Фаетон. Научно-фантастический роман. Часть 2

Анна, сдержанно спросила, – И, что же?

– Упрямство. Упрямство такое, что сдвинуть даже уговорами не удается. Вот если он пообещал, что будет молчать, то будет.

– Тогда это характер.

– Да, Собинова. Так, что я уверена, что он будет упрямо играть в тайну.

– Тогда строим дальнейшие наши планы. Да и подозрений будет меньше, когда на руках у нас будет пятилетний малыш? – Резюмировала Анна.

Все эти две оставшиеся недели интенсивно велась подготовка к поездке. Женщины со всей ответственностью подошли к предстоящей компании. Анна даже подсказала интересную идею, –Послушай, в каком отеле забронированные места в Сантьяго?

Аня порылась в путевках, нашла бронь отеля, –Вот, смотри, тут указаны номера и отель с почтовым адресом.

– Давай туда отправим на этот адрес, до востребования, посылки со снаряжением?

– Ай да молодец Анна. Все, что может привлечь внимание, сложим туда и отошлем.

– Когда прибудем на место, останется только получить и быть в полном снаряжении.

И они начали готовить посылки, куда вошли даже альпинистское снаряжение, включающее в себя спальные мешки, палатку, бинокль с многократным увеличением и два пистолета, с боекомплектами. Оружие Анна купила на барахолке у знакомого торговца, в которого Петр покупал разные ружья для подводной охоты и взрывчатку для глушения рыбы, когда они выбирались на отдых. Петр, в отличие от Леонида любил иногда не традиционные методы лова рыбы, особенно, когда терпения не хватало. Аня в ужасе спросила, –Ты что, Анна, решила на корню завалить наше мероприятие?

– Ерунда, – с деловитой энергией отпарировала Собинова. – Я где–то читала, что пистолеты были спрятаны, героем одного романа при пересечении границы, в толстом словаре. Испанско–Русский словарь подойдет, как нельзя лучше. Вместо содержимого аккуратно укладываем оружие с магазинами и патронами к ним и вместо листков, муляж из листов свинца. Когда на мониторе появятся наши посылки, то на дисплее появится книга, свинец не даст высветиться оружию. У нас будет оружие, и мы всегда сможем постоять за себя.

– Нет! Ты, наверное, забыла, какая в мире ведется борьба против терроризма. Эти пукалки выявят у нас, как только посылки появятся под ренгеном таможенного досмотра.

– Ты что–то можешь предложить другое?

– Конечно, Собинова. Мы купим все это на месте с полным боевым комплектом. Там, слава Богу, это продается свободно.

– Хорошо, ведь мы военные женщины. – Как–то неуверенно отвечала Анна. Вопреки запретам Ани, Собинова, все–таки упаковала оружие в одну из посылок и отправила ее на свое имя. Аня об этом ничего не знала. Анна сама отвезла посылки на главпочтамт и вернулась под вечер.

– Ты где так долго была?

– По магазинам прошлась. – Уклонилась Анна от прямого ответа, – Вот купила еще немного еды.

Она стала выкладывать покупки на кухонный стол. – Да, кстати, вот квитанции на отправку посылок, мне сказали, что по ним там, в Сантьяго можно будет получить посылки.

– Отлично, Анна.

Осталось еще ждать одну неделю до поездки. И все это время женщины готовили себя, изучая все, что касается будущего маршрута, на случай если вдруг в туре произойдет сбой и ожидаемый сервис окажется не таким, каким его рекламирует туристическое агентство…

Глава пятая

С тех самых пор, как генерала Гаринова выдворили из Антарктической сверх секретной базы. Отобрав летающий диск, изолировав Коперника с его женой и Петра Собинова вместе с ними, генерал впал в глубочайшую меланхолию. Ему казалось все, абсолютно все на свете, безразличным ненужным и не имеющим никакого смысла. Чтобы хоть чем–то себя занять, он по многу часов проводил в саду, ковыряясь то в цветнике сада, то возле фруктовых деревьев.

Колония Дигнидад выращивала не только фрукты, но и овощи, перерабатывая их в консервы на собственном заводике. Эту продукцию поставляли в супермаркеты Сантьяго и магазины городка Талька, и даже в Европу.

В это время года, в мае, здесь в Чили пора осенних хризантем. Май последний осенний месяц, за ним начинается Чилийская зима. Но климат этой страны очень разнообразный и если на южных берегах, в районе Огненной Земли идет уже в мае снег, то в экваториальной части вечнозеленые леса благоухают цветением с яркой тропической растительностью издающей непередаваемо насыщенные ароматы цветущих тропиков. Колония раскинулась у самых подножий Анд, где–то в середине страны и здесь климатические особенности горного климата чередуясь с изумительно красивыми пейзажами, создавали уютный и приятный своей мягкостью климат. В горах ощущалась уже прохлада ночи, и бодрое вечернее настроение вливалось краткими импульсами в истерзанное сердце Алексея Алексеевича. Генерала, отдавшего все свое мастерство хорошего организатора, ученного и военного на благо служению Родине. Генерал Гаринов в сущности своей таковым и остался. Планируя побег, он хотел в изоляции, где его не могли достать правоохранительные органы России, доказать свою невиновность, аргументируя это подлинными фактами и неблагоприятным стечением обстоятельств, повлекших за собой иллюзию похищения сверхсекретного экспериментального аппарата. А то, что его услышат и поймут правоту не виновности, Гаринов не сомневался. Но он ошибся в одном, в том, что попадет в еще большую изоляцию. В изоляцию, где нет возможности ни связаться, ни передать хоть какое–то известие туда на далекую уже Родину. Изоляция оказалась настолько плотной, что чувство безликости и отсутствия веры в собственные силы с каждым днем все сильнее и сильнее внедрялись в сознание этого сильного волевого человека, стремясь стереть навсегда его человеческую индивидуальность. Единственным спасением теперь для генерала была жена и его маленький сын Дима. Сыну уже исполнилось два года. Он рос веселым и жизнерадостным малышом. Руководство колонии Дигнидад обязало его каждый день сдавать сына в детский сад, где малышу прививали уже немецкий образ мышления и не позволяли учиться говорить и разговаривать на русском языке. В те минуты домашней обстановки, когда Эльза приводила его домой, Алексей Алексеевич учил сына русскому языку. И малыш уже лепетал, путая немецкие и русские слова.

– Ты, Алеша, сбиваешь Димочку с толку, – смеясь, не раз говорила Эльза Эдуардовна мужу.

– А что же нам делать, дорогая Эльзочка? Как быть?

– Да пусть учит немецкий. Подрастет немного, мы его обучим и русской речи, и письму. Не думаю, чтобы эти поработители игнорировали знание двух языков и более.

– Может ты и права, Эльзочка, но я все же так не думаю и буду его учить всему, что дала мне Родина и в первую очередь родному языку.

Эльза Эдуардовна не противилась, а наоборот старалась помогать своему Алеше. И они вдвоем учили своего сына разговаривать на русском. Здесь в колонии не было возможности ни найти подходящей книги, не было доступа до газет, журналов, не было радио, не было ничего, что давало бы хоть какой–то намек на новости. Вернее, все это было доступно, но не генералу. Служба охраны строго следила за тем, чтобы генерал находился в постоянной изоляции с внешним миром. Ему разрешалось только писать мемуары, воспоминания о былой службе. Руководство колонии службой генерала в вооруженных силах интересовалось до мельчайших подробностей. Его рукописи быстро печатались на немецком и русском языках. Их уже набралось две стопки. Печатные листки лежали на его письменном столе в домашнем кабинете. Каждый месяц генерал обращался с рапортом в письменной форме к управляющему колонии с просьбой разрешить переписку с генералитетом вооруженных сил России. Но кроме иронической улыбки на лице у приставленного к нему куратора, здоровенного белокурого арийца фон Фирса, ответа на его просьбы не поступало. Генерал однажды не выдержал и улучив момент прокрался в контору управления к управляющему. Из кабинета управляющего его буквально выволокли волоком два охранника. А управляющий объявил ему две недели домашнего ареста. Это предписывало не покидать дом, даже был наложен запрет выходить в сад, прилегающий к дому. Так и просидел генерал в комнатах дома ровно две недели. Да такое положение его существования не вязалось с деятельным характером генерала. И в одну бессонную ночь после домашнего ареста Алексей Алексеевич решил, что уж лучше заточение на Родине, чем пленение в золотой клетке. Во всяком случае, отсидев положенный срок можно выйти. А то и в процессе судебного разбирательства чего доброго можно доказать свою невиновность. Эта мысль стала сверлить его сознание, как назойливый комар, лишая сна. И, в конце концов, он решил посоветоваться с женой. Эльза Эдуардовна категорически была против безрассудного поступка. Но, рассудив, мудрая женщина поняла, что попасть с одного плена, быть может в еще худший плен, ей не хотелось, на что она сказала, – Ведь тут обращаются с нами уважительно. Дима уже в детском садике получает образование, и не плохое, должна тебе заметить. Да и сами колонисты, немцы, улыбаются нам при встрече.

– Да, оно и видно. – Ворчал Гаринов, – А вот скажи Эльза, хоть один немец с тобой заговорил? Пригласил, может тебя в гости, на чашечку вечернего чая, как у них здесь принято?

– Они чего–то здесь боятся и избегают контактов. – Ответила жена.

Гаринов посмотрел на нее долгим и грустным взглядом, выражавшим тоскливое одиночество и отчаяние своим безвыходным положением. Глубокий вздох вышедший из глубин генеральской души поразил даже его самого. И, чтобы не тревожить жену, он быстро повернулся и вышел в свою комнату. Там, на узеньком столике у окна лежали две стопки листов, его мемуаров. Каждый день так аккуратно исчезавшими оттуда с написанными его рукой листков, и появлявшихся в виде печатных страниц на немецком и русском языках. Даже этот канал уединения, что символически уводил его в воспоминания, и он был под особым контролем. И это тяготило, не давая покоя, лишая сна. Но все же это был тот единственный источник, который давал возможность оставаться еще самим собой и чувствовать еще себя не совсем потерянным и одиноким, по крайней мере оставаясь со своими близкими соратниками в воспоминаниях. В такие минуты тягостного одиночества генерал садился за свой маленький письменный столик и уходил в память тех прошлых дней, когда он воплощал свои идеи с Леонидом, Петром и ученым Коперником в жизнь.

– А ведь он сильный человек. – Отрываясь от пространственного экрана, на котором двигался в своей комнате генерал Гаринов, сказал седой человек с крупным красивым лбом и выразительными серыми глазами своим собеседникам. Его длинные седые пряди рассыпались по плечам и были аккуратно расчесаны ровным пробором. Седина, сочетаясь с длинной седой бородой, придавала этому человеку мистическое сходство с пророками прошлого. А белизна длинных одежд, схваченной у левого плеча большой круглой брошью со сверкающим кристаллом в середине, подчеркивали это сходство.

– Вы, Тео, возлагаете на него большие надежды? – критически заметил Ареал, сидевший напротив ученного за круглым столом из белого полированного мрамора.

– И не только большие надежды, но и уверен в победе над Селенитами под его руководством.

– Конечно стратегии ведения боевых действий человека нам не понять, ибо они основаны в основном не на математических расчетах, а на непредсказуемости, свойственной скорее диким племенам прошлого. – Парировал Ареал, – и все же я бы не рисковал так.

– Да говори же, Ареал, что у тебя на уме?

– Мои монстры, верные и преданные мне воины, смогут сделать гораздо больше в этой непонятной для нас войне за Землю.

– А ты давал отчет, хоть, когда ни будь о происхождении Селенитов? Ну, хотя бы спрашивал себя, кто их создатель?

– Глубоко уважаемый Тео, я высоко ценю вас, как своего создателя и отца и мне всегда болезненно спорить с вами. И только зная вашу правоту во всем, я могу согласиться с вашим мнением тем более в эти времена.

– Твое стремление к индивидуальности, к самостоятельному мышлению и поступкам твой злейший враг, Ареал. Вот если бы ты учитывал в своих действиях временной фактор, мы бы не дошли до этой войны.

– Фон Фирс? – повернув голову к сидевшему рядом арийцу, обратился Ареал к нему. – Вы знаете, что делать?

Ариец вскочил с места и кивнул головой. Ареал продолжил, – Так действуйте?

Фон Фирс в ответ, –Есть, Ваше Высочество! – и ариец удалился.

– Да и к чему эти самодовольные звания "Ваше Высочество", как в человеческие средние века эпохи Святой инквизиции? – спросил укоризненно Ареала Тео.

– Простите мой Учитель, но это действует, как магнит на подсознание и дисциплинирует подчиненного, а это, как воздух, необходимо особенно в период военных действий. Даст Бог, выиграем битву, клянусь, я отменю это высокомерие.

– Ох – хо–хох, Ареал, в чем я сомневаюсь, так это в твоей высокородной скромности? Ну да ладно, сегодня поставлен вопрос о защите Земли и всего, что на ней живого, что может быть выше этой благородной цели?

– Вы, хотите сказать, Учитель, что я не выполню своих обещаний?

– Боюсь я этого в тебе, но, как говорится, поживем, увидим. И еще, у меня к тебе будет личная просьба.