Их адрес – Советский Союз

– Какая у вас там погода в Кишинёве?

– Простите, но я из Новосибирска.

Ответ его удивил Георгия и заставил задать следующий вопрос:

– Зачем же Вы дали такой крюк? Есть же прямой рейс. Наверное, какие-то дела?

Тут Веня и Георгий начинают понимать, что произошла какая-то путаница, и звучит следующий вопрос:

– Вы Вениамин Николаевич?

– Совершенно верно. А куда мы едем, и кто меня ждёт?

– Мы едем в «Арагви», а ждёт Вас весь диссертационный Совет.

Веня засмеялся:

– Вы меня с кем-то спутали.

Машина поворачивает назад, возвращается к гостинице. Георгий подходит к портье и о чём-то энергично разговаривает с ним по-грузински. Портье показывает ему регистрационную книгу, листает её и хатем тычет пальцем в какую-то строку.

Георгий оборачивается:

– Простите, уважаемый. Действительно произошла ошибка, но это моя вина. Мы ждём оппонента из Кишинёва по фамилии Петров. Узнав, что он уже прилетел, я посетил гостиницу днём, нашел фамилию Петрова в книге регистрации, узнал его имя и отчество, а также номер телефона в его номере. Кто бы мог подумать, что фамилия Петров такая распространённая у русских, и в гостинице одновременно проживают два Петровых. Вашу я нашёл первой, почему и произошла такая путаница. Сейчас я узнал, что тот, второй Петров уже выехал в «Арагви» на такси. Я хочу извиниться перед Вами за свою ошибку и, чтобы загладить её, приглашаю Вас также присоединиться к нам на этот вечер.

Веня вспомнил приключения своего первого соседа, которые также были обусловлены ошибкой, и вежливо отказался. Заодно он узнал, что, в отличие от России, в Грузии устраивают банкет для оппонентов не после защиты, а до неё, чтобы защита имела более верный результат.

На выходные Тенгиз пригласил его в гости. Летом они с женой снимали дачу у знакомых недалеко от Тбилиси. Туда он и привёз Веню на своих белых «Жигулях». Машина была старенькой. Стареньким был и аккумулятор, который за ночь разряжался и по утрам не всегда мог уверенно завести автомобиль. Поэтому Тенгиз парковал машину на пригорке, чтобы, столкнув её вниз, завести двигатель было проще.

– Легко ли содержать машину на зарплату мэнээса? – полюбопытствовал Веня.

– Считай, вся зарплата на неё и уходит: ремонт, профилактика, бензин. А то ещё и ГАИшники тормознут – надо дать в лапу.

– На что же тогда жить?

– Ответ простой. Если ты имеешь высшее образование, давай уроки репетитора.

Далее Тенгиз рассказал, что уровень преподавания в грузинских школах так низок, что не даёт никак их шансов после школы поступить в ВУЗ. Поэтому родители, желающие дать своему чаду высшее образование, нанимают репетиторов. Понятно, что частным репетитором может быть и учительница. В таком случае, ей нет никакого резона в рабочее время учить детей хорошо, если вечером она может учить кого-то из этих же детей, но уже за совсем другие деньги. Стоимость уроков репетитора известна в Грузии всем – сто рублей в месяц за восемь уроков, то есть два занятия в неделю. Если учесть, что школьный учитель получает зарплату в сто рублей за месяц преподавания классу из двадцати пяти учеников, только дебил станет хорошо учить непосредственно в школе. Нередки случаи, когда грузины отдают своих детей в русские школы, где русские учителя подходят к процессу обучения более ответственно, да и поступить потом в русские ВУЗы будет проще и гораздо дешевле.

– У меня учеников мало, – продолжал Тенгиз, – всего пять. Это значит, после работы я занимаюсь с учениками индивидуально и получаю за месяц пятьсот рублей. Вот на них и можно прожить. Если бы я был кандидатом наук, заработок вырос бы минимум вдвое. Наиболее предприимчивые устраивают в одной из комнат дома класс, человек на пятнадцать, и получают такие деньги, что работать в государственном учреждении становится полной бессмыслицей. Тогда они устраиваются где-нибудь дворником, чтобы их не прищучили за тунеядство, и приплачивают из своих теневых доходов ЖЭКу. ЖЭК, прикрывая их, нанимает кого-то из пенсионеров для подметания улиц и платит ему втёмную, мимо кассы. По такой схеме все что-то получают, не платя государству налогов, и как-то выкручиваются, потому что на одну зарплату прожить совершенно невозможно.

Веня только крутил головой, вникая в схемы кавказского круговорота денег. Здесь все жители доят государство и друг друга, платя огромные деньги за обыкновенное лечение в больницах врачам, медсёстрам, нянечкам втёмную, тогда как в России за такое же обслуживание, а то и гораздо более профессиональное, жители ничего не платят, ограничиваясь шоколадкой или бутылкой коньяка, в случае особо сложной операции. При этом, у русских нет железной необходимости зарабатывать подпольно огромные деньги, чтобы хоть как-то прожить. Может, потому и репетиторство в России не имеет таких огромных масштабов, как в Грузии.

Тенгиз поучал его далее:

– Если ты попал в больницу, пока не заплатишь, сколько положено, заведующему отделением, врачу, медсестре и санитарке, к тебе никто не подойдёт. Все лекарства ты должен покупать сам. Можно договориться покупать их в той же больнице у врачей или медсестёр. Каждый грузин знает: перевязка – двадцать рублей, операция аппендицита – сто тридцать, операция на сердце – от двадцати тысяч, в зависимости от сложности.

– Ты знаешь, сколько стоит поступить в Тбилисский университет или мединститут? – вопрошал он.

– Сколько же?

– В университет – двадцать тысяч, в мединститут – пятьдесят, – не задумываясь, отвечал Тенгиз. – Причем, за каждый экзамен нужно платить отдельно принимающим профессорам и доцентам. Вот почему, если грузину предстоит операция, он доверится только русскому хирургу. Почти всем грузинским врачам их дипломы купили родители или родственники. Лечить они могут, а вот вылечить – вряд ли.

– Где же взять такую прорву денег? – ужаснулся Веня.

Тенгиз усмехнулся в усы:

– Родил ребёнка – начинай копить сразу же.

– А если нет денег, остаётся помирать?

– Зачем сразу помирать? Обратись к родственникам.

Теперь Веня начинал по-иному понимать, почему родственные отношения так развиты в Грузии и на всём Кавказе: случись что – в такой экономике одному просто не выжить.

– Но это ещё мелочи, – продолжал свою лекцию Тенгиз. – Знаешь, сколько стоит место директора центрального рынка в Тбилиси?

– Боюсь, не угадаю даже порядок.

– Зато эту цифру знает каждый житель Тбилиси.

– Какова же эта цифра, не томи?

– Миллион, – торжествующе воскликнул Тенгиз, – но эти деньги он вернёт за два года, а дальше пойдёт чистый навар.

Теперь Веня понял, почему в государственных магазинах лежат кислые и сморщенные яблоки, деревянные груши и мелкая картошка. Весь поступающий по госзакупкам у производителей в магазины сельскохозяйственный продукт сначала сортируется. Лучшая его часть отправляется на рынок оптовикам, а остальное покупают бедные, которым товары на рынке не по карману, поэтому директор любого магазина просто обязан быть богатым человеком и оплатить высшее образование своим детям.

– Вторая часть моего бюджета, – говорил Тенгиз, – пополняется за счёт родственников. Мой отец персональный пенсионер, имеет льготы, живёт здесь, в Тбилиси, и я с женой и сыном проживаю в его квартире. Родственники жены живут в деревне, в ста километрах от Тбилиси. Там у них дом, сад с виноградником и цитрусовыми. Они богаты, в сравнении со мной. Два раза в год я помогаю им – весной по обработке виноградника от вредителей, а осенью при сборе урожая. За эту помощь мне набивают полный багажник машины мясом, фруктами, овощами, вином и сыром, чего хватает на полгода. Мирон беден сразу по трём причинам. Во-первых, у него нет родственников в деревне. Во-вторых, он ленив и не занимается репетиторством. В-третьих, у него жена больна диабетом, она не может работать.

Так, за полезными для познания этой страны, её нравов и обычаев разговорами, они попивали приятное вино «Цинандали», затем Тенгиз предупредил, что вечером соседи по даче пригласили их на день рождения маленькой девочки по имени Нана.

– Я не могу, – смутился Веня, – у меня нет подарка, ты должен был предупредить меня заранее.

– Ты мой гость, и не должен ни о чём беспокоиться. Меня пригласили, значит, пригласили и тебя.

– Но я совсем не знаю соседей твоих.

– Это неважно – ты в Грузии.

Когда они заявились к соседям, застолье уже началось. Тамадой был седовласый красивый старик – дед именинницы. За столом сидело десятка два мужчин самого разного возраста. Трое из них, видимо, были из дальних сёл, потому что они были одеты в черкески с газырями, а за поясами имели кинжалы в серебряной оправе. Когда Тенгиз представил своего гостя из России, все перешли на русский язык из уважения к гостю. Исключение составили двое из трёх горцев в черкесках, которые русским владели плохо и стеснялись этого. Их тосты Вене переводил Тенгиз. В центре стола размещалось огромное серебряное блюдо с горой мяса, от которой исходили такие дивные запахи, что слюна выделялась немедленно, как у собаки Павлова. Гора была обложена сырами и разной зеленью, в которой Веня уверенно опознавал только укроп, петрушку и кинзу. Вокруг блюда располагались трёхлитровые глиняные кувшины с деревенскими винами. Первые тосты немного опоздавшие гости пропустили, но за столом сохранялся церемонный порядок: никаких шумных выкриков, перебивания соседей, громкого смеха. Согласно традициям, очерёдность тостов передавал говорящим тамада, поэтому соседи по столу между тостами говорили негромко, полушёпотом. Тосты были непривычно длинными, но красивыми. Вино казалось лёгким, но после двух бокалов Вене стало жарко. Он наклонился к Тенгизу и шёпотом спросил:

– Прости, дорогой, я не хотел бы нарушать ваших традиций, но, если после каждого тоста принято выпивать, то я долго не продержусь, поскольку у меня нет такой закалки. Как быть?

– На женщин правила не распространяются, но мужчины могут покидать застолье не раньше тридцать третего тоста.

Увидев ужас в глазах Вени, он успокоил:

– Каждый тост можно поддержать, сказав несколько слов, не противоречащих произнесённому тосту. В этом случае, ты должен отпить из своего бокала. Если ты сказал тост, должен выпить до дна, если же не сказал ничего, можешь пропустить тост, не выпив ничего.