Их адрес – Советский Союз

Это Веню несколько успокоило, и он сосредоточился на еде и наблюдениях за происходящим в застолье. Когда по первому кругу высказались все, тамада обратился к нему: «Не хочет ли уважаемый гость сказать слово?»

Веня встал, держа бокал в правой руке:

– Уважаемые хозяева этого дома, уважаемые гости! Я должен заранее принести свои извинения, если сказанные мной слова прозвучат не совсем в русле принятых здесь традиций. Я в Грузии впервые, но уже очарован вашей прекрасной страной. Ещё больше я очарован гостеприимством её народа. Но сегодня мой тост не должен быть столь общим, поскольку я на праздновании дня рождения маленькой, молодой грузинской принцессы. Поэтому мой тост в стихах «надпись на кинжале» направлен в её прекрасное будущее, когда она станет ослепительно красивой девушкой.

Ах, молодость! Твоя прекрасна страсть.

Увидишь чернобровую горянку,

Вдруг так её захочется украсть

И унести на горную полянку.

Прошли года, угас накал страстей,

Истёрлась бурка, в дождик спину ломит.

В любом ауле – тьма твоих детей,

Но лишь кинжал о юности напомнит.

Тост присутствующим понравился, и они одобрительно загудели, а тамада предложил выпить за здоровье гостя из Сибири. Остальную часть застолья Веня помнил плохо, потому что даже лёгкое вино после полутора литров сморило неопытное тело, и Тенгиз увёл его спать. Наутро Веню мутило, он не мог смотреть ни на какую пищу, но поданная ему в качестве лекарства бутылка «Боржоми» неожиданно хорошо помогла. Командировка неотвратимо приближалась к концу, и времени терять было нельзя. После обеда Тенгиз повёз его на машине осматривать окрестные достопримечательности. Вначале они песетили православный храм Светицховели. Веню больше всего поразили иконы в этом храме. Русские православные иконы имеют строгие традиции в отношении деталей: что можно изображать, в каких одеждах и каких позах. Наклон головы и положения рук рисовались в таких канонах, что различие между иконой и картиной в живописи очень даже явно подчёркивались. Спутать из было совершенно невозможно. Здесь же, икона Божьей матери изображала настолько реалистично страдающую красивую женщину, что на глаза невольно наворачивались слёзы. Так же натурально отображались и муки Христа.

На склоне горы они посетили развалины древней крепости Нарикала, а, спустившись ниже, попали в этнографический музей на открытом воздухе. Сюда были свезены типичные грузинские дома из всех провинций Грузии: Аджарии, Абхазии, Осетии, Кахетии, Гурии, Имеретии, Рачи, Месхетии, Джавахетии, Сванетии, Хевсуретии, Самегрело, Лечхуми и Картли. Веня с Тенгизом пристроились к группе, которую водила по древним строениям экскурсовод. Запомнились башни-крепости сванов, в которых можно было долго отбиваться от небольших отрядов нападавших, пока не закончатся запасы воды и пищи, совсем небольшие дома бедных крестьян. Но больше всего Вене понравился довольно просторный деревянный дом с просторным залом, в котором на полу не было никакой мебели. Все внутренние стены этого дома представляли собой встроенные шкафы, в которых хранилась вся утварь – мебель, посуда, инструменты, оружие, одежда, постельное бельё. Дверцы этих шкафов были богато украшены искусной резьбой по дереву. В одну из стен встроен камин, отделаный мрамором. По углам дома располагались встроенные спальные ячейки. Один из туристов даже присвистнул:

– В таком доме я бы и в наше время не отказался жить.

Гид объяснила, что в домах из такого дерева летом прохладно, а зимой тепло. Кроме того, в прошлом в Грузию нередко совершали набеги турки, поэтому каждый дом имеет секретный ход в потайную комнату, где прятались женщины с детьми, услышав сигнал о нападении. Она предложила гостям попытаться самим найти такой ход в этом доме. Туристы открывали дверцы шкафов, заглядывали во все углы и простукивали стены, но хода так и не нашли.

Когда все вышли из дома, экскурсовод обратила внимание туристов на большой гладко отшлифованный камень, который лежал почти у самого порога.

– Это камень возмужания, – пояснила она. – Когда сын вырастал и заявлял, что хочет жениться, он должен был на глазах родителей и соседей перебросить этот камень через круп коня. Только после этого испытания он получал разрешение на женитьбу.

Все засмеялись: «Хороший обычай, нам бы он тоже не помешал», и пошли дальше. Отойдя на пятнадцать шагов, они обернулись и увидели, как тот мужик, что свистнул внутри дома, побагровев от натуги, пытается приподнять камень, но ему не удаётся оторвать его от земли даже на сантиметр.

– Ему жениться ещё рано, – сказала гид под дружный хохот всей группы.

Вене запомнилось, когда Тенгиз парковался на улицах города, к нему тут же подходил какой-нибудь старичок с красной повязкой на рукаве, какие в России носят дружинники. В руках он всегда держал блокнотик с отрывными листками и карандаш. Тенгиз совал старичку какую-то мелочь, и тот удалялся, шаркая ногами.

– Это пенсионеры, – пояснил Тенгиз. – Всем нужно на что-то жить, пенсии не хватает, вот они и изображают как бы помощников дорожных служб. Все знают, что нигде они не работают, деньги кладут в карман, но все платят, поскольку пятьдесят копеек для грузина – это не деньги. Стариков жалко. Это как бы даёшь подаяние, но не оскорбляя гордости пожилого человека.

Двухнедельная командировка Вени подходила к концу, и в последний день Юра, потирая руки, сообщил сотрудникам лаборатории, что Самхаразде выписал всем премии, для того, чтобы они могли достойно проводить гостя. Все стали оживлённо обсуждать, где лучше всего отметить предстоящий отъезд Вени. У каждого было своё любимое место, и после долгих дебатов предложили объехать эти места по очереди. Все разместились в двух машинах. Сначала поехали на окраину, поскольку там дешевле, чем в центре. Там веяло приятной прохладой, но выбор вин грузинам показался бедноватым. В другом месте с набором вин был полный порядок, но сидеть пришлось бы в закрытом помещении, где было душно и жужжало множество мух. После некоторых препираний Юра сказал:

– Да чего там думать? Поехали в «Дарьял».

Ресторан располагался в центре, на проспекте Шота Руставели. Для входа в него нужно было спуститься по каменной лестничке вниз. Взору Вени предстала картина старинного дореволюционного духана. Это была не одна прямоугольная зала, а цепочка комнат с затейливыми поворотами между ними и укромными уголками. Посреди комнат располагались массивные дубовые столы, за которыми раньше вполне могли пировать дедушки ныне пришедших. По обеим сторонам столов тянулись не менее массивные дубовые скамьи, на спинки которых были брошены ковры. Ковры были сильно вытерты, возможно, спинами этих самых дедушек, а на стенах красовались намалёванные масляными красками примитивные картины застолий. Грузины уверяли Веню, что писал эти картины за еду сам великий Пиросмани, но Веня подозревал, что такие же «пиросмани» украшали стены большинства ресторанов Тбилиси, хотя высказывать эти сомнения вслух было бы крайне невежливо.

Коллеги сразу облюбовали уютный уголок, расселись вокруг стола и стали ожидать официанта. Веня обратил внимание, что на столах отсутствовали меню:

– Как же мы будем заказывать, если нет меню?

– Меню нэ нада, – коротко ответил Вано.

Через пару минут взору гостей предстал сам хозяин заведения. Это был весьма толстый, кудрявый грузин в белой куртке с закатанными рукавами, распахнутой на груди. Через разрез куртки проглядывали густые клубы чёрной шерсти, а массивные руки хозяина были намного толще в обхвате, чем ноги у Вени.

– Что заказывать будем, мальчики? – заговорщицки подмигнул хозяин.

Прозвучавший заказ потряс Веню своей краткостью, и тогда он понял, что меню, действительно, «нэ нада». Заказ состоял из трёх слов: «Вина, мяса, сыра». Когда хозяин удалился торжественным шагом, Веня спросил:

– А какие ещё возможны варианты заказа?

Понимая, что гость за две недели не успел узнать главных особенностей грузинской культуры, Вано мягко положил ему руку на плечо и стал объяснять кратно, но толково: