Иван Грозный. Книга 3. Невская твердыня

– Не ведаю, батюшка государь, что ты изволишь молвить.

– Пора бы тебе то ведать, – с досадой в голосе произнес царь Иван и добавил: – Сегодня в ночь жди меня... Наскучило мне целые дни быть в толпе твоих мужиков-сородичей... Хорош Федор Федорович Нагой; а его дочка, Нагая, все же лучше. С ней веселее, чем со всею ордой Нагих... Тобою все они держатся. А коли так, должна ты служить мне сладкою утехою... Смирение пусть будет уделом твоих родичей.

Мария продолжала стоять перед царем, смущенно опустив голову.

– Соскучился я о любви, дитя мое! Любишь ли ты меня? Садись.

Она послушно села на софу. Рядом с ней сел и царь.

– Любящих и Бог любит. Но что же ты не отвечаешь?

– Мне стыдно, государь, сказать...

– Ну, ну! – нетерпеливо схватил он ее за руку.

– Да. Люблю. Мне плакать хочется... забыл ты меня!.. – прошептала она, закрыв лицо руками. – Сама я тоскую о тебе, жду каждую ночь.

В это время дверь отворилась, и в горницу вошли две старухи. Одна – Демьяновна, другая – старая знахарка. Увидав царя, обе бросились бежать обратно.

– Стой!.. Куда!.. – крикнул царь, вскочив с места. Глаза его стали страшными.

Старухи, согнувшись в три погибели, подошли к царю и упали ему в ноги, прося прощенья.

Он велел им подняться.

– В чем же вы провинились передо мной? Говорите! Кто эта ведьма? – Царь указал пальцем на знахарку.

– Ведунья Фекла... – ответила Демьяновна. – Прости нас, государь батюшка!

Царь оглянулся на царицу Марию:

– Чего ради старая ведьма пожаловала к тебе, rocyдарыня?

Царица тоже упала в ноги царю:

– Я виновата!.. Одна я!.. Винюсь... Пощади их!

Она рассказала все начистоту царю, ничего не скрывая.

– Стало быть, ты не лжешь?.. Любишь?! – спросил он с веселой улыбкой царицу. – Приворожить меня задумала?! Добро!

– Истинно так, – ответила Мария. – Забываешь ты меня...

– Встань! А вы идите... Старую ведьму надо бы сжечь живьем, как то делают в иных царствах, да вот она, видать, царице нужна... Нельзя! Пускай, коли так, поживет... демонов порадует... В другой раз смотри, ведьма, не попадайся... Голову отсеку. Вон! – топнул царь ногой.

Оставшись наедине с царицей, Иван Васильевич крепко прижал ее к себе и, звучно поцеловав ее в губы, сказал:

– Зачем ждать ночи?! Милая моя... Маленькая!.. Глупая!

Мария, освободившись из его объятий, быстро подошла к божнице и задернула занавеску перед ней...

Шевригин Истома был встречен царем хмуро, неприветливо. Ему доложили о возвращении посла из Рима утром, когда он, вернувшись из покоев царицы, злой, пожелтевший, сел за стол в своей рабочей комнате. Был назначен на этот час прием иконописцев, прибывших из Новгорода. Им были заказаны иконы в честь царицы Марии для убранства вновь выстроенного храма святой Марии Магдалины.

– Гоните прочь богомазов! Не надо мне их! – сердито крикнул царь Иван. Дворцовые слуги заметили, что из опочивальни государыни Иван Васильевич вышел какой-то расстроенный, убитый. Попавшихся ему навстречу слуг он прибил посохом, гоня их прочь из дворца.

– Ты, Истома, поведай мне все, без прикрас, совестливо, коли тебе жизнь дорога, как там приняли тебя заморские еретики? Не ври! – мрачно проговорил царь, глядя на Истому исподлобья.

Шевригин, не торопясь, рассказал о благополучном совершении путешествия из Пернова до Праги – столицы цесаря Рудольфа, о приветливом приеме посла и его спутников в Дании и Германии.

Царь Иван то и дело вскакивал с кресла, передергивался, перебивал Шевригина не относящимися к его докладу вопросами.

Вдруг он спросил:

– У тебя робята есть?!

– Есть, батюшка государь!.. – скрывая свое удивление, отвечал Шевригин. – Есть, семеро.

– Много ли тебе лет?

– Четыре десятка, батюшка...

– А жене?

– Три десятка с пятью годами...

Царь погрузился в хмурое раздумье.

– ...цесарь Рудольф соболя те принял, – продолжал свою речь Шевригин, – и приказал благодарить твое величество, государь наш батюшка.

– Молчи, несчастный! – вдруг встрепенувшись, крикнул Иван Васильевич. – Приказывать тебе волен твой государь! А немчину еретику просить тебя надобно, челом бить, слышишь ли?! – застучал он с силой посохом об пол. – Мой холоп ты, а не его! Как же он смеет тебе приказывать?

– Цесарь Рудольф просил... Винюсь, государь, немчин просил... – побелевшими губами залепетал Шевригин, – просил передать благодарность...

– То-то! В каких мерах он со Степкой? Узнал ли?!

– Страшится он польского короля... Не смел даже на разговор о нем... Слабый... недужный... нерешительный...

– Готов ли он скопом идти на бусурман-турок? Ну!

– Готов, токмо князья его не слушают... Несогласие там.

– Добился ли ты, чтоб послов своих он к нам пригнал?!

– Нет... Не добился, великий государь!.. Боится он... перехватит их будто бы король Стефан.

– Собака! Дурень! Какой же он цесарь?!

Царь зло плюнул.