Завещание волхва

И Вечность распахнет объятья,

Все люди будут словно братья,

А мы с тобою – не враги.

О, Господи, благослови!»

Сейчас, глядя в окно вагона, Олег пытался вспомнить, как давно уже он не смотрел в небо? Не затем, чтобы узнать, что его ожидает, когда он выйдет из дома – дождь или снег, а просто так, без всякой практической цели, думая ни о чем и в то же самое время обо всем на свете. И не мог. Возможно, в последний раз это было в детстве. Но это тоже была другая жизнь, забытая, а, быть может, даже и преданная со всеми ее идеалами, мечтами, надеждами…

Олег печально вздохнул. И, как заклинание, вслух повторил:

– О, Господи, благослови!

– И тебя благослови Господь, – вдруг раздалось над его головой, и на верхней полке послышалось сопение и шум, словно кто-то тяжело и неловко повернулся с бока на бок. – Хотя ты и не даешь спать добрым людям по ночам.

– Я не хотел, – повинился Олег. – Простите, батюшка.

– Бог простит, если тебе так уж приспичило посреди ночи получить его благословение, – ответил невидимый собеседник.

– Спите спокойно, батюшка, – попросил Олег. – Я больше вас не потревожу, обещаю.

– Прогнал ты уж мой сон, – грустно произнес красивый могучий баритон, привыкший, по всей видимости, сотрясать стены храма, а теперь вынужденный смирять свою мощь. – Чайку если только попить. Чай-то у тебя имеется? Или идти будить еще и проводницу, подвергая себя опасности анафемы?

– Имеется, батюшка, – улыбнулся Олег, доставая термос из дорожной сумки. – Спускайтесь.

Он чуть было не добавил «с небес на грешную землю», но вовремя прикусил себе язык, подумав, что это могло показаться насмешкой. А обижать батюшку он не хотел. Тот был славный, несмотря на свое ворчание и брюзжание.

– Только телеса прикрою, чтобы не срамиться, – послышалось в ответ. И на полке снова раздался шум, словно там завелась большая мышь.

– Мертвые сраму не имут, – машинально произнес Олег по своей неискоренимой учительской привычке приводить точные цитаты.

Шум над его головой ненадолго стих, а затем послышался изумленный голос:

– Эк, тебя, человече, понесло! С чего бы?

– Да это не я, – смутился Олег. – Это князь киевский Святослав обратился к своим воинам с такими словами перед сражением под городом Доростол. Полностью его фраза звучала так: «Да не посрамим земли Русской, поляжем костьми тут – ибо мёртвые сраму не имут!» Об этом упоминает Нестор Летописец в «Повести временных лет». А произошло это в девятьсот семидесятом году от Рождества Христова.

Батюшка опустил ноги с верхней полки, а затем осторожно спустился и сам. Накануне он садился в поезд в черной рясе с золотым крестом, положенным ему по сану, но затем переоделся в длинную домотканую рубаху и спортивные брюки, став похожим на простого сельского жителя. Теперь его принадлежность к церкви выдавала только борода, густая и окладистая, как у постоянного клиента барбершопа, модной и очень дорогой парикмахерской для мужчин. Борода значительно старила батюшку. Ему едва ли было больше пятидесяти лет, но выглядел он почти стариком.

– Я погляжу, мудр ты не по летам, – с ноткой уважения произнес он.

– Это не мудрость, а образованность, – со вздохом ответил Олег. – Я учитель истории. Много лишних знаний, только и всего. Вот бы обменять знания на ум, было бы неплохо.

– Зовут-то тебя как, многознающий, но малоумный отрок? – спросил батюшка, насмешливо блеснув глазами.

– Будете поминать меня в своих молитвах? – спросил Олег, немного обидевшись. – Но ведь Бог должен знать, о ком речь, и без имени.

– Так я не Бог, – отпарировал батюшка. – Зови меня отцом Климентом. И не богохульствуй… Как, бишь, тебя?

– Олег Витальевич Засекин, – представился Олег официальным тоном. – Прошу любить и жаловать.

– Бог есть любовь, – сказал отец Климент. – Так что любить буду. А вот жаловать – это мы еще посмотрим. – Он пригладил пятерней бороду и благодушно спросил: – Так будем чай пить или только байки травить?

Олег налил ему из термоса в стакан, потом себе. Они пили, отхлебывая чай маленькими глоточками, и смотрели друг на друга. Только во взгляде Олега сквозило недоверие, а в глазах отца Климента – умиротворенность. Батюшка был рад поговорить со случайным попутчиком без всякой цели, чтобы не скучать, у Олега же цель была.

– Так как вы думаете, отец Климент, – спросил он, когда стаканы наполовину опустели, – есть-таки смысл жить, любить и верить?

– А то как же, – охотно ответил тот. – На то человек и создан был по образу и подобию божьему и получил в дар душу бессмертную.

– Это все софистика, – отмахнулся Олег. – Искусство красноречия, зародившееся еще в Древней Греции. А вот как вы сами думаете, не мудрствуя лукаво и не прячась за слова?

– Так и думаю, как говорю, – ответил отец Климент. – Не двоедушничал никогда.

– Так-таки и вправду? – с сомнением произнес Олег. – Хорошо, тогда небольшой тест на правдивость. Какие мысли приходят вам в голову, когда вы смотрите на небо? О чем вы думаете – о Боге или о том, что может пойти дождь и замочить вашу рясу?

Отец Климент не замедлил с ответом.

– Если сие будет позволительно в нашем ученом диспуте, я выскажусь стихами. Они точно выражают мое жизненное кредо, выражаясь светским языком. Или, другими словами, которые мне больше по душе, основу мировоззрения.

Олег кивнул. Но отец Климент и не ждал его позволения. Закрыв глаза, словно заглядывал себе в душу, он произнес:

Я в небе вижу ангелов, не птиц;

И Бога взор сквозь сомкнутые веки

Свинцовых туч; и сполохи зарниц

Как жизнь на миг – и тихий сон навеки.

Они помолчали, глядя во мрак за окном, изредка прорезаемый светом фонарей.

– Завидую вам, – наконец сказал Олег. – А вот мне все видится иначе.

– Сочувствую тебе, человече, – сказал, вздохнув, отец Климент. – Я и сам, пока не пришел к Богу, мучился сомнениями и страдал.

– Получили ответы на все вопросы? – усмехнулся Олег. – Вот уж не поверю!

Отец Климент взглянул на него с укоризной и кратко спросил:

– Почему?

– На то есть причины, – неопределенно ответил Олег. – Вот, например, как быть с язычниками? Ведь они не ведали о существовании вашего Бога, если верить историческим источникам.

– Нашего Бога, – мягко поправил его отец Климент.

– Ну, пусть будет нашего, – не стал спорить Олег. – Они молились своим языческим богам, в существование которых искренне верили. Такая уж у них была тогда жизнь, всецело зависела от природы. Какая жизнь – такие и боги. Но если языческие боги – ересь, то, следовательно, и сами язычники должны быть искоренены из будущей жизни вечной. Так ведь, батюшка?

– Вот и ты, отрок, грешишь софистикой, – снисходительно улыбнулся отец Климент. – Приводишь доказательства, основанные на нарушающих формальную логику доводах. А отсюда и неверные выводы делаешь. Ибо сказано в евангелии от Иоанна: «В доме Отца моего обителей много». Найдется, думаю, и для тех язычников, которые жили до Спасителя.