Монолог человека, пожелавшего остаться

– Но это пока, – сразу парировала Лена, – и это «пока» может закончиться в любой день. Хорошо, если это случиться сейчас, когда мы оба еще в том возрасте, который еще хоть как-то позволяет устроиться на работу. А если, не дай бог, лет так через надцать? А детей как поднимать по-вашему?!

– А Вы думаете, вас заграницей будут на руках носить?! – не выдержал Борис, – Или Вы рассчитываете…

– Я ни на что не рассчитываю… Мне рассчитывать в данном плане как раз не на что. Но согласитесь, социальная защищенность там несравненно выше… или как правильно сказать, сильнее?

Павел сидел тихо и в разговор не вступал, отчего казалось, что он протрезвел. Борис налил себе из графина еще стопку водки, наколол один из овощей в тарелке, выпил залпом, даже не намереваясь ничего по этому поводу произносить, и закусил.

– Ох не знаю… – выдохнул Борис, – Все это непросто… Это кажется, что в такой-то ситуации ты поведешь себя так-то. Но до наступления самой ситуации проверить невозможно. Станешь ли ты счастлив, получив огромные богатства и ответственность за них? Будешь ли ты спокоен и благороден во время крушения самолета или судна? Удастся ли сохранить милосердие и мужество на войне? У меня нет ответов на эти вопросы относительно себя. Но выбор: уезжать, не уезжать – я на себя уже примерил. А вы – еще нет. То есть у вас относительно отъезда еще такие же абстрактные иллюзии, как у меня относительно внезапного обогащения.

Борис наколол вилкой еще один овощ и съел его. Не успев дожевать, он продолжил говорить, отчего первые несколько слов получились не совсем разборчивыми.

– Вы хотите, чтобы я рассказал, почему не уехал? Пожалуйста. Только такая просьба: не надо меня перебивать…

– А тебя никто и не перебивал, – снова пробурчал Павел.

– Паш, помолчи а… – перебила его Лена.

– Впервые серьезно я задумался об отъезде в конце восьмидесятых, когда уезжать собрались мои близкие друзья, – начал Борис, – Ни моя семья, ни семья моей жены не были из диссидентствующих, поэтому раньше этот вопрос серьезно не обсуждался. До Горбачева уехать было почти невозможно, поэтому на отъезд тогда решались только или уж очень рьяные диссиденты, или известные люди, которых Запад пригревал просто в пику Советам. В нашей семье больше обсуждались отъезды других как поступки и сами отъезжающие. Это были азартные люди… Да-да, именно азартные. Они ставили на кон всё: свою жизнь, жизнь своих близких и смело раскручивали рулетку. Сколько было тех, кто проиграл таким образом… Бессмысленно и безвозвратно… Возможность же нашего отъезда тогда фактически и не рассматривалась. За границу, даже в соцлагерь, никого из моих родственников не пускали по понятным причинам, так что заразиться очарованием «западной» жизни никто из нашей семьи не мог. А в конце восьмидесятых уезжать стало можно… Ну, то есть как можно?!… Начали выпускать в Израиль. Люди вылетали из Союза, а дальше… уж как пойдет. Короче, основной целью было вылететь из Союза. Это было тоже ой как не просто… Сколько унижения… Но речь не об этом…

Борис снова налил себе стопку, но сразу пить не стал.

– Мы с моей первой женой познакомились студентами на новогоднем вечере в нашем институте. Правда моя жена училась в другом вузе, а на праздник к нам попала случайно. Ее привела с собой сестра, которая училась как раз в нашем институте. Моя жена Соня и ее сестра Рая были двойняшками. Они не были похожи ни внешне, ни по характеру. Рая была такая бойкая, веселая, а Соня – напротив, спокойная и несколько замкнутая. Никто ни с первого взгляда, ни пообщавшись, не верил, что они сестры…

Борис выпил налитую ранее стопку и закусил.

– Так вот, – продолжил он, – мы познакомились с моей будущей женой благодаря Рае, а с Раей мы были знакомы раньше по всяким там институтским делам. Рая тогда уже встречалась с Яшей, который потом стал ее мужем. Хороший такой парень, добрый, но чуть-чуть застенчивый. Но эта застенчивость уравновешивала бойкий характер Раи, так что среднее арифметическое выходило то, что надо… Я начал ухаживать за Соней, которую всюду за собой таскала Рая. Ну и Яшу, конечно. Одним словом, я примкнул к их компании. И, что говорить, компания удалась: мы или куда-то постоянно ходили, какие-то компании, сборища, или, напротив, устраивали домашние кухонные посиделки вчетвером… В общем, всем было хорошо и интересно…

– Ты еще про бабушку свою расскажи,– буркнул Павел. Но Борис его уже не слышал и продолжал рассказывать, оглушенный водкой и воспоминаниями.

– Я на два года старше Сони и, соответственно, Раи, а Яша, кажется, их ровесник. И вот на моем последнем курсе, перед дипломом, мы с Соней поженились. По окончании института меня оставили в нашем городе, не отправив по распределению, потому что моя жена еще два года должна была учиться. Честно говоря, тут просто повезло, потому что такой практики тогда не было. Я пошел работать, и мы стали снимать часть дома в частном секторе. Одна комната, но зато свой отдельный вход, туалет и кухня. С тех пор в нашем доме было всегда полно гостей, которых приводила Рая. А они с Яшей у нас вообще находились постоянно, иногда оставались на день-два… Через полгода они поженились и стали жить с его, Яшиными, родителями. И хоть Яшины родители были милые и интеллигентные люди, молодожены чувствовали себя в их квартире, судя по всему, не очень уютно. Наверно поэтому они продолжали много времени проводить у нас. Мы настолько к ним привыкли, что Соня начинала беспокоиться, если Рая с Яшей не приходили даже всего пару дней. Телефон-автомат от нас был довольно далеко, так что бежать звонить мыслей не было, и она просто сидела, тихо переживала… Это я к тому, насколько они стали для нас близкими… Так вот, примерно через год после их свадьбы мы с Соней начали замечать, что у них что-то такое происходит, чем-то они были постоянно озабочены, стали реже к нам приходить. На все вопросы – отшучивались. Так продолжалось несколько месяцев. И вот однажды они сказали, что придут к нам что-то там незначительное праздновать, вроде дня металлурга. Мы были удивлены и обрадованы возможностью посидеть вместе, поговорить. То, что была выбрана такая дата, нас не удивило – это было в духе Раи. Соня тогда уже ходила с хорошим таким пузом на последних месяцах, так что Рая сразу предупредила, что организацию стола они с Яшей берут на себя. Я тогда ничего не заподозрил: решили собраться – хорошо, а если еще и Соне не придется хлопотать – вообще здорово…

Борис вдохнул и покачал головой, словно не веря в то, что сам рассказывал. Потянулся к графину, но потом, видимо, передумал. Наколол разрезанный вдоль огурец, точнее его четвертушку, и съел.

– Когда я пришел в тот день после работы, все уже были в сборе и сидели на кухне. Рая деловито металась по кухне между столом, на котором она что-то резала, и скворчаще-шипящей плитой. Яша, как ни в чем не бывало, сидел на табуретке, облокотившись на стену, и спокойно читал непонятно где им найденный какой-то журнал. Соня сидела в углу, и было видно, что она плачет и, судя по лицу, уже давно. «Они уезжают», – увидев меня, первым делом сказала Соня. «Что так заранее известно распределение? Как-то странно… Я про такое слышу впервые» – сказал я, не поняв, куда клонит жена. «Нет, они насовсем уезжают. За границу», – сказала Соня и снова заплакала, закрывая лицо ладонями. «Сонь, ну давай без этой сырости… Как на похоронах, честное слово», – сказала Рая. «Ну, рассказывай…» – начал было я. «За столом все расскажем. Потерпи», – все это Рая говорила, не отрываясь от процесса готовки, напоминая персонажа популярной тогда электронной игры, где волк ловил яйца, катящиеся с четырех насестов. Помните такую?… Я переоделся в домашнее и сел со всеми на кухне, ожидая окончания приготовления еды и обещанных последующих объяснений. Рая продолжала, как ни в чем не бывало, стряпать, Яша – читать найденный журнал, Соня – плакать. А я послушно сидел и ждал объяснений. Точнее это был какой-то ступор. Мне сказали: «Сиди, жди» – я сидел и ждал. Тогда я еще ничего не понял и, уж точно, ничего не осознал.

Борис налил себе еще из графина и выпил.

– Ты в обществе «Знание» лектором не работал? – снова пробурчал Павел, пока Борис закусывал. – Ты б еще от Адама с Евой начал…

– Помолчи, а… – прервала его жена.

– А чего это ты меня затыкаешь? – возмутился Павел.

– А то, – снова перебила его Лена, – что ты ни пить не умеешь, ни вести себя, когда напьешься… Человек тебе рассказывает… Ты ж сам просил… Причем это не твой этот Грибов, который двух слов связать не может… Весь вечер нес какую-то чушь и сам еще над ней ржал, другого слова нет…

– Если еще интересно, я дорасскажу, а потом будете препираться, сколько захотите, – сказал Борис, закончив жевать.

– Да, конечно… Простите, – сказала Лена, – Вы закончили на том, что вам обещали все рассказать за столом.

– Я помню, спасибо, – сказал Борис.

– Как вы спелись… – пробурчал Павел, – знаешь что, пошли-ка домой…

– Да ну тебя, – сказала Лена, даже не посмотрев в сторону мужа, – хочешь – иди, я тебя не держу…

Павел обиженно замолчал. «Забавно», – отметил про себя Борис и продолжил рассказывать.

– Так вот… Сидим мы все на кухне. Точнее сидим мы втроем, а Рая-то как раз работает. Соня все плачет… Думаю, успокоить ее надо, подошел, взял за руку. А она все плачет. «Как-то надо ее развеселить», – подумал я… Говорю ей: «Девушка, а что Вы делаете сегодня вечером?». А она мне: «Плачу». И после этого я, честно говоря, не нашелся, что еще сказать…

– Ты еще расскажи, в чем вы все были одеты… – вставил Павел.

– Ну, извини. Начинаю вспоминать – лезут какие-то подробности… Постараюсь без деталей…

– Это ему не интересны подробности… А мне интересны, – сказала Лена, – Ему сейчас вообще интересно только до дивана добраться… Так что, Боренька, рассказывайте, что считаете нужным…

– Боренька… у-тю-тю, – передразнил ее Павел голосом, которым с детских сказках обычно озвучивают какую-нибудь нечистую силу, коварную, но обычно не слишком страшную.

Так вот… – продолжил Борис, – Уселись мы, наконец, за стол. В том смысле, что приступили к поеданию приготовленного Раей, за столом мы и так сидели. «Ну рассказывайте…», – подтолкнул я их к обещанным разъяснениям, так как ни Яша, ни Рая не торопились внести ясность в цель их прихода, повода отмечания и причин слез моей жены. «А чего, собственно, рассказывать…», – неохотно начала Рая, – «Мы уезжаем». «Это я уже слышал», – сказал я, – «Интересует поподробнее…». «Пожалуйста», – как можно небрежнее сказала Рая, – «мы уезжаем за границу… насовсем». Потом немного помолчала и добавила: «Мы уже все решили, и не надо нас уговаривать и переубеждать…». А я и не пытался… Во-первых, я на тот момент еще не все до конца осознал. Во-вторых, меня в тот момент больше беспокоило, что Соня все время плачет, как бы это не сказалось на ее беременности и ребенке… Минут пятнадцать все ели в совершенной тишине. Соня почти не притронулась к еде. Этих пятнадцати минут, как всегда, хватило, чтобы наш штурм выставленных на столе блюд резко поуменьшил обороты, и плотность набитых утроб заставила нас тяжело откинуться на спинки стульев. «Ну что, покурим?» – предложил я Яше, тот в ответ состроил гримасу, недвусмысленно показывающую, что можно было не спрашивать. «Только идите вонять своими сигаретами на улицу», – сказала Рая. Это было ясно и так: как Соня забеременела, – я в доме не курил. Меня задело, что эта радетельница за Сонино здоровье сама принесла такую весть, что… Ладно, не важно… Мы оделись, точнее, накинули на себя куртки, я взял сигареты, и мы вышли во двор. Закурили. Некоторое время мы молчали. Потом Яша спросил: «Считаешь, мы не правы?». «Я не знаю…», – ответил я. И мы снова некоторое время молчали. «А чего это вдруг вы решили?», – спросил я. «Почему это «вдруг»? Ничего не «вдруг». Я уже давно мечтаю…», – возмутился Яша. Я тогда спросил :«Хорошо, чего это вам приспичило?», – но Яша не ответил. «Ладно, не дуйся… Вы сами собрались или с родителями?»,– спросил я. «Пока сами, а там, как устроимся, – вызовем и родителей, и вас с Соней», – Яша говорил это спокойным, уверенным тоном человека, планирующего свой вечер. «Понятно…», – сказал я. «Ты, как я вижу, не очень-то одобряешь наш шаг?», – сказал после некоторой паузы Яша, – «Но это и не важно, мы уже все решили окончательно», – отрезал он. Мы докурили. Я достал еще одну сигарету из пачки, и Яша жестом показал, чтобы я достал еще одну и для него. Мы снова закурили. «Знаешь, сейчас вспомнил», – сказал я, – «мы как-то с дедом разговаривали… Это давно было, его уже семь лет как нет, а то было, как ты понимаешь… О чем был разговор, сейчас уже не вспомню, но уж точно не об отъезде, тогда мы с ним это не обсуждали… Он мне тогда сказал: «Как писал кто-то из великих, не стремись перелетать с ветки на ветку: на этой ветке ты уже все знаешь и на ней нужно только удержаться, а на другую – могут не дать даже сесть…». Думаю, этим «великим» был сам дед. А авторство он приписал какому-то абстрактному авторитету для пущей убедительности и значимости высказывания. Но фраза получилась действительно хорошей и универсальной…». Мы снова молчали, курили каждый сам по себе, словно не замечая друг друга. «Все это хорошо, но все-таки я бы хотел услышать, что именно ты думаешь по этому поводу…», – сказал Яша, не поворачиваясь ко мне, словно общаясь с каким-то невидимым собеседником. «Зачем тебе мое мнение, если вы сами уже все окончательно решили?!». «И все-таки…»,– не унимался Яша. «На меня не рассчитывайте, я не поеду….», – сказал я. «Почему? Тебя не выводит все вот это?», – Яша раскинул руки на манер колдунов или шаманов, вызывающих дождь. «Выводит. Еще как». «Тогда что же?», – допытывался Яша. «Не знаю, как тебе объяснить… Я боюсь, если хочешь…». «Чего?! Чего ты боишься? Что может быть хуже, чем здесь?». «Может… В лучшем случае, все примерно то же самое, только в чужом мире. А в худшем «на другую ветку могут не дать даже сесть»». «Да ну тебя…», – Яша в сердцах выбросил недокуренную сигарету и зашел в дом. Я зашел следом. На кухне Рая успокаивала Соню, и когда мы вошли…

– Ну и на хрена нам все эти подробности? – прервал рассказ Бориса Павел, – К чему эти ничего не значащие детали? Тебя спросили, чего ты сидишь здесь, в этой дыре, имея возможность уехать, а ты нам тут изображаешь сочинение на тему «как я провел день».

– Я ничего не «изображаю»… – начал было резко отвечать Борис.

Павел перестал скрупулезно изучать поверхность стола и впервые за продолжительное по меркам их разговора время поднял голову, посмотрев на собеседника. Лицо его стало каким-то бледным и, как показалось Боре, трезвым. Лена тоже посмотрела на мужа и также, видимо, обнаружила некоторые изменения на лице супруга.

– Паш, тебе плохо? – прервала она Бориса, – ну говорила тебе: «не пей столько!» Что ты на этих своих кабанов ровняешься? Нашел с кем тягаться…

– Да погоди ты причитать… – отмахнулся Павел, – Пусть нам товарищ расскажет, что это он имел в виду? , – Павел карикатурно подчеркнул слово «товарищ» на манер американских фильмов, изображающих взаимоотношения советских людей. – Может, мы просто не поняли, что он имел в виду?

– Ну, чего ты кривляешься?! – Лена взволнованно смотрела на мужа.

– Да пусть кривляется сколько ему угодно… – Борис вытащил из кожаного чехла счет, внимательно изучил его и полез в карман за кошельком.

– Он опять засобирался, – хмыкнул Павел, – обиделся… Как ему вопрос задашь – сразу обижается и делает вид, что уходит, как ребенок, ей богу…

– Я не «делаю вид»… – сказал Борис, отсчитывая и вытаскивая купюры из кошелька, – мне просто противно…

В это мгновение Павлу стало, видимо, совсем плохо, потому что он резко вскочил из-за стола и побежал в сторону туалета. Лена побежала за ним.

«Ну и вечерок», – подумал Борис, – «отдохнул от общения…». Боря хмыкнул от собственных мыслей и печально улыбнулся. Он вложил деньги и счет обратно в кожаный футляр и собирался уходить. Но за стол вернулась Лена.

– Он заперся в кабинке, его рвет… – сказала она. По ее тону Боре было не понятно, ставила она его этой фразой в известность или оправдывалась. – Меня к себе не пускает. Предлагала хоть воду ему принести – отказался… А Вы что, уже уходите? – вдруг встревожено сказала она.

– Собираюсь…

– Обиделись? Вы не обижайтесь на него. Он редко такой…

– Я и не обижаюсь… – сказал Борис и поймал себя на том, что действительно обижен.