Миллениалы. Как меняется российское общество

Таблица 3.1

Классификация российских поколений

От советских к постсоветским поколениям

Поскольку формативными годами для каждого поколения являются годы взросления, то первые три из выделенных нами поколений можно назвать «советскими» (имеющими советский опыт в период взросления), а последние три поколения – «постсоветскими» (не имеющими подобного опыта). Заметим, что к «постсоветским» отнесены не только миллениалы и поколение Z. Водораздел проходит по реформенному поколению, которое можно считать переходным. Тем не менее советским его называть уже неверно, ибо оно взрослело в период развала и преобразования советского строя.

Рис. 3.1. Советские и постсоветские поколения

Обратим внимание на то, что статистически постсоветские поколения в населении России к середине 2010-х годов уже преобладают. Поколение миллениалов – самое крупное из выделенных нами поколений – составило в 2016 г., по данным Росстата, 27,2 % российского населения (30 % мужчин и 25 % женщин). Вместе со следующим поколением Z эта доля вырастает до 44,2 %, а с добавлением предшествующего реформенного поколения она достигает уже двух третей, т. е. значимого большинства. Это означает, что поколения, у которых период взросления пришелся на советский период, составляли к 2016 г. лишь 35 % (29,7 % мужчин и 39,5 % женщин), и их доля продолжает убывать. Социально-демографическая база архетипа советского простого человека продолжает сужаться параллельно с постепенным снижением социальной активности старших поколений, перед нами уходящий тип в физическом и социальном смыслах.

Впрочем, важна не столько численность тех или иных поколений, сколько вопрос о том, действительно ли «постсоветские» поколения отличаются от «советских», насколько велики и значимы эти отличия и в каких сторонах жизни они проявляются. Напомним, что в данной работе нас интересует в первую очередь поколение миллениалов.

В завершение сформулируем основные общие гипотезы для последующей эмпирической проверки.

Гипотеза 1. Миллениалы значимо опережают предшествующее реформенное поколение и другие старшие поколения по уровню распространения новых практик поведения.

Гипотеза 2. Миллениалы ускоряют ранее возникшие тренды по сравнению с предшествующими поколениями или способствуют перелому этих трендов.

Глава 4

Измерение межпоколенческой динамики

Теперь охарактеризуем основные источники данных и используемые аналитические методы.

Источники данных

В качестве основного источника информации мы используем данные Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (РМЭЗ НИУ ВШЭ). Мониторинг представляет собой серию ежегодных общенациональных репрезентативных опросов индивидов и домашних хозяйств, проводимых на базе вероятностной стратифицированной многоступенчатой территориальной выборки. РМЭЗ проводится НИУ ВШЭ и ЗАО «Демоскоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл и Института социологии РАН[14 - Сайты обследования РМЭЗ НИУ ВШЭ: <http://www.cpc.unc.edu/projects/rlms> и <http://www.hse.ru/rlms>.].

Мы будем использовать результаты опросов индивидов. При кросс-секционном анализе текущих межпоколенческих различий нами используются данные 25-й волны (2016 г.) (14 946 респондентов старше 14 лет), а при анализе динамики этих различий – объединенный массив, включающий все доступные волны (1994–2016 гг.) (258 366 респондентов старше 14 лет). Заметим, что в выборке РМЭЗ НИУ ВШЭ поколение миллениалов с 2014 г. является по доле самым крупным поколением, достигнув к 2016 г. 31,5 %, а в объединенном массиве его доля составляет 20 % (табл. 4.1).

Таблица 4.1

Характеристики поколений в объединенных массивах данных РМЭЗ НИУ ВШЭ

Во второй части эмпирического раздела работы мы проведем сравнительный анализ городских и сельских миллениалов. Здесь будут использоваться не все доступные волны. Дело в том, что миллениалы появляются среди респондентов РМЭЗ НИУ ВШЭ старше 14 лет в 1998 г., но их еще относительно мало (345 чел.), с 2000 г. их число уже становится более значительным (684 чел.), продолжая возрастать с каждым годом. Но все же большинство респондентов-миллениалов в годы опросов, проведенных на рубеже тысячелетия, находится в подростковом возрасте (15–17 лет), и лишь в 2003 г. их медианный возраст достигает совершеннолетнего рубежа (18 лет). Кроме того, к 2003 г. число опрошенных миллениалов вырастает до 1406 чел., обеспечивая необходимую наполненность групп, на которые мы собираемся их поделить. Поэтому во второй части работы мы используем данные объединенного массива за 2003–2016 гг.

Общее число миллениалов в массиве 2003–2016 гг. равняется 48 504 чел., общее число респондентов всех поколений старше 14 лет – 195 423 чел. По типу поселений, которые являются объектом нашего особого интереса, миллениалы делятся на жителей областных центров (43,1 %), жителей других городов (26,0 %), жителей поселков городского типа (6,2 %) и сельских жителей (24,8 %). Поселки городского типа отличаются от сельских поселений занятостью основной части населения вне сельского хозяйства, при этом образ жизни населения поселков во многом схож с сельским [Ильин, 2010]. Добавим, что характерной чертой поселков городского типа является пониженное представительство титульной этнической группы. Если в городах русские составляют 91–92 % опрошенных миллениалов, а на селе – 81–82 % опрошенных, то в поселках городского типа их всего 74 %.

Представителей самого молодого поколения Z, которым в 2016 г. исполнилось 15 лет, мы из обеих частей анализа исключаем, их период взросления еще только начинается.

В качестве дополнительных источников данных по отдельным темам нами используются материалы предшествующих исследований Фонда «Общественное мнение», ВЦИОМ и других исследовательских организаций.

Отдельно отметим работы американского исследовательского центра Pew Research Center, который в последние годы проводит активные исследования молодежи по ряду интересующих нас тем и чья классификация поколений близка по годам к нашей классификации. Множественные сравнения с современным американским обществом, которое кажется столь не похожим на российское, помогут понять, что многие происходящие сегодня в России изменения отнюдь не уникальны.

Аналитические методы

Наша основная задача – не просто нарисовать статистический портрет поколения, но проверить наличие и статистическую значимость отличий поколения миллениалов от предшествующих поколений по ряду существенных параметров, определяющих поведение и восприятие людей, чтобы представить если и далеко не целостную, то по крайней мере разностороннюю картину изменений. Поэтому нас интересуют не столько характеристики самих миллениалов, сколько изменение этих характеристик от поколения к поколению. В этом сравнительном анализе мы концентрировались на неполитических сферах деятельности и восприятия. Речь далее пойдет об элементах культурного капитала (уровень образования родителей) и человеческого капитала (уровень образования и владение иностранными языками). Мы посмотрим, отличаются ли миллениалы от своих предшественников по времени образования семьи и рождения детей, насколько они мобильны в профессиональном отношении. Много вопросов закономерно будет посвящено современным цифровым технологиям – использованию компьютеров и Интернета (в том числе для покупок онлайн и посещения социальных сетей), владению современными гаджетами (мобильными телефонами, смартфонами) и банковскими картами. Отдельный расширенный блок вопросов посвящен формам досугового поведения – насколько часто в свободное время респонденты смотрят телевизор, читают книги, слушают музыку, встречаются с друзьями, занимаются какими-то творческими занятиями и т. п. В 2016 г. задавалась серия вопросов: «Как часто за последний год в свободное время, за исключением отпуска, Вы занимались..?» по стандартной шкале с вариациями подсказок от «Практически никогда» до «Практически каждый день». Для изложения наиболее значимых результатов, в зависимости от формы досуга, нами отобраны разные измерители частоты, которые мы сочли наиболее показательными, – «Практически каждый день», «Не реже раза в неделю» или «Не реже раза в месяц». Многочисленные излишние подробности при этом опускаются.

Следующий блок вопросов характеризует отношение к здоровому образу жизни – здесь речь пойдет о потреблении алкоголя (доле потребителей и объеме потребления) и табакокурении, о занятиях физической культурой и спортом. Небольшой блок, посвященный ценностям, включает вопросы об уровне религиозности и уровне доверия к другим людям (обобщенном доверии). Наконец, мы завершим сравнительный анализ оценками субъективного благополучия респондентов, которое включает когнитивную составляющую (удовлетворенность жизнью), эмоциональную составляющую (уровень счастья) и уровень экономического оптимизма.

Некоторые вопросы задавались в РМЭЗ НИУ ВШЭ с самого начала (с 1994 г.), другие появились позже, и в этом случае динамические ряды становятся короче. Есть и вопросы, которые задавались лишь в определенные годы, здесь наши сравнения будут ограничены годовыми срезами.

В целом, как можно видеть, отобранные параметры касаются самых разных сторон нашей жизни. Конечно, мы не претендуем на представление полной картины (это вряд ли вообще возможно), но пытаемся отразить многие важные аспекты с упором на неполитическую активность и повседневные практики. Несмотря на то что количество привлеченных переменных весьма велико, их набор все равно остается ограниченным, и во многом эти ограничения вызваны наличием или отсутствием данных в РМЭЗ НИУ ВШЭ. Несомненно и то, что каждый из отобранных нами параметров заслуживает специального анализа и того, чтобы стать предметом множества отдельных работ, в этом смысле наше исследование имеет лишь постановочный характер. Начиная эту работу, мы предпочли сначала пойти «вширь», затронув большое количество признаков, чтобы сформировать более объемную картину происходящих изменений, после чего можно будет пойти «вглубь» для более тщательного изучения различий по тем или иным конкретным признакам.

В процессе анализа мы проводили множественные парные сравнения, среди которых главными были сопоставления миллениалов с предшествующим реформенным поколением. Но вслед за этим мы также сравнивали все другие смежные пары поколений, чтобы проследить, значимы ли различия между ними. Делалось это с помощью стандартного корреляционного анализа, в том числе использовались непараметрические корреляции Спирмена и непараметрический критерий Краскала – Уоллиса (для сопоставления медианных значений). При изложении результатов мы не проставляли уровни значимости, чтобы не загромождать текст техническими деталями. Однако во всех случаях мы будем говорить только о статистически значимых межпоколенческих и внутрипоколенческих различиях, при p < 0,05.

Для проверки устойчивости межпоколенческих различий, кроме парных корреляций, во всех случаях мы использовали логистический регрессионный анализ. Мы привлекли перечисленные выше социальные признаки в качестве зависимых переменных. Все они были преобразованы в форму дихотомических переменных, фиксирующих наличие или отсутствие признака. А в качестве основной независимой переменной использовалась, соответственно, категориальная переменная из пяти выделенных поколений. Кроме того, включался набор стандартных контрольных переменных, в том числе:

• возраст (число исполнившихся лет) и квадрат возраста;

• гендер (женщины и мужчины);

• семейный статус (нахождение или ненахождение в официальном или гражданском браке);

• уровень образования (наличие или отсутствие высшего образования);

• занятость (наличие или отсутствие постоянной оплачиваемой работы);

• уровень индивидуального дохода (натуральный логарифм);

• место проживания (городские или сельские поселения);

• этничность (русские или другие национальности).

Анализ производился на массиве 2016 г. и на объединенном массиве данных (1994–2016 гг.), в последнем случае в число контрольных переменных добавлялось временно?е измерение (годы).

При сравнении городских и сельских миллениалов мы проделали аналогичную процедуру, но уже не для пяти поколений, а для поколения миллениалов. В качестве контрольных переменных использованы: возраст (число исполнившихся лет) и квадрат возраста, гендер (женщины и мужчины), уровень образования (наличие или отсутствие высшего образования) (кроме вопросов об образовании), уровень индивидуального дохода (натуральный логарифм), этничность (русские или другие национальности). Для всех исследуемых социальных признаков использовалась база данных 2016 г. (для образования родителей – 2011 г.). Кроме того, для ряда параметров использовалась объединенная база данных 2003–2016 гг. (курение, потребление алкоголя, занятия физкультурой и спортом) или 2006–2016 гг. (использование банковских карт, чрезмерное потребление алкоголя), в зависимости от доступности данных в те или иные годы.

В большинстве случаев проведенный анализ позволил подтвердить устойчивость межпоколенческих и внутрипоколенческих различий (там, где они были обнаружены), иные случае особо оговорены в тексте.

Подчеркнем, что в нашу задачу в данном исследовании не входил специальный анализ факторов, влияющих наряду с поколенческой динамикой на выбранные нами зависимые переменные. Перечисленные контрольные переменные использовались преимущественно для того, чтобы определить, насколько устойчиво влияние межпоколенческих различий, не исчезает ли оно, например, с введением гендера, образования или какого-то другого социального параметра (и в отдельных случаях это произошло). Важное исключение касается места жительства: специальная глава данной книги посвящена различиям между городскими и сельскими миллениалами. В этой части исследования мы сравниваем их между собой, а также сопоставляем отдельно городских и отдельно сельских миллениалов с их предшественниками. Другое важное исключение относится к учету гендерных различий в поколении миллениалов, которые зачастую весьма значительны. И к характеристике миллениалов в целом во многих случаях мы добавляем внутрипоколенческие различия между женщинами и мужчинами.

Если мы сравниваем поколения в том или ином году, то их представители по определению будут находиться в разном возрасте. Чтобы элиминировать прямое влияние возраста, в ряде случаев нами проводился ретроспективный анализ. Мы сравнивали соседние поколения, выбирая те годы, в которые предшествующему поколению было столько же полных лет (медиана), сколько последующему поколению в 2016 г. Для мобилизационного поколения это 2006 г., для поколения оттепели – 2000 г., для поколения застоя – 1998 г., для реформенного поколения – 2002 г. К сожалению, этот метод мог применяться лишь в тех случаях, когда в нашем распоряжении были достаточно длительные временнбые ряды.

Упомянем, что вспомогательный материал работы очень обширен. И в целях экономии места корреляционные и регрессионные коэффициенты, другие технические результаты в ней не приводятся.

Ограничения данного исследования

В завершение данного раздела следует указать на серьезные ограничения нашего исследования.

Прежде всего, ряд ограничений связан с имеющимися в нашем распоряжении данными. Не все переменные, которые хотелось бы видеть, там содержатся. Для более полной характеристики нам хотелось бы иметь данные, например, о возрасте, в котором происходит отделение от родителей, о территориальной мобильности, о сексуальной активности молодых людей, использовании ими психотропных веществ и ряда других практик. Но и находящихся в нашем распоряжении данных вполне достаточно для раскрытия идентичности миллениалов в сравнении с другими поколениями.

Далеко не все вопросы задавались на протяжении всего периода обследования – с 1994 г. Некоторые из них были введены позднее, например, с 2006 г. Ряд вопросов вообще задавался лишь в отдельные годы, и в этом случае мы не могли проследить динамику явления во времени или привести соседние поколения к одному медианному возрасту.

Более сложная проблема связана с существованием объективной трудности разделения эффектов поколения и возраста. Данные РМЭЗ НИУ ВШЭ охватывают лишь четверть века, и привести все поколения к одному возрастному порогу они, естественно, не позволяют. Впрочем, при сравнениях нас интересуют преимущественно именно соседние поколения, которые ближе друг к другу и по возрасту, и по историческим событиям (в первую очередь речь идет о миллениалах и реформенном поколении). Вдобавок именно между ними в первую очередь происходит передача значимых культурных кодов. Хотелось бы, конечно, также сравнивать более молодые поколения с поколениями их родителей, но здесь для ретроспективного анализа требуются значительно более длинные временнбые ряды.

Примененный нами ретроспективный анализ, сравнивающий смежные поколения в аналогичном возрасте, предоставляет важные дополнительные аргументы, но обеспечивает в лучшем случае частичное решение проблемы. Более серьезный вопрос порождается так называемой проблемой идентификации, вызываемой трудностями разделения эффектов возраста, поколения и периода [Yang, Land, 2008]. Последнее (влияние периода) связано с изменениями, происходящими во времени и означающими, что разные поколения, находясь в одном и том же возрасте, испытывают разные воздействия внешней среды. Добавление в наши регрессионные модели переменной «годы» также полностью этой проблемы не решает.