Белые цветы Эйроланда. Хроника первая

– Герцогиня! – тревожно воскликнул Тоскунел. – Кажется, мое ранение смертельно. Ноги уже почти не держат… Одно ваше слово, и я спасён! Танец, или я умру прямо здесь, у ваших ног!

Маркграф потупил взор и шепотом добавил:

– Не откажите в любезности, а то вон ваш барон возвращается. Он-то герой: дракона уже победил, но у меня преимущество: желание умирающего – свято!

Герцогиня засмеялась и протянула маркграфу руку. Вездесущий лакей тут же подхватил ее пустой бокал.

А барон, спешащий с подносом, на котором были два бокала, грустно остановился посреди дороги, но сразу же воспрял духом и предложил выпить молоденькой баронессе, отчаянно желавшей, чтобы на неё хоть кто-нибудь обратил внимание.

Тоскунел немного сильнее положенного сжал пальчики девушки, но она не подала вида. А, входя в бальную залу, не удержалась от колкости:

– Что ж, посмотрим, сильно ли пострадает моё платье?

Глава 6. Лисса

Это был звездный бал. Для всех: и для Гэлимадоэ, и для Тоскунела, и для Ихтиса.

Появление Ихтиса вызвало ажиотаж. Кто бы мог подумать, что новый человек в столице носил титул маркграфа! Владыка Аэллина – это звучало. А судьба его стала притчей во языцех.

Семья будущего ведуна бежала от королевского гнева в хайзацкие степи. Их путь лежал через Бей-Бани, Ер-Тост, в Кызым-Улус. Там-то и осела опальная семья. Они жили в маленьком городке Ексноде, что недалеко от крепости Уат-Морх. Это потом, когда Ихтису исполнилось восемнадцать, он решился пробраться хотя бы в Плайтонию, а уж оттуда вернуться на родину.

Но не это создало Ихтису удивительную славу. Он жил затворником, редко появлялся в Свете, так что молодежь его не знала совсем. У него была удивительная жена, мыкавшаяся с ним годами. Вместе они прошли через все испытания: десять лет голодали в том самом зачарованном Городе, которого нет, и при этом они работали до изнеможения.

Говорили, что однажды они заболели, там, в Плайтонии, и им было отказано даже в приеме врача. Тогда они были всего лишь неимущими эмигрантами.

Но интересно было другое. Появившись в Гэдориэле всего пару лет назад, Ихтис мгновенно сделал карьеру.

Во-первых, министерство юстиции подтвердило законность титула и право наследования.

Во-вторых, оказались очень кстати обширные познания маркграфа в целительстве, приобретенные после той злополучной болезни.

Теперь Ихтис лечил не только собственную жену. Кое-кого он избавил от подагры, геморроя, артрита и прочих сугубо дворянских болезней. Это позволило ему возглавить Кабинет Здравоохранения.

Впрочем, была и еще одна странность – ведун иногда отлучался на месяц, два и более. Крючкотворы, сидевшие при дворе, смотрели на это сквозь пальцы. Ихтис превратился в персону имперского значения, и требовать с него отчета мог лишь король.

Тоскунел, как и многие молодые люди, занятые более всего своей персоной, не знал этих подробностей. Сам он появился в Свете полгода назад и интересовался лишь молоденькими девушками да влиятельными вельможами, но не теневыми владыками, а тем более, странными типами, живущими даже не в столице, а в особнячке, где-то на опушке Белолесья.

Герцогиня блистала. Её выход в Свет был ошеломляющим. Кавалеры оценили галантность, ум, образование и красоту девушки, отмечая, что подобное сочетание у женщин необычайно редко. И это мнение создавало вокруг Гэлимадоэ ореол недосягаемости, загадочности. Удивительно, но даже обсуждение туалета герцогини не заняло столько времени, сколько завистливый подсчет её достоинств.

Зеленые глаза Гэлимадоэ сияли как две звезды. Тень ревности, что испытывала она по отношению к легкому флирту Тоскунела, делала её лицо более привлекательным и живым. На щеках появился румянец. И это было замечено.

Маркграф чувствовал себя королем. Он танцевал с понравившейся ему девушкой и знал, что не безразличен ей. Это придавало его осанке больше стати, а глазам – блеск победителя. Дамы чувствовали волну уверенности, исходившую от Тоскунела, и оборачивались, поздравляли его с принятием титула, кокетливо строили глазки. Гэлимадоэ слегка сердилась, но вида не подавала. Маркграф раскланивался налево и направо, объясняя девушке:

– Полгода жизни на наших балах сделают из вас алмаз граненый. Свет придаст вам лоску.

– Ах, значит я сейчас пожухлая, как трава, молчаливая, как пень и мертвая, как труп? – надула губки герцогиня. – Нечего сказать, вы очень галантный рыцарь. Небось, Нейтли вы такое не посмели бы сказать!

– О, горе мне, самому последнему из шутов! – отчаянно взвыл маркграф. – Я хотел сказать, что под лучами солнца роза становится пышнее.

– А сказали гадость. – резюмировала Гэлимадоэ. – Сегодня еще никто так не отличился, как вы.

– Да, я шут, я паяц! Так что же? – пропел модную арию маркграф.

– Помнится мне, – хихикнула герцогиня, – дальше по тексту: Но маркграфу я дам по роже!

– Хм. – поперхнулся Тоскунел. – Один – один, ничья.

– Да нет уж: три – ноль, в мою пользу. Я – дама!

– Ну ладно. – притворно вздохнул маркграф. – Я оказался не у дел: не победил дракона я, и был отвергнут лучшею из дам. Что делать мне? Да, умереть, напиться, да так, чтоб мордой грязною в салат. Быть или пить? – вот в чём вопрос! Достойно ли до положенья риз надраться, иль замарает это рыцарскую честь? О, нимфа, коль помру в горчащих размышленьях, хоть помяните словом ласковым меня!

– Да вы просто ходячая энциклопедия. – засмеялась герцогиня. – Махну я вас на барона, не глядя. Он похож на простого мужика, но комплименты у него, пусть и не первой свежести, зато не сомнительные.

– О! – простонал Тоскунел. – Уж лучше смерть у ваших ног. – Пощадите, не меняйте меня на другого. Вообще-то, я ласковый и пушистый, просто сейчас болею.

Танец заканчивался.

– Может быть, в знак примирения, мы могли бы выйти на балкон, дабы я при свете звезд, мог вымолить полное прощение? – шепнул маркграф.

– Я еще подумаю. – покачала головою Гэлимадоэ. – Стоит ли, вообще, вам доверять…

Через пару минут они, естественно, были на балконе.

Ночь выдалась звездная. Полная круглая луна походила на лицо старухи: выщербленное, морщинистое и усталое. Тоскунел впервые обратил на это внимание. До сих пор как-то не доводилось разглядывать ночное светило. А тут, в обществе прелестной девушки, луна сама повернулась к маркграфу своим романтическим видом.

Впрочем, парень, не смотря на некоторую начитанность, еще не знал, что полнолуние влияло на всё живое. Оно сводила с ума гениев, обостряло боли у обреченных, заставляло алкоголиков пить выше нормы и гонять зеленых человечков. Оно будило пророков и поэтов, побуждая их вскакивать среди ночи и хвататься за перо.

Да, луна не имела жалости, но именно она заставляла людей чувствовать острее, забыться на время, скинуть с себя паутину условностей и вымышленных законов этикета, проявляя свою истинную сущность. Она будила таланты, и горе тем, чьи наклонности оказались то другую сторону света: они становились вампирами. И смерть, и любовь правили в полнолуние безраздельно.

– Вы только посмотрите, как прекрасна эта ночь! – ораторствовал Тоскунел. – Как загадочно мерцают звезды, как стремительно несутся на запад обрывки черных туч! О, я знаю, это сулит всем нам долгую и счастливую жизнь! Сегодня день признаний, ведь именно в эту ночь родился святой Эйро, помогавший всем влюбленным!

– Ой! – и Гэлимадоэ коснулась руки маркграфа. – Смотрите, вон: звездочка упала! Скорее загадывайте желание.

Тоскунел почувствовал, что ему невыразимо приятно это мимолетное прикосновение. Он вдруг осознал, что в движении было заложено чувство. И это заставляло трепетать его сердце.

Хотя, рыцарям и не положено умиляться, маркграф испытал нечто вроде щемящей тоски и нежности, точно увидел самого себя в детстве. Он вдруг понял, что эта луна таинственным образом связала их, и теперь уже ничего не вернуть назад.

Но, главное, Гэлимадоэ оказалась такой же, как и сам маркграф: чуточку язвительной, слегка коварной, но романтичной. Это было единением душ.

Герцогиня, словно бы почувствовала ход мыслей своего ухажера. Она вспыхнула, но руки не убрала.

– Я желаю танцевать с вами вечно! – вырвалось у юноши.

– А как же ратные подвиги? – лукаво изломила бровь Гэлимадоэ.

– Я же не единственный рыцарь в королевстве. – усмехнулся Тоскунел. – Во имя процветания культуры, меня вполне могут оставить при Вас пожизненным пажом.

– Слуг у меня и без вас хватает. – улыбнулась девушка.