Катастрофа. Бунин. Роковые годы

* * *

Пришедшие поднимаются по белой мраморной лестнице.

– А лестницу устилала, помнится, ковровая дорожка. Еще в газетах писали – специально заказывали в Самарканде, – удивляется Лавров.

– Было, да сплыло! – философски отвечает представитель сионистской фракции Юлий Бруцкус. – Здесь же ночевали славные бойцы Красной гвардии. Вот и успели пропить…

– Если бы только пропить! – отзывается идущий на несколько шагов впереди глава эсеров Виктор Чернов. – Вон у мраморной статуи голову отбили. Ах, какая дикость – на мраморе штыком нацарапали бранное слово!

* * *

Верный ленинец Владимир Бонч-Бруевич довольно подробно и красочно описал в своей небезынтересной книге «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций» (М., 1927) военно-операционную обстановку, созданную большевиками в связи с открытием Учредительного собрания. Он признает: «Часть матросов… оказалась не на высоте положения и стала портить инвентарь».

Большевистская верхушка весьма тревожилась за свой престол. Однако дело организовали блестяще. В заметках о Ленине, опубликованных в «Правде» 20 июня 1924 года, Троцкий с партийной принципиальностью пишет о нервозности вождя, о его сомнениях в «преданности» красных солдат и матросов.

Ильич настаивал на вызове в Петроград ко дню открытия Учредительного собрания латышских стрелков, ибо «русский мужик может колебнуться в случае чего, тут нужна пролетарская решимость». И он приказал доставить «в Петроград один из латышских стрелковых полков, наиболее рабочего по составу».

Хлебнув пьянящей силы власти, никто не желает расстаться с ней добровольно.

* * *

Депутаты заполнили фойе. У всех выходов заняли места караулы, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, обвешанные гранатами, патронными сумками, револьверами.

Чернов встревожился:

– У меня такое ощущение, что нас уже арестовали и всех отправят в Петропавловку.

– Или перестреляют на месте, – добавил Лазарев.

Еще накануне делегаты решили, что председательствовать по праву следует ему как старейшему. Теперь Лазарев наотрез отказался:

– Нет, господа, под штыками не могу!

Пока спорили, часы пробили двенадцать – время открытия заседания. Но большевики дали указание матросам никого в зал не пускать – «до особого распоряжения»!

Марк Вишняк был очень молод и горяч. Он возмутился:

– Ленин просто издевается над народными избранниками. Это безобразие надо прекратить! – Куда-то отправился и исчез.

– Где наш юный друг замешкался? – волновался Швецов. – От ленинских головорезов можно ждать любой мерзости.

Долго пропадавший Марк Вениаминович наконец явился. Его лицо было багряного цвета, а сам разгорячен и гневен.

– До гражданина Ленина не допустили, а Дыбенко наорал на меня: «Подождете!» И нецензурно выражался.

– Кто такой Дыбенко? – удивился Швецов.

– Как – кто? Нарком по морским делам. Здоровый такой, жгучий брюнет, с цепью на груди. Похож на содержателя бань.

– На этой цепи – золотые часы, награда большевиков за верную службу! – сообщил, как всегда хорошо информированный, Чернов. – Только вот интересно знать, кого большевики ограбили на эти часы. Говорят, Троцкий возит за собой патронные ящики, набитые часами и портсигарами, и раздаривает их наиболее жестоким головорезам.

…Через четыре месяца Павел Ефимович Дыбенко, родившийся в 1889 году в глухом селе Черниговской губернии, будет предан «революционному суду» – за измену родине и необоснованную сдачу немцам Нарвы. Но последует негласное распоряжение Ленина, и этого витязя с цепью из-под стражи и суда освободят.

Поговаривали, что причиной сей милости была слезная просьба генеральской дочки и большевички Коллонтай. Александра Михайловна была семнадцатью годами старше Дыбенко и любила его со всей страстью климактерического возраста.

…Прошел еще час, потом другой. Депутаты сникли. Всем хотелось есть и пить, но буфеты в Таврическом не работали. Боевой запал, желание бороться с большевиками за каждую позицию заметно уменьшились.

– Да, Ленин – великий тактик! – покачал головой Чернов. – Он нас победит, даже не появившись на поле битвы.

* * *

Но дело было несколько сложнее. Задержка произошла из-за беспорядков на улицах Петрограда. Демонстранты, вышедшие поддержать Учредительное собрание, разгонялись большевиками. В тот момент немногие сознавали, что события, разыгравшиеся вне стен Таврического дворца и вне воздействия большинства, фактически уже предрешили исход столкновения, которому предстояло еще произойти в самом дворце. Перевес реальных сил определил отношение большевиков к собранию. Некоторые из них принимали непосредственное участие в подавлении уличного движения, разгоне и расстреле демонстрантов.

Тот же Дыбенко описывает: «В 3 часа дня, проверив с тов. Мясниковым караулы, спешу в Таврический. В коридоре Таврического встречаю Бонч-Бруевича. На лице его заметны нервность и некоторая растерянность… Около 5 часов Бонч-Бруевич снова подходит и растерянным, взволнованным голосом сообщает: „Вы говорите, что в городе все спокойно: между тем сейчас получены сведения, что на углу Кирпичной и Литейного проспекта движется демонстрация около 10 тысяч вместе с солдатами. Направляются прямо к Таврическому. Какие приняты меры?“ – „На углу Литейного стоит отряд в 500 человек под командой тов. Ховрина. Демонстранты к Таврическому не проникнут“. – „Все же поезжайте сейчас сами. Посмотрите всюду и немедленно сообщите. Тов. Ленин беспокоится“. На автомобиле объезжаю все караулы. К углу Литейного действительно подошла внушительная демонстрация, требовала пропустить ее к Таврическому дворцу. Матросы не пропускали. Был момент, когда казалось, что демонстранты бросятся на матросский отряд. Было произведено несколько выстрелов в автомобиль. Взвод матросов дал залп в воздух. Толпа рассыпалась во все стороны. Но еще до позднего вечера отдельные, незначительные группы демонстрировали по городу, пытаясь пробраться к Таврическому. Доступ был твердо прегражден».

Верно осведомленная горьковская «Новая жизнь» в номере от 6 января сообщала: «Совнарком провел в большой тревоге ночь на пятое января. Пришли сведения, что Преображенский и Семеновский полки в своем большинстве решили присоединиться к социал-революционерам и примут участие в манифестации под лозунгами „Вся власть Учредительному собранию“, что таково же настроение 2-го Балтийского флотского экипажа… Тревога из Смольного передалась всем правительственным учреждениям. Во все комиссариаты были вытребованы усиленные наряды красногвардейцев. Везде установлены были ночные дежурства. До 5–6 часов утра в Смольном и комиссариатах не смыкали глаз».

Еще накануне Совнарком предложил «членам мирных делегаций Германии, Австрии, Болгарии и Турции (находящимся в то время в Петрограде) перейти на 5 января в более безопасное помещение, нежели то, в котором они находились».

3

Наконец, в четыре часа пополудни истомленных долгим ожиданием депутатов допустили в зал. На улице уже победили большевики: оружие над лозунгами всегда имеет преимущество. Расселись по фракциям.

Ленинцы явились дружной, хорошо пообедавшей и выпившей компанией с заранее приготовленным плакатом «Фракция большевиков». Удобно разместились в креслах Коллонтай, Дыбенко, Вера Фигнер, Стеклов-Нахимкес, будущая следователь ЧК Розимирович и другие. Отсутствует Троцкий: он укатил в Брест – сдавать немцам Россию.

В левой от председателя ложе – Ленин. Прижав к виску вытянутый палец, умным и напряженным взглядом он следит за всем происходящим. Убедившись, что все идет по разработанному им сценарию, успокоился, откинулся на спинку кресла. Бледные губы кривит ехидная усмешка.

Из рядов большинства поднялся на сцену социал-революционер Лоркипанидзе. Он предложил в председательствующие Швецова. Тот медленно, старческой походкой взошел на трибуну, налил себе в стакан воду и начал пить. С балкона, где собрались матросы, солдаты и какие-то неизвестные личности, раздались насмешливые крики:

– Пей до дна, пей до дна…

Швецов опустил стакан и недоуменно начал озираться вокруг. Слева, где сидели большевики, послышались истошные вопли: «Вон!», «Х… моржовый!», «Самозванец!». Кто-то свистел, кто-то блеял, стучали пюпитрами.

Очевидец свидетельствует: «Беснующаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа. Особо выделялись своим неистовством Крыленко, Луначарский, Степанов-Скворцов, Спиридонова, Камков. Видны открытые пасти, сжатые и потрясаемые кулаки. Заложенные в рот пальцы. С хоров усердно аккомпанируют. Весь левый сектор являл собою зрелище бесноватых: не то цирк, не то зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, но и пытали, и распинали.

Старейший не перестает действовать председательским звонком и сквозь шум и неистовство объявляет Учредительное собрание открытым. В ту же минуту на трибуне сзади него и рядом появляется ряд фигур. Секретарь ЦИКа, будущий чекист Аванесов, вырывает из рук Швецова звонок и передает его Свердлову. Тот вторично объявляет заседание открытым. Именем ЦИКа Свердлов „выражает надежду“ на „полное признание“ Учредительным собранием всех декретов и постановлений, изданных Совнаркомом, и на одобрение собранием декларации „российской социалистической революции“, провозгласившей не индивидуальные права человека и гражданина „на свободную эксплуатацию людей, лишенных орудий и средств производства“, а коллективные „права трудящегося и эксплуатируемого народа“. Это была та самая нелепая „Декларация“, которая потом вошла целиком в первую Конституцию РСФСР от 10 июля 1918 года и которая пятью годами позднее была полностью отброшена тою же советской властью из Конституции СССР 6 июля 1923 года.

Из ложи правительства Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И, точно по команде, поднимается Степанов-Скворцов и предлагает пропеть „Интернационал“. Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У социал-революционеров находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят. И не только звуки, шедшие как попало, вразброд, „по фракциям“, фальшивят…

Устами председателя ЦИКа Свердлова большевики предъявили категорическое требование – признать „в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставление себя советской власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному представительству – Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов“. Задачи же Учредительного собрания „исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества“».

Умело торпедированное большевиками, Учредительное собрание медленно разваливалось.

4

Пока депутаты тщетно пытались кое-как наладить заседание, в Таврическом саду матросы произвели закулисный расстрел.

Дело было так. Ленин оставил на вешалке пальто. Его карман провисал под какой-то тяжестью. Одного из часовых это заинтересовало: «Что это там у нашего Ильича?» Запустив в карман руку, он извлек на свет божий револьвер.