Гроссланд. Октагон

Гель не даёт подобных побочных эффектов. Это всё от нервов и усталости. Мог бы сказать я Егору. Но стоит ли?

– Выпей воды. – Я помог ему открыть флягу.

Скептически оценив место нашей нынешней стоянки, посреди большого коридора с низким потолком и разбитыми плафонами ламп, я, всё же, решил разбить полноценный лагерь.

Однако, в процессе организации примитивного быта меня вдруг посетило навязчивое и отчётливое тревожное предчувствие. Последовав внутреннему мироощущению, к удивлению спутников, я, сняв утомивший шею шлем, припал ухом к полу.

Кррррррак… Кррррррак… Кррррррак…

Моё сердце будто бы пропустило удар, на краткое мгновение попытавшись поддаться сумасбродному дикому ужасу, охватившему моё сознание. Я уже слышал этот шум раньше. Он идёт с верхних уровней. Это корни Спорового Леса грызут фундаменты между этажами Подземного Гроссланда. Нам придётся спуститься намного глубже запланированного, если не планируем встретиться с мутантами.

– Паршивая новость, шеф. – Зуб грустно выдохнул.

– Обойти не получится? – Спросил Притчард.

– Если мы слышим, как оно грызёт фундамент, то не получится. Уверен, скоро встретимся с разведчиками. Если только не спустимся вниз уровней на шесть-восемь.

Я ещё раз изучил придирчивым взглядом Егора. Его лицо вновь скрыто дыхательной маской, но, всё же, чувствовалось, что он измотан до предела.

– Отдохнём пару часов. Потом в путь. Время ужина, господа.

Туннель, в котором мы расположились, поражал бесконечной длиной, – наши фонари не доставали ни до его начала, что осталось в двух тысячах шагов позади, ни до конца.

Прямой и широкий низкий потолок венчали и овальные аскетичные лампы, в кожухах из ржавой проволоки, источавшие до омерзения слабое ничего не освещающее бледно-красноватое мерцание, напоминая тем самым мерзких тучных споровых гусениц. Вокруг них тьма подземелья казалась особенно густой.

В молчании мы долго сидели, и ждали, когда наши мышцы вновь напитаются силой для продолжения пути.

На первый взгляд мёртвое пространство подземелья, всё же жило своей странной, скрытой от наших глаз, жизнью. Периодически настороженный слух внимательно улавливал в тишине вечного сумрака то воду, капающую, будто бы, в большой полупустой резервуар, то тихий металлический скрежет, похожий на стон умирающего животного. Со временем ухо и без бетонного проводника начало различать каменный хруст растущего Спорового Леса.

Порою, оживала ржавая вентиляция, старательно продувая тоннель сырым, холодным, пробирающим до костного мозга воздухом. В такие моменты свет ламп становился совсем слабым, некоторые даже гасли, а налетавший из конца подземной дороги искусственный ветер, разочаровавшись от встречи с жалкими потомками своих создателей, невыносимо тоскливо завывал в воздуховодах, скрываясь где-то в начале туннеля.

Когда, наконец, вновь пришло время выходить, Егор вдруг спросил:

– Как ты попал в Тайный Сыск, Леонид?

– С детства мечтал стать полицейским. Всегда знал, что это моё призвание. – Сухим голосом пробормотал Зуб собирая пожитки. – Даже и не думал, что попаду в Тайный Сыск.

– Не понравилось у нас? – Спросил Петрович.

– И да, и нет… Трудно сказать. Я рад, что могу делать что-то большее для Гроссланда. Не просто патрулировать улицы, а защищать людей от более страшных вещей. Но то, во что всё это вылилось, – Леонид покачал головой, – мне кажется, что я был не готов. Есть в этом какое-то противоречие. Не для того я вступал в Черные Черепа… – Он горько рассмеялся.

– Выше нос, Зуб. Ты отлично справляешься. В этом ведь и смысл и Черепов, и ГРОба – нанести неподготовленному противнику такой урон, от которого он уже не оправится.

Зуб оценивающе смерил всё моё бытие непонимающим взглядом.

– Их полк и в боях-то не участвовал… Это же практически дети были… Почему настолько молодые люди занимаются столь омерзительными делами… Эх, да ну тебя… – Он махнул рукой, после чего окончательно ушёл в себя.

Психология мне всегда давалась плохо. Как и руководство коллективом. Надеюсь, больше подобных заданий не будет. Проще одному, наедине с собой и оперативной задачей.

Разговор угас, не успев разгореться. Вновь наступило тягостное молчание.

Свернув лагерь, мы вновь упрямо шли вперёд. Притчард многозначительно рассматривал каждую лампу. Самочувствие Егора после короткого сна на привале и лёгкого перекуса улучшилось. Зуб настороженно замыкал нашу колонну, периодически поглядывая назад.

Скоро мы обнаружили лестницу, и спустились сразу на три уровня.

Мрачные переходы, ржавые прутья арматурных скелетов, протекающие трубы, облупившаяся краска и разваливающаяся плитка сливались в сознании в единообразную гнетущую серую кашу.

Нельзя не признать, что иногда в разум закрадывалась мысль, что из этого хтоничного хитросплетения гниющих техногенных внутренностей нет выхода.