Бегство

На перроне Московского вокзала Анну встречал муж. Она увидела его еще из окна купе, и ее сердце радостно дрогнуло, а потом тревожно застучало. Вид у Андрея был хмурый, как будто ненастное петербургское утро наложило на него свой отпечаток. Обычно он встречал ее с улыбкой, которая освещала его добродушное округлое лицо, словно солнце землю, вселяя радость бытия и в душу Анны, какой бы истрепанной она ни возвращалась из поездок.

– Доброе утро, Андрей, – сказала она, подходя и привычно подставляя щеку для поцелуя.

Андрей взял из ее рук чемодан и, оглядев с ног до головы, словно оценщик в ломбарде, заметил ворчливым тоном заботливого отца:

– Ты сильно похудела за эти дни. Наверное, мало ела, много гуляла?

– Я скучала по тебе, – сказала Анна. – Мне тебя очень не хватало в Москве.

Это прозвучало искренне, и Андрей немного смягчился. Его лицо посветлело, взгляд потеплел.

– Тебя никто не гнал из дома, – сказал он. – И, кстати, мама очень жалела, что не смогла с тобой встретиться.

– Неужели она уже уехала? – воскликнула Анна, с трудом скрывая свою радость. Она не ожидала, что ей так повезет. Обычно Аделаида Марковна гостила у них дольше. – Как жаль!

– Позвонила моя старшая сестра, сказала, что у нее заболел ребенок, – пояснил Андрей, с подозрением глядя на жену. Его взгляд говорил, что он не верит в ее сожаление. – Мама решила, что там она нужнее, чем здесь. И она уехала раньше, чем собиралась.

Сестра Андрея жила в Новосибирске. Но для его мамы расстояние было нипочем, когда речь шла о здоровье и благополучии ее детей и внуков. Аделаида Марковна была заботливой, а, по мнению Анны, просто сумасшедшей, матерью и бабушкой. Кроме Андрея, у нее было еще три дочери, и у каждой – по несколько детей. С одной из своих дочерей, старшей, она жила постоянно после того, как овдовела, к остальным ездила в гости, как только у нее выдавалась такая возможность.

Андрей, который не обзавелся к своим тридцати пяти годам ни одним ребенком, был паршивой овцой в этом многолюдном семейном стаде, прирастающим потомством с завидной регулярностью. Так своего любимого единственного сына не раз называла сама Аделаида Марковна. Андрей обижался, но не возражал, понимая справедливость упрека. За него заступалась Анна. Пытаясь перевести все в шутку, она утверждала, что мама Андрея не права – никакая он ни овца, в крайнем случае, баран. А паршивых баранов, как известно, в природе не бывает, у баранов, если верить народной мудрости, только одна проблема – новые ворота.

– Как ее здоровье? – спросила Анна, чтобы доставить мужу удовольствие.

– То же самое она спрашивала о тебе, – хмуро буркнул Андрей. – Оно ее сильно беспокоит.

– Это почему же? – деланно удивилась Анна, глядя на мужа честными глазами. – Я никогда не жаловалась на свое здоровье.

Но это была только игра, причем плохая. Она видела, что Андрей настроен решительно, и неприятного разговора ей все равно не избежать. И для нее, Анны, будет лучше, если этот разговор произойдет не дома, за закрытыми дверями, где ей никто не поможет, а на перроне, среди множества посторонних людей, одно присутствие которых не позволит Андрею пересказать жене все то, что он услышал от своей мамы. А в том, что это будут крайне неприятные слова, Анна не сомневалась. Конечно же, все эти дни Аделаида Марковна не оставляла сына в покое и, в конце концов, достигла своей цели, вырвав у него обещание призвать жену к ответу за ее нежелание иметь детей. «Призвать к ответу» – это было любимое выражение Аделаиды Марковны, которым ее речь обычно была нашпигована словно украинская колбаса салом.

– В таком случае, не здоров, по всей видимости, я, – заявил Андрей. – Другой причины, почему у нас нет детей после десяти с лишним лет брака, мама не видит. И она предлагает нам с тобой провериться у врача. И если выяснится, что подозрения мамы оправданны…

– То что тогда? – с замиранием сердца спросила Анна.

– Тогда тебе или мне, а, быть может, нам обоим, придется пройти курс лечения от бесплодия, – решительно закончил Андрей фразу, которую не раз слышал от своей мамы и которую он долго не мог произнести, даже несмотря на то, что заучил наизусть.

Услышав это, Анна с трудом сдержала короткий возмущенный стон. У нее едва не вырвалось признание, что она-то уже давно прошла подобное обследование. И выяснила, что абсолютно здорова, а, значит, все дело в нем, Андрее. Однако ему она ничего не сказала, потому что, перечитав множество медицинских книг и журналов, узнала, что мужское бесплодие практически не лечится. Это стало потрясением уже для нее самой. Она проплакала несколько месяцев, старательно пряча свои опухшие глаза от мужа, чтобы он ничего не заметил. А затем приняла решение, которое стоило ей многих бессонных ночей. Только страх, что Андрей никогда не сможет подарить ей ребенка, и она навсегда останется, по его собственному выражению, бесплодной смоковницей, принудил Анну к тому, что стало кошмаром ее жизни. Под предлогом бегства от упреков Аделаиды Марковны, она начала уезжать из дома и ложиться в постель со всеми мужчинами подряд, надеясь от них забеременеть. Оправдывала она себя тем, что Андрею, в сущности, все равно, родится ребенок от него или от другого мужчины – если, разумеется, он останется в неведении. А альтернатив естественному зачатию немного, и ни одна из них не устраивает ее или его. И лучше так, чем угроза никогда не стать матерью…

Но всего этого Анна не сказала мужу, то ли по укоренившейся в ней привычке скрывать свои мысли, то ли потому, что было еще одно обстоятельство, тревожившее ее все больше и больше с каждым годом. Несмотря на все ее многочисленные попытки, ей так и не удавалось забеременеть, ни от мужа, ни от других мужчин. Возможно, что-то с ней было все-таки не так. Она начинала опасаться, что в ее теле имелся какой-то скрытый дефект, который не смогло выявить медицинское обследование, мешающий зачатию.

Поэтому она робко, словно была в чем-то виновата, спросила:

– А если допустить худшее – лечение не поможет… Что тогда?

– Тогда мы прибегнем к экстракорпоральному оплодотворению, – твердо, как о давно решенном, заявил Андрей. По всей видимости, мама прочитала ему полный курс лекций о деторождении. И он, как прилежный ученик, выучил их назубок. – Это когда яйцеклетку извлекают из тела женщины и оплодотворяют искусственно в пробирке. Затем полученный эмбрион содержат в инкубаторе в течение двух-пяти дней, после чего переносят в полость матки…

– Я знаю, что такое экстракорпоральное оплодотворение, – не дослушав, перебила его Анна. – А еще мне известно, что это довольно сложный и проблематичный способ зачатия. – Сделав короткую паузу, чтобы муж осмыслил ее слова, она спросила: – А ты не рассматриваешь варианта с обыкновенным усыновлением ребенка? Если нам взять мальчика или девочку в детском доме?

– Это неприемлемо для моей мамы, – решительным жестом отверг предложение Андрей. – Мама говорит, что она не будет принимать участия в воспитании чужого ребенка, рожденного неизвестно кем и от кого. И, кстати, мне непонятно, что ты имеешь против ЭКО? Ведь это безболезненная процедура. Мама узнавала.

– И она, разумеется, сказала тебе, что только каждая третья женщина после этой процедуры беременеет? – спросила Анна, решив пройти этот скорбный путь до конца. – Но донашивают ребенка еще меньше. Родить получается только у каждой четвертой. Это не слухи, а официальные данные Российской ассоциации репродукции человека.

– И что с того? – с недоумением посмотрел на нее Андрей. – Это всего лишь статистика. Ты молодая здоровая женщина, у которой никогда не было абортов или венерических заболеваний. У тебя все будет хорошо, я уверен в этом.

– Я боюсь, Андрей, – опустив голову, призналась Анна. Она кусала губы, чтобы не расплакаться. – Если я забеременею и потеряю ребенка – этого я не переживу. Попробуй понять меня!

Андрей не нашелся, что ответить. Выговорившись, он снова превратился в того, кем был – мягкосердечного, почти безвольного человека. Они стояли посреди давно опустевшего перрона и молчали, отводя друг от друга глаза. Наконец Андрей, осторожно прикоснувшись к Анне, тихо сказал:

– Я боялся, что ты не вернешься.

Анна с удивлением посмотрела на него и спросила:

– Почему?

– Я думаю об этом каждый раз, когда ты уезжаешь, – пояснил почти виновато Андрей.

Он снова замолчал, не зная, что сказать еще.

– Пойдем домой, Андрей, – сказала Анна. – У нас еще будет время все обсудить.

И, грустно усмехнувшись, она добавила:

– До следующего приезда твоей мамы.

Выйдя из здания вокзала, они не увидели ни одного такси, и пошли пешком до ближайшей остановки. Моросил дождь, люди укрывались от него под зонтами, став невидимыми. Откуда-то доносились тихие звуки церковного колокола. Слезы текли из глаз Анны, а ему казалось, что ее лицо влажно от дождя.

В оформлении обложки использован рисунок с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.