Тайна Форта Росс, или Почему с русскими не соскучишься

Я перечитал письмо еще несколько раз. По частям. По абзацам. Стиль, слог, почерк, все было очень грамотно подстроено. Будто над его сочинением трудилась целая группа экспертов.

«Эврика! – я вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. – Все ведь элементарно. Завтра это письмо надо отдать на экспертизу. И все прояснится. Зато этой подделкой я хоть повеселю всю редакцию перед праздниками!»

Я почти убедил себя, что это так и немного успокоился. От коньяка и огня в камине мне наконец стало тепло и уютно. Успокоившись, я решился еще раз перечитать это «президентское послание».

Но теперь не дочитал до конца. Жуткая мысль, холодная как дыхание могильного склепа, пришла мне в голову. А что, если письмо настоящее? Вдруг это оригинал какой-то неизвестной президентской переписки, которую умудрился сохранить старик Джо? Ведь внутри письма не было указано, кому оно адресовано… Тогда это удача, о которой только может мечтать любой репортер. Ведь здесь завет самого Вашингтона! И завет, который взорвет весь Капитолийский холм!

«Бред?!» – воскликнул я и от этого еще больше был готов поверить в этот бред. Я вскочил и нервно заходил, почти забегал по комнате и в груди также забегало мое сердце. Я был похож на человека, который выиграл в лотерею миллион долларов. И это было недалеко от истины. Ведь даже если письмо оказывалось фальшивкой, то все равно оно могло стать сенсацией. Следовало только найти следы старика Джо и раскопать все о нем. Я взялся перечитать письмо еще раз и только сейчас заметил постскриптум. Удивительно, что я сразу не увидел его за линией сгиба второй страницы, словно, оно было написано другими чернилами и они проявились только что. Постскриптум вмиг разрушил все мои честолюбивые планы:

P.S.. Только одна просьба, мой друг: воздержитесь от того, чтобы кому-либо показывать это письмо. А еще лучше – сразу сожгите его. За себя я уже не беспокоюсь. Да и о чем может беспокоиться отставной президент, к тому же лежащий, похоже, на смертном одре. Но, памятуя об обстоятельствах нашего общения в Маунт-Верноне, я просто опасаюсь, что это письмо может навредить Вам.

Я как подкошенный снова опустился в кресло.

А ведь и правда. Если письмо окажется фальшивкой, меня поднимут на смех. Пусть даже я смогу поклясться под присягой на слушаниях в Конгрессе, что все это чистая правда. Но кто мне поверит? К тому же, кто захочет мне поверить? Не думаю, что многим в Вашингтоне придется по вкусу идея избираться только один раз! Да меня просто заклюют! Меня сочтут сумасшедшим!

Голова у меня шла кругом. Я почувствовал, что уже сам схожу с ума, не дожидаясь никакой травли. Жар от огня становился все сильнее. Языки пламени в камине поднимались все выше. И я понял, для того, чтобы не свихнуться от этого, необходимо просто сделать то, о чем попросил автор послания: письмо нужно сжечь. Сжечь и забыть! Мои руки потянулись к листкам бумаги. Но знаете, это не так просто – бросить в огонь выигрышный лотерейный билет. Вы бы смогли это сделать? Я – нет. Все-таки это был, возможно, единственный оригинальный текст послания Первого Президента Соединенных Штатов! В эту минуту я ни на йоту не сомневался в его подлинности. Единственная мысль, которую я продолжал гнать от себя, заключалась в том, что умерший вчера старик Джо и был… ни кем иным как настоящим президентом США Джорджем Вашингтоном. Но допустить это значило просто добровольно уложить себя в стационар психиатрической клиники. Я прикончил наконец бутылку коньяка и теперь вошел в какой-то ступор. Долго немигающими глазами я смотрел на огонь, держа письмо в руках как бы дразня огнедышащего дракона, который пламенел рядом, в камине. Не знаю, сколько прошло времени, когда я наконец очнулся от забытья и в голове моей как молния сверкнуло спасительное решение. Простое и ясное как день. Ведь автор письма просил никому не показывать его, но не запрещал говорить о самом письме как о факте!

Я вскочил с кресла и бросился на второй этаж – в свой кабинет. Я включил компьютер, создал вордовский документ и в бешеном темпе начала стучать на клавиатуре. Я торопился, как будто от быстроты моих действий зависела вся моя жизнь. Как будто я выстукивал на телеграфе сообщение-молнию для мировых новостей. Я понял, что теперь, чтобы не произошло, я уже не встану из-за стола, пока не напишу обо всей этой невыдуманной истории. Гора, словно, свалилась с моих плеч, когда я набрал жирным шрифтом заголовок:

ИНТЕРВЬЮ С ПРЕЗИДЕНТОМ,

или Розыгрыш в Маунт-Верноне

Хиросима: когда взорвется бомба?

1

Освободившись от 4-х тонного «Малыша», «Энола Гэй» задрожала, будто в родовых конвульсиях. Но командир B-29 полковник Пол Тиббетс крепко держал в руках штурвал, как ковбой держит поводья норовистой лошадки. Он выровнял бомбардировщик и ушел на боевой разворот, увеличив скорость до максимальной.

Тотчас в наушниках Пол услышал бравый голос капитана Уильяма Парсонса, главного техспеца по обслуживанию бомбы:

– Порядок, командир. Через 45 секунд начнется мега-шоу!

Внизу змейкой убегала в залив река Ота, разрезавшая город на две части. В безоблачную погоду даже с высоты 30 тысяч футов град обреченных был виден как на ладони. Пол рассмотрел Т-образный мост, ставший точкой прицеливания – купол Выставочного центра, каменные коробки административных зданий даунтауна, а дальше – бесконечные кубики жилых кварталов, в которых (это Тиббетс мог уже только представить) безмятежно копошились тысячи и тысячи людей. Ведь в городе даже не объявили воздушную тревогу: одиночный американский самолет приняли за метеоразведчика.

– Господи Исуси! – прошептал Пол, и в глазах его блеснул ужас от осознания неизбежной катастрофы.

– Сэр, вы в порядке? – спросил второй пилот, капитан Роберт Льюис, готовый взять управление на себя.

– Я Окей, – скривил губы в улыбке полковник Тиббетс.

Самообладание уже вернулось к нему, и он продолжал командовать:

– Экипажу опустить светоотражательные шторки на все иллюминаторы. Быть готовыми к сильной турбулентности!

До взрыва оставалось еще добрых полминуты, когда «Энолу Гэй» вдруг затрясло, она сбавила скорость и начала терять высоту.

Пол Тиббетс перед взлётом, утро 6 августа 1945 года

– Вышел из строя четвертый двигатель! – доложил бортинженер сержант Шумард. – Топливный насос второго работает с перебоями…

Теперь уже не только командир, но и весь экипаж B-29 вспомнил о Боге и молил его дать хотя бы дюжину лишних секунд до взрыва, чтобы убежать от ударной волны.

Прошла минута. B-29, как раненая птица, медленно снижался и уходил на юг. Город уже исчез, и внизу раскинулась дельта реки Ота с точечками островов.

– О, дьявол! – выругался полковник Тиббетс.

Сейчас он был готов сам отправиться в ад и отправить туда же весь экипаж, лишь бы эта чертова бомба скорее взорвалась над головами этих чертовых япошек. Но вспышки не было. Зато с севера, со стороны солнца, появилась четверка японских истребителей «Зеро». Огневой мощи «летающей крепости» было достаточно, чтобы дать отпор врагу, но судьба продолжала играть с «Энолой Гэй» злые шутки.

– Хвостовую пушку заклинило! – доложил стрелок сержант Роберт Карон.

Все бортовые пулеметы тоже заклинило. Но на удивление японские истребители тоже пока не стреляли. Они взяли «Энолу Гэй» в клещи, постепенно сжимая хватку.

Пол уже хорошо различал опознавательные знаки – крупные кровавые круги с белым ободком на крыльях и фюзеляжах «Зеро». Тиббетсу даже показалось, что он увидел жест японского летчика, приказавшего американцам следовать новым курсом.

– Командир, в ста милях к западу на карте указан японский аэродром, – пояснил штурман. – Видимо, они попытаются посадить нас там.

– Штурман, мы следуем прежним курсом: зюйд-вест, – железным голосом ответил Тиббетс.

Стать военнопленным никак не входило в планы полковника. Кстати, это не входило и в планы американского командования. И потому по пятам «Энолы Гэй» следовал бомбардировщик, дублер, которому изначально ставилась задача не допустить захвата противником «атомного бомбардировщика». Однако дублер висел в воздухе далеко на горизонте, вокруг которого словно осы кружили такие же японские ястребки.

Тиббетс мысленно приготовил себя к самому худшему, но, похоже, этот августовский денек еще не исчерпал свой лимит сюрпризов.

Четверка «Зеро» могла с легкостью изрешетить пулями беззащитный B-29, отказавшийся сменить курс. Но японцы не произвели ни единого выстрела. Какое-то время они еще пытались держать строй, но потом отстали и ушли на запад.

«Может, у них оказалось на исходе топливо?» – подумал Пол. Разведка уже не раз докладывала, что из-за горючего японским перехватчикам строго-настрого запрещалось гоняться за одиночными целями. Но гадания командира прервал радист-шифровальщик:

– Получен приказ не возвращаться на базу Титиан, а следовать на ближайший аэродром на Иводзиме.

Тиббетс снял шлемофон и вытер пот со лба, внутренне уже смиряясь с неудачей. Во всяком случае, они были живы, и они возвращались к своим. И теперь можно было передать управление второму пилоту.

2

Аэродром на Иводзиме, менее полугода как полностью очищенной от японских войск, встретил сильным боковым ветром и низкой облачностью. Когда Тиббетс посадил машину на единственную рабочую полосу и вырулил на стоянку, объезжая наспех засыпанные землей воронки, он увидел на бетонке командующего стратегической авиацией генерала Стаатса. Тот стоял, чуть пригнувшись от ветра и придерживая рукой козырек фуражки. Тиббетс попытался заранее подобрать нужные слова для своего невеселого рапорта. Но все оказалось банальнее и проще.

– О неудаче мне уже известно от приземлившихся дублеров, – мрачно заметил Карл Стаатс. – Я даю вам час, чтобы подготовить письменный доклад об операции. Еще через час сюда прибудет специальный советник президента Джон Смит. Доложите ему лично.

…Бегло просмотрев доклад Тиббетса, которые штабные машинистки уже успели распечатать, Смит бросил листы на стол и поднялся со стула. Полковник Тиббетс и генерал Стаатс тотчас вскочили со своих мест и стали по стойке смирно. Вашингтонский чиновник только вяло махнул рукой, дав понять, что более не задерживает командира B-29. Тиббетс козырнул и крутанулся на каблуках, направившись к двери. Здесь его, словно пуля, догнала последняя фраза представителя Белого дома.

Boeing B-17D в полете

– Надеюсь, вы отдает себе отчет, полковник, что значит для всех нас ваша неудача.

Пол резко обернулся:

– Я боевой офицер, сэр, и готов отвечать своей жизнью. Смит поморщился:

– Только не надо этой театральщины, полковник. Мы же не самураи.