Бегство

Анна покачала головой.

– Не беспокойтесь, Кирилл. В Москве у меня будет всего три или четыре дня. И как минимум один из них – ваш.

– Обещаете? – настойчиво спросил мужчина, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Пообещайте мне!

– Будьте доверчивы, как птицы поднебесные, они ни сеют, ни жнут, а им всё дается, – ответила с улыбкой Анна.

– Это что-то библейское? – нахмурился Кирилл.

– Это из Нагорной проповеди, но не совсем дословно, – пояснила Анна.

– А вы случайно не из тех религиозных фанаток, которые бродят по квартирам и вербуют сторонников в свою секту? – с подозрением взглянул Кирилл на нее.

– Нет, я не сектантка, и даже не монашенка, – успокоила его Анна. – Простите меня за эту неудачную цитату, Кирилл. Думаю, в нашем с вами случае мне стоило вспомнить Марка Твена, сказавшего однажды, что в рай стоит идти ради климата, а в ад – ради компании. Mea culpa.

– Что? – озадаченно спросил мужчина. Он явно не знал латыни. Разговор выходил за грани его понимания, и это его нервировало.

– Моя вина, – повторила Анна уже по-русски. – Мне нравится ваша компания. А вам моя?

– Очень, – пылко ответил Кирилл и словно ненароком положил свою ладонь на ее колено. – Я счастлив, что встретил вас.

– У-у, как мало вам надо для счастья! – изобразив разочарованный вид, сказала Анна. – И уберите, пожалуйста, свою руку подальше от моей ноги. А то стюардесса может подумать о нас что-то не очень пристойное.

– Неужели вас это волнует? – недовольным тоном спросил Кирилл, убирая руку.

– Может быть, вас это удивит, но я чрезвычайно дорожу своей репутацией, – сказала Анна без тени иронии.

Они поболтали еще немного о разных пустяках, а затем объявили посадку.

– Меня встречают, и я не смогу вас проводить, – сказал, словно оправдываясь, Кирилл. – Но помните, я буду ждать вашего звонка!

– Постараюсь не забыть, – ответила Анна, разочарованно прикусив нижнюю губку. Она надеялась, что уже этим вечером Кирилл пригласит ее куда-нибудь, быть может, даже в ресторан. Но настаивать не имело смысла, как и ждать, что ее новый знакомый изменит свое решение. Скорее всего, в аэропорту его ждали жена и дети. Анна с деланной веселостью помахала мужчине рукой и, не дожидаясь, пока он поднимется с кресла, своей самой грациозной походкой направилась к выходу из самолета, ощущая на своей спине оценивающий мужской взгляд. В узком проходе между креслами это было не так просто, но она старалась и с честью выдержала испытание.

Анна добралась на аэроэкспрессе до Белорусского вокзала, пересела на метро и долго ехала, чувствуя себя до ужаса беспомощной. Она не любила замкнутые пространства, даже в кабину лифта входила с внутренним содроганием. С облегчением вышла из вагона на нужной ей станции. Прогулка до гостиницы доставила ей удовольствие, даже чемодан, который она катила за собой, почти не мешал выглядеть в глазах встречных мужчин беспечной, привлекательной и юной.

Одноместный номер, в который Анна поселилась, был достаточно комфортен, чтобы она смогла прожить в нем несколько дней, не тоскуя о своей уютной квартирке в Санкт-Петербурге, из окон которой была видна Нева. Она скинула с себя всю одежду и встала под душ, чтобы смыть со своего тела дорожную грязь и избавиться от запаха мужа, если тот еще остался на ее коже и волосах. Обычно запах Андрея ей даже нравился, Анна любила его вдыхать, когда лежала с мужем в постели, перед тем, как заснуть, но не затем она бросила свой милый дом и прилетела в Москву, чтобы предаваться воспоминаниям о счастливой семейной жизни. В предстоящие ей несколько дней Анна желала забыть о прошлом и собиралась жить так, словно его никогда и не было.

– Имею на это право, – упрямо прикусив губу, чтобы ненароком не расплакаться, шептала Анна, не чувствуя, как по ее телу бегут обжигающие струи воды. Ее терзала другая боль, душевная, заглушавшая все внешние болезненные ощущения.

Выйдя из ванной комнаты, она взяла мобильный телефон и написала смс-сообщение мужу. «Долетела благополучно, очень устала, приняла душ, ложусь спать. Люблю, скучаю, целую». Подумав, что Андрею это будет приятно, дописала: «Привет маме». И отправила сообщение, вздохнув с таким облегчением, словно скинула с плеч тяжкую ношу.

Однажды они договорились о том, что во время путешествий Анны, как дипломатично Андрей называл ее бегство из дома, они будут не перезваниваться, а только обмениваться смс-сообщениями. Так им обоим было удобнее. И не только из-за возможной разницы во времени. В этом случае можно было не опасаться, что ее звонок раздастся некстати, и мама Андрея, оказавшись поблизости, вмешается в их разговор, перехватив у сына телефон и инициативу. Аделаида Марковна умела это делать с необычайной ловкостью. Это была властная женщина, с зычным голосом и несгибаемой волей, приобретенной ценой многолетних скитаний с мужем-военнослужащим по дальним гарнизонам, отстоящим от цивилизации и мегаполисов намного дальше, чем питекантроп от Альберта Эйнштейна. Из всех своих качеств, которые помогли ей выжить и преуспеть в жизни, Аделаида Марковна ничем не поделилась с сыном, родив мягкосердечного, почти безвольного мальчика, который больше всего на свете боялся обидеть кого-нибудь неосторожным словом или поступком.

Поэтому, подозревала Анна, ее муж, когда подрос, и профессию себе выбрал традиционно женскую – учителя русского языка и литературы в средней школе. Но эта работа его всем устраивала, даже несмотря на более чем скромную зарплату, потому что не предполагала конфликтов на профессиональной или любой иной почве. Трудно было поссориться с учениками или коллегами из-за правил грамматики или поэзии Пушкина, которые были неизменны и словно отлиты в бронзе на века. В свободное от работы время он любил читать философские книги и размышлять о чем-то неопределенном, что не поддавалось критическому анализу и не имело строгих форм, а находилось на уровне подсознательного, а то и бессознательного. Андрей мог часами смотреть из окна на то, как идет дождь, и ему не было скучно. А спроси его, о чем он при этом думает, он и сам затруднился бы ответить. Однажды он признался Анне, что мечтает о достижении мировой гармонии, упомянутой в библии. «Я хотел бы жить в те времена, когда лев возляжет рядом с ягненком, мудрость наполнит землю, и все люди будут любить друг друга как братья и сестры», – сказал Андрей, глядя на нее каким-то отстраненным и даже глуповатым взглядом. И после этого она перестала спрашивать мужа о его потаенных мыслях, опасаясь услышать что-нибудь еще более странное и пугающее. Она смирилась с мыслью, что вышла замуж за человека, говоря таким милым ему библейским языком, не от мира сего.

По этой же причине Андрей разрывался душой между мамой и женой, стараясь угодить обеим, но так, чтобы другая ничего об этом не знала. Иногда он искренне страдал от этого. Анна понимала его, жалела и старалась, как могла, избавить от мук раздвоения души. О ее собственной душе и муках в их семье не было и речи. Анна была образцовой женой во всех отношениях. Но только в Санкт-Петербурге, на глазах у мужа или в непосредственной близости от него.

Поэтому после отправки смс-сообщения мужу Анна не легла спать, а открыла чемодан и достала из него аккуратно сложенное, чтобы не измялось, платье, которое она купила только вчера в модном бутике и еще даже не сорвала с него этикетку. Не торопясь надела его. После чего подошла к большому зеркалу, висевшему на стене гостиничного номера.

То, что Анна увидела, ей не понравилось, потому что это выглядело слишком вызывающе с точки зрения хорошего вкуса. Но она знала, что это понравится любому нормальному мужчине-гетеросексуалу. Из зеркала на нее смотрела очаровательная жгучая брюнетка с распущенными волнистыми волосами, спадающими на обнаженные плечи. Высокие холмики грудей заманчиво выглядывали из разреза платья, словно их мучило любопытство и жажда познания окружающего мира, который обычно был для них закрыт более целомудренной одеждой. Новое платье было потрясающим. На него пошло так мало материи, что оставалось только удивляться, почему оно так дорого стоило. Большой вырез был сделан не только спереди, но и сзади, оголяя спину почти до бедер, которым могла бы позавидовать сама славянская богиня любви и красоты Лада. Подол платья заканчивался намного выше колен, давая возможность любому, кто пожелает, созерцать длинные и стройные ноги Анны.

Оглядев себя со всех сторон, Анна пришла к выводу, что если зеркало отражало и не само совершенство, то, несомненно, ту самую тридцатилетнюю женщину, о которой некогда знаменитый французский писатель в одном из своих романов сказал, что в мире нет ничего прекраснее и привлекательнее для мужчин, чем она. В этом Анна была с ним согласна, несмотря на то, что сам роман оставил ее равнодушной. А еще ее настораживала роковая цифра «тридцать». Сама она собиралась быть привлекательной для мужа намного дольше. Лет до пятидесяти, по меньшей мере. А достигнув этого возраста, подозревала Анна, она вновь сдвинет критическую отметку лет этак на десять-пятнадцать…

– Для местной публики сгодится, – изрекла Анна, давая понять незримой собеседнице, с которой она иногда беседовала, оставаясь в одиночестве, насколько сама она невысокого мнения о тех, кто посещает третьеразрядные рестораны в гостиницах. Но на этот раз ей никто не ответил, возможно, молчаливо осуждая за то, что она собиралась сделать. И Анна вышла из номера с таким чувством, будто совершает непоправимую ошибку, в которой долго, если не всю жизнь, будет раскаиваться. Обычно она прислушивалась к своему внутреннему голосу, доверяя его трезвым суждениям. Но на этот раз он ее не остановил.

Ресторан разочаровал Анну, оправдав ее худшие опасения. За столиками сидели редкие посетители, явно пришедшие сюда поужинать, а не развлечься. И, что хуже всего, в основном это были парочки или такие же, как она, одинокие женщины. Безрадостную картину дополняли тусклый свет, пытающийся скрыть убогость интерьера, слишком громкая музыка и крохотный дансинг. При данных обстоятельствах площадка для танцев походила скорее на могильный погост, на котором Анна могла похоронить свои надежды приятно скоротать скучный вечер в чужом городе.

Анна присела за один из свободных столиков и, дождавшись унылую официантку неопределенного возраста, заказала салат и бокал красного вина. Подумав и бросив еще раз тоскливый взгляд вокруг себя, она со вздохом сказала:

– Впрочем, несите всю бутылку.

Голода она не чувствовала, но вино пила жадно, однако каждый глоток лишь усиливал ее жажду. Перед тем, как пригубить вино, Анна поднимала бокал на уровень глаз, и мир вокруг нее окрашивался в рубиновый цвет, а затем, когда бокал пустел, снова становился серым. Ей вдруг захотелось заплакать. Чтобы избежать истерики, Анна начала думать о том, что всем ее земным страданиям однажды неизбежно придет конец. Что будет по ту сторону жизни, никому не известно, и пока есть возможность, надо наслаждаться тем хорошим, что дарит тебе этот мир, не принимая близко к сердцу то плохое, которым он одаривает тебя не менее щедро. Анна не сразу пришла к таким мыслям, только после нескольких лет замужества, но приняв их в свое время как неизбежное, почувствовала, что жить ей стало намного легче, а смиряться – проще.

Неожиданно рубиновый мир померк, его заслонила чья-то мрачная колеблющаяся тень. Анна подняла глаза от бокала и увидела мужчину в коричневом замшевом пиджаке и потертых джинсах. В вороте его расстегнутой рубашки был виден массивный золотой крест, висевший на толстой золотой цепочке. Взгляд у мужчины был пьяный и оценивающий, словно он пытался понять, в какую сумму обошлось Анне ее платье. Не дожидаясь приглашения, он присел за ее столик.

– Красивая и одинокая женщина – это противоестественно, – изрек он, дохнув на нее густым запахом коньяка. – Мне хотелось бы знать, почему ты одна?

– А вы? – равнодушно спросила Анна, с досадой взглянув на него. У мужчины было мало шансов стать героем ее будущего романа. С морщинистым, словно у обезьяны, лицом, узкоплечий, с большими залысинами и коротким поросячьим хвостиком, в который были заплетены остатки его редких волос. Анна с содроганием представила, какие от него могут родиться уродливые дети.

– Я отвечу, если ты настаиваешь, – сказал мужчина, словно не замечая ее тона. – Я кинорежиссер, и довольно известный. Поэтому я не буду называть свою фамилию. Зови меня просто Егор. А как зовут тебя?

– Анна, – ответила она, внезапно с раскаянием подумав, что в ее положении привередничать просто глупо. В конце концов, других претендентов не было, и едва ли в этот вечер они появятся, а первый день из немногих отпущенных ей уже заканчивался.

– Прекрасное имя, как и ты сама, – с пьяным восторгом воскликнул мужчина. – Сегодня вечером я буду восхищаться только тобой, если ты позволишь мне это.

– Позволяю, – невольно улыбнулась Анна. Незнакомец своей циничной наглостью начал забавлять ее.

– Я приехал в Москву, чтобы найти главную героиню для своего будущего фильма, – сказал Егор. – Я буду снимать его за границей.

Он помолчал, наблюдая, какое впечатление произвели его слова.

– И вот я встречаю тебя, – продолжил он. – Возможно, это судьба.

Говоря это, он словно невзначай взял Анну за руку.

– Вы хотите провести этот вечер со мной? – спросила Анна, отнимая свою руку.

– Очень хочу, – проникновенно ответил Егор. – Только не говори мне, что это невозможно. Это ввергнет меня в пучину отчаяния.

– Почему же, это возможно, но с одним условием, – сказала Анна. – Вы не будете спрашивать, не хочу ли я сниматься в кино. Это банально и пошло. А я не люблю банальных и пошлых мужчин. Принимаете мое условие?

– Принимаю, – кивнул он. – Хотя обычно условия ставлю я. Но в этот вечер, я чувствую, все будет по-другому, не так, как я привык. И мне это даже нравится.

– Вот и хорошо, – сказала Анна. И неожиданно спросила: – У вас есть дети, Егор?

– Во всех городах страны, где я снимал свои фильмы, – с пьяным бахвальством заявил мужчина. – Не буду скрывать, я пользуюсь бешеным успехом у женщин. Но они не понимают, что художник должен быть свободен, его не могут сковывать никакие цепи, а тем более узы брака и семьи…

Внезапно Егор осекся, видимо, потеряв нить размышлений.