Опознанный летающий объект, или Двоюродные братья по разуму

Юрка это понял сразу, как только увидел его на перроне Киевского вокзала.

А было это так…

Едва фирменный поезд

«Черноморец» втянулся под стеклянные своды вокзала, и проводник 13 вагона, откинув ступеньку, принялся протирать поручни, как на его форменном плече возник огромный рыжий петух и, заорав дурным голосом, клюнул беднягу в мощную шею. Схватившись за поручни, проводник грузно осел на вагонную площадку, закупорив наглухо выход.

Петух же, мягко соскочив на перрон, важно двинулся вдоль состава. Тут ошалевший проводник опомнился и сиплым от негодования голосом провещал:

– Бабка, я знову, останий раз говорю: «Зариж ты цього прыдурка!»

В ответ откуда-то из глубины вагона загремел густой бас:

– Та це ж бульон ходячий, а не птыця. Його риж, не риж, а всэ одно покою нэ будэ – така питвора врэднюча!

Услыхав бас, петух взвыл, и Юрка был готов поклясться, что в этой заливистой ответной речи он самым нелестным образом отозвался о роде человеческом в целом и о присутствующих в частности. Особенно рыжий нахал упирал на личность проводника и делал это так недвусмысленно, что тот при всей толстокожести сразу это понял и смертельно обиделся.

– Грамадяне! – заорал он. – Будьте свидкамы, не можу я цього терпиты вид птыци! – и с неожиданной для самого себя прытью тучный проводник вывалился на перрон и всем телом кинулся на окаянного петуха.

Но, очевидно, превращение в цыпленка-табака не входило в ближайшие планы Бульона и он, покинув грешную землю, вознесся к стеклянному куполу вокзала. Надо заметить, что для домашней птицы летал он неожиданно хорошо, что впоследствии на своей шкуре изведали дворовые коты, дикие голуби и даже шустрые, нахальные воробьи. Полетав над путями, петух опустился на крышу киоска

«Пиво-воды» и оттуда, в полной безопасности, продолжал поносить багрового, как печка, служителя путей сообщения.

Публика, повалившая из вагонов, окружила место действия плотным кольцом, так что Юрка с родителями, оказавшись в эпицентре скандала, прозевали главное событие, ради которого собственно и пришли на вокзал.

На площадке тринадцатого вагона, неся на плече неправдоподобно большой кованый сундук, появилась худенькая старушка ростом от силы метр двадцать и громко сказала басом:

– Навищо птыцю на дах загналы, ну як малэньки прямо дило! Пивня у сэбэ в городи николы нэ бачилы?

И тут Юрка как-то сразу понял, что это и есть бабка Мотря, а петух и сундук – ее движимое и недвижимое имущество, с которым ему жить бок о бок целых два года. А когда понял, то подумал, что все это неспроста и просто так не кончится.

Бабка Мотря была Великой Легендой семьи Карташевых. Впервые появилась она в доме Юркиного прапрадеда, присяжного поверенного Николая Николаевича Карташева, еще перед первой мировой войной, в тринадцатом году. Собственно, тринадцатому году оставались считанные минуты, когда в карташевской квартире раздался заливистый трезвон. Кто-то методично вращал вертушку звонка, добросовестно выполняя призыв на нем:

«Прошу крутить».

Встревоженные гости, вслед за хозяевами, выбежали в прихожую, держа наполненные шампанским бокалы перед собой. Да так и застыли: в открытую настежь дверь втиснулось нечто закутанное с ног до головы, «ростом с мою ногу», как впоследствии рассказывал Николай Николаевич, с огромным кованым сундуком на плече.

– Карташевы туточкы жывуть? – спросило Нечто басом и, не дожидаясь ответа, добавило: – Так я до вас. Возьмить сундука, дядько, будь ласка.

Растерянный присяжный прапрадед, между прочим, человек недюжинной силы, двумя руками принял сундук от пришельца, но тут же, охнув, уронил его на пол.

Паркет в прихожей содрогнулся, как от землетрясения, а внизу в квартире инженера Кускова что-то рухнуло со звоном…

И сразу же, вслед за этим, в гостиной празднично зазвонили часы, а затем отсалютовали Новому году честь по чести двенадцать раз…

Тут-то наконец гости опомнились и зазвякали золотистыми бокалами над наглухо замотанной головой.

И наступил год четырнадцатый…

Не успели гости выпить за его появление, как в белой ночной сорочке, обшитой голландским кружевом, в прихожую вошел Митенька, семилетний Юркин прадед, будущий академик Карташев Дмитрий Николаевич. Заспанными глазами он оглядел присутствующих и голосом, похожим на сыр со слезой заканючил:

– Уже Новый год!? А меня почему не разбудили?! Хочу подарок! Хочу лошадь!

– И увидав сундук:

– А это что? Хочу! Хочу! Хочу!

И не успел никто ему ответить, как Нечто пробасило:

– Шо ж воно такэ? Дытына у такый час нэ спыть. А ну гэть до лижка!

И капризный, избалованный Митенька, гроза бонн и гувернанток, не возразив ни слова, послушно удалился.

Вот тут-то испуг завладел всеми окончательно.

Гости и хозяева застыли, как в немой сцене из «Ревизора», и лишь архитектор Ханонкин икал тихо и регулярно.

Пришелец же, как ни в чем ни бывало, снял варежки и пошел разматывать бесконечный платок серой домашней шерсти. По мере отслаивания, Нечто утрачивало свою квадратную форму, приобретая вид чего-то осмысленного. В окончательном варианте оно оказалось девчонкой в сером бесформенном платье, в огромных мужских ботинках и с тонкой косицей, завернутой кукишем на затылке.

Это и была шестнадцатилетняя бабка Мотря.

Надо ли говорить, что она воспитала три поколения Карташевых. И вот теперь настала очередь Юрки.

Месяц назад капитан первого ранга Александр Юрьевич Соколов, вернувшись из плавания, заглянул в дневник сына и затосковал. Он перевел взгляд на жену, Ирину Вячеславовну, тяжело вздохнул и сказал:

– Зови!

– Саша, ради Бога! – взмолилась Ирина Вячеславовна.

– Не впадай в крайности! Нельзя все вопросы решать ремнем.

– Какой ремень? – Соколов-старший вздохнул еще продолжительнее.

– У меня и ремня-то нет… А не мешало бы! Совсем от рук отбился…

– От каких рук? – горько спросила Ирина Вячеславовна. – От твоих или от моих? Много он эти руки видит?!

Капитан посмотрел на свои большие ладони, а затем на тонкие нервные пальцы жены.

– Да. Что и говорить, – подтвердил он, – у нас руки связаны. А у учителей на всех рук не хватает. Провели свой урок – и с рук долой. Вот ему все с рук и сходит. Сам он себя в руки взять не может. Может фортепьяно ему купить, все-таки хоть немного руки будут заняты… или в кружок «Умелые руки» записать…

От расстройства Соколова-старшего буквально заклинило на «руках»…

– Ты, может, все же поговоришь с ним, Сашенька, – нерешительно предложила Ирина Вячеславовна, – по душам, как мужчина с мужчиной? Только руки в ход не пускай… – добавила она.

Судя по последней фразе, Юркина мама была расстроена не меньше мужа.

Для разговора по душам Юрку позвали из соседней комнаты, где он томился, переполняясь мрачными предчувствиями.