите цветов – и супруга вас на руках все 8 марта проносит, да и нальёт ещё.

Домой Трофим Петрович добрался за полночь, и после того как полусонная Сергеевна встретила его традиционным: «Где тебя, старого, черт носит?», прошмыгнул на кухню, старательно пряча за спиной блестящую коробку. Здесь он задвинул её за банки с крупами. Наутро Ковтун проснулся с радостным настроением, какое бывало у него только в детстве перед новогодним праздником. Он вспомнил свои вчерашние приключения и почувствовал себя альпинистом, покорившим Эверест. Стараясь не разбудить жену, Трофим Петрович прошёл на кухню, аккуратно достал коробку и вместе с нею нырнул в кровать. Накрывшись с головой одеялом, он начал активно ёрзать и упираться коленями в пышный бок супруги, надеясь склонить её к скорейшему пробуждению. А когда та наконец-то открыла глаза, Кофтун чмокнул её в щеку и тотчас торжественно вручил подарок.

– Боже ж ты мой! – воскликнула Сергеевна. – В кои-то веки муженёк сподобился заботу проявить, видать, совесть-то ещё не вся вышла, – доброжелательно бубнила она, старательно развязывая атласную ленту.

Сергеевна открыла коробку и, достав ночнушку, обомлела. Никогда ещё не приходилось ей облачаться в такую красоту! Схватив коробку, она быстро нырнула в ванную и через минуту предстала перед изумлённым мужем в образе по крайней мере богини Афродиты, вышедшей из морской пучины.

– Ну как? – победоносно вопросила Сергеевна, плавно вращаясь в пределах большого зеркала.

– Ну ты, мать, просто королевна! – восторгнулся Трофим Петрович. – В таком наряде на любой бал без платья можно идти.

– Слушай, Трофим, а тебе не кажется, что она немного маловата, уж больно обтягивает как-то? – спросила Сергеевна.

– Да что ты, дорогая, сейчас мода такая, все короче да уже.

– Но мне-то ведь не на танцы в ней ходить, а спать в ней! Вот так повернёшься невзначай ночью, она до пупа и разойдётся, а то и того хуже.

– Ладно тебе чепуху-то молоть – возмутился Ковтун. – Оно, конечно, разъелась ты в последнее время. А все твои сериалы. Сидишь часами перед теликом и мнёшь и мнёшь. То бутерброды, то картошку с салом. Где ж тут не разбухнешь. Вот и стала как цеппелин Амундсена.

– Так ты что, меня куском хлеба попрекаешь, нехороша я для тебя стала?! Обзываться задумал? А сам-то, толстопуз лысый, тоже все в телек пялишься, всю рекламу про девок просмотрел от подмышек до прокладок!

– Да ты чё, старая, белены объелась! Я же чтобы хоккей не прозевать.