Завещание волхва

– А как быть с современными? – настойчиво спросил Олег.

Отец Климент внезапно рассердился.

– Гореть им в геенне огненной, – рявкнул он, ударив кулаком по столу. Жалобно зазвенели ложечки в стаканах, словно маленькие колокола, растревоженные бурей. – Неоязычество – то же самое, что терроризм и другие губительные явления нашего времени. А неоязычники – пособники сатаны, призванные искушать человека, чтобы сбить его с пути истинного. Нет им прощения! И ныне, и присно, и во веки веков!

Олег почувствовал, как в нем разгорается дух противоречия. До этого он и сам думал почти так же, как отец Климент. Но после его слов захотел возразить. Однако не успел. Дверь в купе неожиданно распахнулась и появилась дородная женщина в форме проводницы. У нее было заспанное лицо.

– Что шумим? – спросила она возмущенно, однако не повышая голоса. Было видно, что ей это стоило больших усилий. Ее взгляд остановился на стаканах с остатками чая и выразил понимание. – А, коньячок… Постыдились бы! Вроде приличные люди.

– Храни тебя Господь, дщерь неразумная, – негодующе ответил отец Климент. – Чай мы пьем, не коньяк. И ведем споры богословские. А что пошумели немного, так на то была причина. Сам Господь прогневлялся деяниями нечестивых. Как сказано в евангелии от Матфея, греховен только напрасный гнев. И святые апостолы говорили: «гневаясь не согрешайте». И потому не согрешил я, что гнев мой праведный.

Проводница была явно ошеломлена потоком слов, которые обрушил на нее отец Климент. Она не поняла из них и половины, но переспрашивать не стала.

– Так ведь ночь, батюшка, – сказала она почти извиняющимся тоном. – Спят все пассажиры. Понимать бы надо!

– И то правда, пора и нам на покой, – произнес отец Климент. Его раздражение схлынуло, уступив место обычному снисходительному благодушию. – Вот только чай допью. А то от разговоров в горле пересохло, яко в пустыни, где Спаситель наш провел сорок дней и ночей без пищи и воды и был искушаем от диавола. Верно сказано, что во многом глаголании нет спасения. Иди с Богом, матушка!

Проводница ушла, ничего не сказав и осторожно прикрыв за собой дверь. Отец Климент обратил свой взор на собеседника, но в нем уже не было прежней ярости, вызванной вспышкой гнева против неоязычников.

– Благословенной тебе ночи, человече, – произнес он если и не кротко, то беззлобно. – Спи с Богом в душе и не греши даже в помыслах своих.

– Спасибо, батюшка, на добром слове, – ответил Олег. Он тоже не хотел продолжать их разговор, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Тема неоязычества явно была болезненной для священника. – И прощайте – на тот случай, если с утра будете спать, когда я сойду с поезда.

Однако утром неожиданно выяснилось, что они выходят на одной станции.

– Подъезжаем к станции Глухомань через полчаса, – сообщила бортпроводница, заглядывая в купе и подозрительно оглядывая его, словно пытаясь отыскать следы разрушения после ночного чаепития. – Стоянка всего две минуты, так что готовьтесь заранее. Не забывайте свои вещи!

И они оба одновременно начали собираться.

– Так вы тоже выходите, отец Климент? – спросил Олег почти радостно. – Может быть, подскажете, как добраться до поселка Кулички?

Услышав это, отец Климент, успевший одеть рясу и крест, с удивлением воззрился на Олега.

– Каким ветром занесло тебя в наши края? – спросил он, не сумев сдержать любопытства. – В Кулички мужчины редко приезжают. Уж не в поселковую ли школу учителем послан, на подмогу Марине Викторовне?

– Дед у меня здесь помер, – не стал скрывать правды Олег. – А я, выражаясь юридическим языком, приехал вступить в права наследования.

Во взгляде отца Климента появилось еще больше заинтересованности.

– Не слыхал я, чтобы в поселке кто-то недавно умер, – сказал он. – Как звали дедушку?

– Святослав Вячеславович Полоцкий, – ответил Олег. – А не слышали, возможно, потому, что он жил не в самих Куличках, а поблизости. В Усадьбе Волхва. Вы сами, батюшка, в поселке наездами или постоянно живете?

– Служу Господу, – с достоинством ответил отец Климент. – Настоятелем церкви святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна. – И после небольшой паузы он многозначительно добавил: – Почитаемых Русской Православной Церковью в сонме святых первыми мучениками за святую православную веру в Русской земле.

– Вот как, – неопределенно произнес Олег. Он заметил, что глаза отца Климента снова начали разгораться, как минувшей ночью, когда они заговорили о язычниках. И, желая избежать новой вспышки праведного гнева, никак не прокомментировал его сообщение.

Однако его сдержанность батюшку не остановила.

– В хрониках преподобного Нестора Летописца говорится об этом, – сказал он назидательным тоном. – Случилось это злодеяние в десятом веке от рождества Христова в Киеве. Когда языческие жрецы избрали в кровавую жертву своим богам сына Феодора Варяга, принявшего христианство, старый воин ответил: «Не боги это, а дерево. Нынче есть, а завтра сгниет». И отказался отдать сына своего бесам. За что и были они оба убиты толпой, подстрекаемой жрецами. – Произнеся это, отец Климент с осуждением спросил: – Или не учат этому в школах?

– Увы, – вздохнул Олег. И счел за благо перевести разговор на другую тему. – Так как добраться от станции до поселка, батюшка?

– На автобусе, – неохотно ответил отец Климент. Было видно, что он был бы рад не отвечать на этот вопрос, если бы на то была его воля, и это не противоречило бы христианской морали. – Я покажу, где остановка. Рейс один раз в день. Отправляется через полчаса после прибытия поезда.

Уже когда они вышли из вагона, на перроне, он сказал Олегу, не сумев или не захотев скрыть порицания в голосе:

– А деда твоего я знал. И мой тебе, человече, совет – держись подальше от путей, которыми он шел. А от наследства его богопротивного откажись. Ибо сказано: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит…

После этого батюшка, пока не подошел старенький дребезжащий автобус, не промолвил ни слова, сколько Олег ни расспрашивал его. Только хмурился, качал головой и, словно воздвигая преграду между ними, часто осенял себя крестным знамением. И в автобусе он сел поодаль от Олега, отвернулся и начал сосредоточенно смотреть в окно. По дрожащим губам и благочестивому виду отца Климента можно было понять, что всю дорогу он читал молитвы.

Глава 10. Встреча с Мариной

Автобус, устало пыхтя и поднимая за собой облако густой пыли, двигался между вросшими в землю деревянными домами под темными крышами. Это и был поселок со странным названием Кулички.

– Конечная остановка – Центральная площадь, – объявил водитель, мужчина средних лет в матерчатой кепке, на которой был вышит красными нитками вставший на задние лапы медведь. – Когда-то здесь паслись коровы, затем начали собираться местные жители, чтобы сообща решать жизненно важные для поселка вопросы.

Сказал это он тоном экскурсовода исключительно для Олега, в котором признал приезжего.

– Куличковое вече, – произнес тот. И по школьной привычке все разъяснять, добавил: – Народное собрание в древней и средневековой Руси до образования государственной власти. Люди собирались с целью обсуждения общих проблем и вопросов политической, духовной и экономической сферы.

– Точно, – кивнул водитель. – Все так и было. Только в нашем поселке это называлось сходкой. Спорили до хрипоты, иногда доходило даже до драки. Помню, дед мой рассказывал…

Водитель был словоохотлив. Звали его Георгий, и всю дорогу он не закрывал рта, нимало не заботясь о том, слушают ли его пассажиры. Тех было всего двое – Олег да отец Климент, но батюшка все время хмуро молчал, и Олегу волей-неволей приходилось поддерживать разговор одному, из вежливости изредка вставляя реплики, чтобы показать, что он заинтересованно слушает. Но это было не так. На самом деле он обдумывал слова отца Климента, сказанные на перроне, и причины его странного поведения, так разительно изменившегося после того, как они сошли с поезда.

Автобус, натужно взревев, свернул с узкой улочки и выехал на Центральную площадь поселка Кулички. Если та и была когда-то цветущим пастбищем, то за много лет стада коров превратили землю в твердую, как камень, поверхность. Вероятно, точно так же изжили себя и народные сходки. Теперь в центре площади возвышался сложенный из бревен храм с куполообразной маковкой, увенчанной позолоченным крестом. В таких же бревенчатых домиках по окружности располагались поселковая администрация, почта, школа и универсальный магазин. А во все стороны от площади расходились кривые ответвления улиц с хаотично расположенными домами. Все постройки казались заброшенными. Никто не выглядывал в окна, не ходил по улицам. На площади тоже было пусто. Могло показаться, что накануне над поселком пронесся смерч и, подхватив, унес всех жителей с собой. Олег помнил, что современное слово «смерч» произошло от древнерусского «мерк», означающего «мрак». Что-то подобное он испытывал, глядя из окна автобуса на поселок. В душе у него царили сумерки и, пугаясь их, энергично скребли кошки.

– А что же у вас так безлюдно? – спросил Олег. – Говоря по правде, аж жуть берет!

– Такие времена настали, – грустно вздохнул водитель. – Приехали бы вы к нам прошлым летом…

– Георгий! – резко, как удар хлыста, прозвучал предостерегающий голос отца Климента. – Или забыл, что при многоглаголании несть спасения, а сдерживающий уста свои разумен?

Водитель вздрогнул, насупился и до окончания поездки не проронил уже ни слова.

Автобус остановился напротив храма. Раскрылись дверцы. Выходя, отец Климент на прощание молча кивнул Олегу с таким видом, будто сердился на него за что-то. Георгий, наложив одну ладонь на другую и склонив голову, смиренно произнес:

– Благословите, батюшка!

В ответ отец Климент гневно пророкотал:

– Я говорил, тебе, Георгий, чтобы ты снял эту богопротивную кепку? Пока не исполнишь, не будет тебе моего благословения, так и знай!

Он ушел в сторону храма, от негодования забыв приподнять полы рясы и оставляя за собой шлейф пыли. Олег с удивлением взглянул на водителя и спросил:

– Какая муха его укусила?

– Не муха, а медведь, – неохотно ответил тот. Сняв кепку, он пытался ногтем поддеть нитку, которой была вышита эмблема. Но нитка не поддавалась, и Георгий хмурился.