Бегство

– Знаете, о чем я думал до вашего появления, когда смотрел на эту картину?

Услышав обращенный к ней вопрос незнакомца, на которого она сначала даже не обратила внимания, Анна в первое мгновение почувствовала раздражение. Она хотела ответить что-то резкое, но когда обернулась, то не смогла. Она увидела перед собой мужчину, домогательств которого женщине, даже красивой, можно было не опасаться – и не столько в силу его возраста, сколько из-за той печати одухотворенности, которая лежала на всем его облике. Это был мужчина образца прошлого, галантного в обращении с женщинами, века, каким-то чудом доживший до века нынешнего. Он был одет в темно-вишневый бархатный пиджак, на худой жилистой шее у него был повязан галстук-бабочка неяркого болотного цвета. Анна невольно улыбнулась. Так старомодно и претенциозно уже давно никто не одевался даже в Санкт-Петербурге.

Увидев ее улыбку, мужчина воспринял это как поощрение и продолжил:

– Лучше всего мои мысли могут передать стихи. Возможно, вы помните эти чудесные строки?

И, не дожидаясь ответа, он прикрыл глаза и произнес чуть нараспев:

Мне б в небо подняться и крылья сложить.

В миг краткий, безумный свободы испить…

Анна не знала этого стихотворения или не могла его сейчас вспомнить. И ее взгляд красноречиво сказал об этом.

– Но это не важно, помните вы или нет, – смутился мужчина, чувствуя себя неловко из-за того, что он словно уличил Анну в невежестве. – Главное, что те же самые слова мне приходят в голову, когда я смотрю на вас. Мне кажется, что вас гнетет какая-то печаль. И вы, как птица с обрезанными крыльями, пытаетесь – и не можете взлететь, воспарить над нашей грешной землей, как это бывало раньше, и это есть величайшая трагедия вашей нынешней жизни. – Он помолчал, а затем тихо, даже чуть виновато, спросил: – Я прав?

Сначала Анна хотела все отрицать, но внезапно передумала. Ей вдруг стало грустно от образа птицы с обрезанными крыльями, который она увидела словно воочию. И, если вдуматься, этот образ действительно очень точно соответствовал тому состоянию, в котором она жила последние годы.

– А о чем вы еще думаете, глядя на меня? – мягко спросила она.

– Я думаю, что если вас переодеть, то вы будете просто копией дамы с этой картины, которую мы с вами оба с таким интересом рассматриваем, – ответил, улыбаясь, мужчина. Улыбка очень шла ему, словно сказочное молодильное яблоко она сделало его лицо намного моложе и привлекательнее. – И, знаете, вам бы очень пошли ее шляпка «Франциск», отделанная изящными перьями, украшенное собольим мехом пальто торговой марки «Скобелев», меховая муфта, отделанная темно-синима бантами, да и все остальное.

– Да вы, как я погляжу, большой знаток женской моды позапрошлого века, – снова улыбнулась невольно польщенная Анна.

– Нет, я не знаток в том смысле, который вы вкладываете в это слово, – серьезно ответил ее собеседник. – Я обыкновенный ценитель всего прекрасного, будь то картина или такая женщина, как вы. Простите меня, если я вас смутил. Ведь мы даже не знакомы, а я говорю вам такое.

– Меня зовут Анна, – сказала она просто.

– Виктор Евгеньевич, – церемонно привстав со скамейки, представился он. – Но я буду рад, если вы будете звать меня Виктором.

– А теперь, Виктор, когда мы познакомились, я хочу вам возразить, – сказала Анна, с улыбкой глядя на него. – Нет, вы не обыкновенный. И это во-первых. А во-вторых, вы меня не смутили своими словами. В наши дни редкие мужчины могут говорить женщинам комплименты, которые было бы приятно слушать.

Он помолчал, а затем внезапно спросил, как будто эта мысль только что пришла ему в голову:

– Анна, а на этом портрете – это точно не вы?

От неожиданности Анна рассмеялась.

– Нет, не я, – сказала она. – И, пожалуйста, давайте не будем говорить о переселении душ и прочих мистических явлениях. Очень вас прошу! Ужасно не люблю эту тему.

– Тогда позвольте мне пригласить вас на чашечку кофе, – сказал Виктор. – Если, конечно, вы не хотите продолжить осмотр галереи.

– Признаться, я уже устала от впечатлений, – улыбнулась Анна. – А вот кофе выпила бы с удовольствием.

И они ушли из галереи вместе. А потом долго пили кофе, сидя за столиком в одном из маленьких уютных кафе, которых так много в Москве. Неожиданно для них обоих оказалось, что во многом их вкусы сходятся. Оба любили картины, поэзию и, как высокопарно выразился Виктор, ощущение свободы как неотъемлемой части человеческого бытия. Правда, Анна на третье место в этом списке хотела поставить мужа, но удержалась и поддержала своего нового знакомого, чем приятно поразила его.

– А ведь мы с вами родственные души, Анна, – сказал он. И спросил, будто ожидая от нее подтверждения: – Неужели такое возможно, учитывая нашу разницу в возрасте?

Но Анна ничего не ответила. И он, грустно вздохнув, не стал настаивать на ответе, вместо этого предложив:

– Хотите, Анна, я прочитаю вам свое любимое стихотворение?

Она молча кивнула.

Глухо завывает,

Жалуется ветер.

И ему бывает

Тяжко жить на свете.

Лампа одинокая.

Комната пустая.

Лишь тоска стоокая

Жизнь мою листает.

Колокол к заутрене

Звякнул и осип,

Будто голос внутренний:

Счастья не проси.

Закончив, он помолчал, а затем, деликатно откашлявшись, спросил Анну, понравилось ли ей.

– Очень грустное, – ответила Анна. – Вероятно, вы очень одиноки.

– Вы меня понимаете как никто другой, – обрадованно сказал Виктор. – Это просто чудо!

– А хотите послушать мое любимое стихотворение? – неожиданно для самой себя спросила Анна.

Виктор восторженно закивал головой.

Тихо в городе моем.

Зима.

В белом саване стоят

Дома.

Только окон нет таких,