РАЙСКАЯ ОБИТЕЛЬ. Сборник новелл

Он вначале не понял, что я спросил. Потом резко вскочил на ноги, отворачиваясь от меня, очевидно, прятал улыбку, быстро стал за прилавок аптеки, делая вид, что ищет лекарство от зла. Немного погодя, поднял голову от стеклянной полки с лекарствами, сказал: – А, что же такое случилось, что ти пришел за лекарством от зла?

– Та злые все, мама, Нюська. И даже моя бабушка не может меня защитить. Мама как бешенная, ее Нюська все время настраивает против меня, вот сучка, вот и все. – Слезы снова навернулись на глаза, дыхание сперло. Аптекарь, чтобы скрыть улыбку, быстро отвернулся в сторону подсобного помещения, сказал:

– Подожди, я скоро, принесу лекарство от зла. – И исчез за дверью подсобки. Через некоторое время он вернулся, держа в руке два круглых пакета таблеток.

– На вот это таблетки от зла. Будешь принимать после еды три раза в день.

Я обрадовался и с благодарностью принял лекарство. На душе у меня стало тепло и радостно, что так просто разрешилось мое бегство из дома, и уже нет никакого желания никуда бежать я выскочил из аптеки. Мимо проходил Леня Очколяс. Метров на двадцать он отстал от своей матери, которая шла впереди.

– А это ты Валик?

– Ты что, не видишь что это я? – ответил я ему.

– Ты что делал в аптеке?

– Вот купил лекарство от зла.

– Такого лекарства нет. – Авторитетно заявил Очколяс.

– Вот смотри! – я торжественно показал ему две упаковки.

– Так это же глюкоза. – Не моргнув глазом, ответил Леня.

Я не знал еще, что такое глюкоза. Но отступать было не куда, и я спросил:

– А что это такое, глюкоза?

– А дай мне я покажу.

– На. – Я дал Лене пакетик. Он деловито развернул его, достал одну большую таблетку и положил себе в рот. Потом достал еще одну. Протягивая мне, сказал:

– Возьми, попробуй. Они сладкие и очень вкусные.

– Льонька, – позвала Леню мать. – Долго я буду ждать тебя. Анну ка бегом ко мне? Вот возьму дубину, я тебе дам по мягкому месту.

Очколяс с недоеденным пакетиком бросился к матери, забыв вернуть его мне. Но мне уже было все равно. Снова обман и разочарование. Аптекарь выдал обыкновенную глюкозу за лекарство. Но где мне понять уловку аптекаря, ведь эта глюкоза, как лекарство от зла, помогла мне оправиться от обид и привести себя в норму. Дала новый толчок к тренировке самообладания в стрессовых ситуациях в будущем и помогла мне осознать, что надо взвешивать свои поступки и действия, дабы сохранять спокойствие и самообладание…

Глава пятая

Я остро нуждался в друге, задушевном, сильном советчике, который заменил—бы отца. Быть с другом всегда и везде вместе, ощущать его защиту и поддержку, разве это не счастье. Такого друга не было. Одиночество волной захлестывало, подавляло душевные порывы к прекрасному видению Мира. Все казалось мрачным, неприветливым, враждебным. Особенно тягостно оно в минуты не понимания детьми, близкими и родными людьми, и я выдумал себе верных друзей. Так моим другом стал перочинный ножик, который помогал создавать из срезанных прутиков настоящие «сабли» или «ружья», которыми я сражался со злой крапивой, чувствуя себя в этот миг сильным и отважным. Цветное стеклышко, синее – синее, в котором мир представал в таких синих красках, как в кино, и птицы, и листья в нем, и трава, и небо, все было синее. А небо днем казалось таким, каким было ночью. Только солнце, такое же яркое, как всегда, и смотреть на него сквозь синее стеклышко так же больно, как и без стеклышка. Еще моим другом был петушок. Он гордо вышагивал по двору. Его разноцветный хвост развивался на ветру, привлекая внимание несушек. Петушок здорово умел драться. И хоть я и побаивался его, но считал петушка своим другом, потому, что он никогда не был смирным и вечно задирался ко мне. Бывало, растопырит крыло, и боком – боком подступает, воинственно покрикивает, как индюк. Я «саблей» отпугиваю забияку, но все напрасно. С диким кудахтаньем петух прыгает ко мне на голову, бьет клювом по голове и принуждает спасаться бегством. Я прячусь за массивной дверью деревянного коридора. А петушок с видом победителя, вышагивает, чинно поворачивая бока несушкам, мол, смотрите какой я герой. Горьки минуты одиночества. Последний год перед школой выдался особенно трудным. Открылся летний детский сад для детей работников колхоза «Большевик», зимой Шпитьковский детсад не работал. Бабушка собралась отвести меня.

– Ты снова улегся? – окликнула она меня. Я успел уже задремать, лежа на печке, мечтая о своих друзьях. – А ну ка слезай, а то уже девять скоро! – твердила неумолимо бабушка.

Я неохотно слез с печки. Снял длинный сестрин сарафан, служивший мне ночной рубашкой. Надел трусы, шорты на одной шлейке-подтяжке штанин, безрукавку и выбежал босиком во двор. Там уже меня поджидал забияка петушок. Птица, завидев своего врага, покосилась глазом, и пошла было в наступление, воинственно переваливаясь с ноги на ногу, как бы, подражая увесистому гусю. Но скрипнула, отворяясь, коридорная дверь и на пороге появилась бабушка. Петух нехотя отступил, делая вид, что собирает зерно, и никакого дела ему нет до мальчишки. Бабушка, замотавшись у печи, опаздывала с внуком. Но, тем не менее, бабушка взяла меня за руку, и мы двинулись в путь. Мне ничего не оставалось делать, как плестись следом за ворчащей бабушкой. Мы вышли на улицу. Дальше дорога потянулась аллеей столетних лип, остатки старинного помещичьего парка, буйным цветением встретивших меня и бабушку. Неожиданно бабушка остановилась и внимательно осмотрела меня:

– Боже ж ты мой! На кого ж ты похоже, а?! – она всплеснула руками, ухватила крепко меня за плечи и притянула к себе. Я завертел головой, но бабушка неумолимо стала облизывать чумазые щеки, смачно сплевывая грязную слюну. «Умыв», таким образом, мое лицо, она повела меня к детскому саду. А, мне, так не хотелось туда. Не хотелось расставаться со своими друзьями Ножиком, Синим Стеклышком, и Петушком, их не разрешалось брать с собой. Я нехотя плелся следом, намеренно отставал от спешащей бабушки. А каштаны приветливо качали зелеными листьями. Парк пел листвой приветливые гимны.

– Да иди же быстрее! – подгоняла она меня. И я подбавлял шага, но как только бабушка отворачивалась, уходила чуть вперед, снова отставал и, наконец, решил-таки спрятаться за ствол раскидистого каштана.

– Ты смотри какое вредное дитя? Удрало! От паршивец! А ну ка выходи?! – бабушка, ворча, таким образом, возвращалась, проходила мимо, а я выбегал из-за ствола каштана и насмешливо говорил ей в спину:

– Б—бабушка, а кого вы там зовете?!

– Ну, подожди, вот скажу воспитательнице тете Оле, она тебе крапивой, крапивой! От будешь знать, как издеваться над старыми людьми!

Вот и детский сад. Воспитательница полная, круглолицая, встретила нас у калитки.

– Я вас не приму. Уже все дети давно в столовой.

– Так и не нужно ему кушать. Пусть играет! – парировала бабушка.

– У нас так нельзя. – И, обращаясь ко мне, – А ты будешь наказан за опоздание. Последний раз принимаю тебя. – И уже бабушке, – Больше чтобы не опаздывали! – строго приказала она. На что бабушка махнула рукой проворчав:

– А-а-а! – Знаем вас, лодырей!

Я поплелся за воспитательницей следом.

В столовой было тепло и жарко, дощатые столы уже убраны.

– Садись за стол! – приказала воспитательница.

Я сел, стал болтать ногами. Неожиданно рядом вырос длинный худой мальчик. Это опоздал в детский сад Шут Коля. Я считал его своим другом. У него тоже не было отца и он тоже, как и я, сегодня опоздал в детский сад. Дружба наша началась еще из прошлого года, когда к нам домой приехала родная сестра моей бабушки по отцу мерить мою мать с Альбертом, моим отцом. Ее звали тетя Зина, и она жила в Москве, и работала стенографисткой в канцелярии правительства СССР. Мать говорила, что она стенографировала разные совещания правительственных встреч и даже присутствовала на визитах иностранных делегаций по приглашению правительства. Она привезла целую уйму шоколадных конфет с вишневым ликером, с коньяком, ну, в общем, мне было позволено взять целых два кармана в мой пиджачок. И тетя Зина, а мать строго настрого приказала мне не называть ее бабушкой, называть только тетей Зиной, хоть на самом деле она была мне двоюродной бабушкой. Тетя Зина вызвалась повести меня в садик, но мать не позволила, как оказалось, моя мать боялась, что меня заберет отец в Москву и отдаст на воспитание тете Зине. Вот поэтому я, с набитыми карманами шоколадных конфет, моя мать и тетя Зина вдвоем привели меня в детский садик. Вот тут то и появился Шут Коля, который раньше совсем не обращал на меня никакого внимания, так как он был на целый год старше и у него был свой круг друзей одногодок. Он робко подошел ко мне и спросил:

– Валик, а дай мне конфету. – Он возник рядом с нами и не уходил, пока тетя Зина не сунула ему в руку конфету в красной обертке. Он взял угощение и, обращаясь ко мне, сказал:– Дай и ты мне, для хлопцев. А я скажу, чтоб они тебе не обижали. А если кто-то и будет к тебе задираться, то ты только скажи мне. – Он стоял и не уходил, теребя уже обертку от конфеты в руке. Тетя Зина сказала мне: – Валик, не давай конфет этих никому. Они с алкоголем и детям этих конфет нельзя давать.

Я почувствовал свою важность и значимость в эти минуты и обратился к тете Зине:

– Может, одну дадим? С одной же ничего не будет плохого. – Мать посмотрела на меня и сказала, – Ну дай ему одну. И пускай себе идет, угощает товарищей.

Я сунул Коле две конфеты, и он с радостью убежал к друзьям, суя в рот все сразу. Там еще два мальчика стали смотреть в мою сторону. Не трудно было догадаться, что они узнали от Коли. После недолгого совещания, Коля опять пришел, и так повторялось до тех пор, пока не кончились все мои конфеты. После чего Коля забыл о моем существовании…

– А, это ты, Коля. Садись рядом из Валиком. – Нежно, почти ласково обратилась к нему воспитательница тетя Оля, колыхая увесистым телом, пошла к раздаточному окну.

Столовая была сооружена в виде навеса. Разница в обращении воспитательницы ко мне и Коле, была заметной. Коля опоздал тоже, даже на большее время. Но с ним обращались особенно подчеркнуто ласково, когда рядом находился я. Я, конечно, не понимал такого обращения, где-то подсознательно ощущая себя изгоем.

Перед нами появились тарелки с супом со свежим горошком и кусками мяса.

Коля заглянул в мою тарелку и сказал:

– Дай мне твой жирный кусок, я тебе дам вот этот кусок «мяса».

В тарелке у Коли был большой белый кусень вареного подчеревочного сала.

– Это не мясо! – парировал я.

– Мясо! Мясо! Это оно такое белое и совсем нет там сала.

Не успел я ответить, как Коля бросил белый, дрожащий как желе кусок вареного сала в мою тарелку, и из моей тарелки зачерпнул аппетитное ребрышко с мясом.