– Могу представить, – мрачно ответил я. – Дайте угадаю. Я сыпал оскорблениями, угрожал, стращал карами, склонял к практике некромантии?
Чезаре кивнул:
– В целом близко к тексту. Однако Отец Агнос… не вызывает у нас доверия. Он бывший жрец Илииссиада.
Произнесено было с такими интонациями, будто этот Илииссиад – покровитель лжи, наветов, поклёпов и прочего. Делаю вид, что понял, это несложно, хотя мимика у меня по-прежнему не слишком выразительная.
– Мы хотели бы услышать вашу версию, сэр Арантир, – попросил Франсуа.
О, это я могу.
– Разговора не состоялось. Барон с порога потребовал, чтобы я ползал перед ним на коленях. Не скажу, что меня это прямо оскорбило, дело в другом. Я пришёл говорить о деле, точнее, сотрудничестве, взаимовыгодном. И Гилберт, уже имея опыт общения со мной, должен был понимать и мои возможности, и мои ресурсы. Однако… новые советники барона, кроме дамы, что, как я понимаю, отвечает за управление делами и финансами, видели во мне… Кого-то, кем я не являюсь, – развожу руками. – Невозможно вести диалог, если собеседник не оставляет тебе права говорить.
Мои гости ничуть не удивились, а Камил и вовсе кивнул.
– Мы предполагали, что всё примерно так и было.
Я промолчал, но мысленно вздохнул с облегчением. С этими договариваться можно.
– Мы искренне сожалеем о случившемся, – подхватил Гендальф. – Наша церковь молода, мы быстро расширяемся, новые братья, входящие в круг посвящённых, не проходят должной проверки.
Сколько откровенности.
– Удовлетворите моё любопытство. У меня возник теологический вопрос.
Гости заинтересовались, Эньян с готовностью кивнул:
– Конечно. Что вас интересует?
– В моём окружении ранее находилась Май Сафер, маг жизни и жрица Симиры…
Эньян сразу поправил меня:
– При всём уважении, Сэр Арантир, простите, что прерываю. Госпожа Май не была магов в полном смысле этого слова. Как жрица Симиры, она действительно являлась лекарем, как проводник силы и воли своего покровителя. Однако, полагаю, заклинаний магии жизни, вне рамок лекарского искусства, в её арсенале не было. Как и общей магии?
Киваю.
– Всё верно. Она была в первую очередь лекарем.
– И вы, позволю себе предположить, видели проявления силы и воли Симиры? – продолжил Эньян.
Вновь киваю:
– Воочию.
– А теперь хотите узнать, проявляет ли свою волю Светлая Мать? – улыбнулся священник.
– Вы проницательны.
Эньян протянул руку к чаше с водой. Один взмах, лёгкое свечение, и из чаши вырос цветок. Этот фокусник толкнул чашу ко мне. Я посмотрел, потрогал цветок, заглянул внутрь. Вода, в воде корневая система.
– Что вам известно о нашей вере, Арантир? – спросил Камил.
– Что она существует, а также общие догмы и заповеди, – ответил частно. – С вашими братьями мы говорили на отвлечённые темы. О добре, о справедливости, о равенстве перед всевышней.
Отцы заулыбались.
– Вы удивительный собеседник, Арантир, – признался Чезаре. – Это вовсе не были праздные разговоры на отвлечённые темы. Наши братья посещают всех власть имущих с целью поселить в душах людей ростки добра и света. Однако оказалось, что в вашей… В вашей вотчине наше присутствие и не требуется.
– Мы были очень удивлены, когда узнали, что в вашем понимании все разумные существа равны… – подхватил Гендальф.
– Все живые существа равны, – поправил я. – Насекомые, растения животные. Все мы: обитатели этого мира. Все мы живём, все умираем.
Гости удивились.
– Но… Мы не отрицаем этого, однако мы едим животных. Убиваем и едим. Как вы к этому относитесь?
– В живой природе хищники охотятся на травоядных, а травоядные едят растения. А после смерти мёртвые тела поедают насекомые. Это естественный порядок вещей. Человек, или иное разумное существо, может вырастить, а затем убить барашка, чтобы прокормить себя и свою семью. В этом не будет зла или жестокости. В моём понимании охота ради пропитания – естественна. Охота ради развлечения – порочна, жестока. Так что, в вашем понимании, не так с моими взглядами на жизнь?
Священники переглянулись.
– Как раз наоборот, Арантир. Как это ни странно, нам очень близки ваши взгляды. Мы были удивлены, узнав, что вы не только на словах, но и на деле воплощаете их в жизни. Несмотря на формальную иерархию, ваши люди верят, что не станут жертвой случайной вспышки злости, как это бывает в других местах.
Мысленно хмыкаю. Пока эти парни – молодцы. Христианская вера моего мира, в годы своего начала, тоже была насквозь правильной и справедливой, вот без дураков. Тысячелетия существования, конечно, сильно подпортили все ветви христианства, порой извратив изначальную идею до неузнаваемости, но свою роль, положительную роль, в развитии человечества вера (все религии) сыграла. Факт есть факт. Эти ребята могут быть искренними воплощениями святости, могут быть прагматичными людьми с принципами, могут искренне продвигать идеи равенства и братства. Когда этот позитивный импульс иссякнет? Через десять лет? Через сто?
Впрочем, я им про всякие хорошие вещи могу многое рассказать, от концепции гуманизма они наверняка в экстаз придут. Тоже ведь в своей основе правильная и добрая вещь. Однако и гуманизм – инструмент, и в плохих руках его можно использовать в таком извращённом формате, что отцы-основатели в могилах вращаться будут.
– Мы говорили о вашей церкви, – напоминаю, кивая на цветок в горшке. – И о том, что я чего-то не понимаю.
Эньян искренне смутился.
– Простите, отвлёкся. Да. Когда мы говорим о Светлой Матери, речь идёт о высшем божестве, настолько могущественном, что даже неспособном напрямую проявляться в нашем мире, не навредив ткани реальности.
Я к этому заявлению отнёсся с некоторым скепсисом. С самой концепцией божественных существ у меня никакой проблемы не было, волю Симиры я видел воочию. Но существа настолько подавляющей силы…
– Простите мой скептицизм, господа, – начал я, – но если Светлая Мать действительно настолько могущественна, она либо вообще не вмешивается в жизнь смертных, либо мы все – её безвольные рабы, и вся наша жизнь под её полным неограниченным контролем.
Священники лишь улыбнулись.
– Первое, Арантир, – ответил Франсуа.
– Светлая Мать не является творцом нашего мира, но именно она одарила живых существ разумом и волей. А значит, и магией, – подхватил Гендальф. – И если жрецы ограничены проявлением своего покровителя, мы, священники истинной веры, не знаем ограничения. Любая магия доступна нам через божественное провидение.
Несколько секунд я обдумывал услышанное, после чего выдал первый из пришедших на ум тезисов.
– Вот, наверное, маги переполошились.
И вновь вызвал своими словами улыбки.