Народ на улице разошёлся, лишь пара кумушек зацепились языками на углу, да Стат стоял подле Сияна и Васька маячил напротив дома.
Я поравнялась с капитаном и мы пошли в сторону дедова дома. Стат с Васькой тащились следом.
– Следить будет, уйти не даст, шум поднимет, – размышлял вслух Сиян.
Я вообще ни о чём не думала. В душе были слёзы, в душе было больно, в душе было горе.
Так мы эдакой странной процессией и добрались до дедова дома. Перед калиткой стояла телега, вдоль забора сидели моряки, облокотившись об ограду. Кто курил, набив трубку, кто травил байки. Завидев нас, они встали навстречу.
– А что здесь лошадь Илинушки делает? – Стат напрягся и повернулся к Ваське:
– А ну-ка, сынок, беги бегом за старостой! Скажи: матросы бесчинствуют, хотят Аську незримыми узами соединить, чтобы тебе не досталась.
– Да что ты, Стат, – вскинул брови капитан. – К Варваре позвали, душу её на место вернуть, в далёких далях она заблудилась. Тебе же выгодно, если сама собой станет.
Стат расслабился, но было поздно – Васька удрал, сверкая пятками, в сторону старостиного дома. Я прошла до калитки, Сиян за мной, Стат следом, но его не пустили матросы. Просто встали плечом к плечу. На крыльцо выскочили бабушки и вышел тощий жрец храма Всесильной матери в праздничном одеянии. В его руках была алая лента и чаша.
– Нет, – заорал Стат, – матрос, ты не посмеешь!
Двое крепких парней взяли Стата под руки, он пытался вырваться и брыкался, но они не сдвинулись с места.
– Ася, мы сейчас станем мужем и женой, – Сиян взял мои руки в свои. – Иначе я не смогу забрать тебя. Они вправе снять тебя с корабля или при прибытии в порт снимут и отправят обратно, ты ещё ребенок под именем рода. А если прознают, что мама …такая, Стоян решать будет, кому тебя отдать, а ему всё равно, лишь бы избавиться, ещё и навариться. А уж Стат не поскупится, ему отомстить важнее и приданое твоё забрать. Он о вашей лавке всю жизнь мечтал. Двери в дом Стоян заколотит и лавку, как твою часть, Стату отдаст. Решай, Ася. Но другого выхода не вижу.
Я во все глаза смотрела на Сияна: как так получилось, что Всесильная мать именно его прислала мне на помощь? Ведь я о другом защитнике мечтала – с вихрастым чубом и весёлыми глазами, чей поцелуй затмил всё в мире на время. Сиян был гораздо старше. Он не был столь молод и красив, сколь Ёмай, но статен, широк в плечах и очень добр. Я протянула ему руку и вместе мы повернулись к Илинушке.
Жрец протянул нам чашу, завязал наши руки алой лентой – знак весны, яблоневого цвета и женственности Всесильной матери. В чашу он налил немного вина из протянутого бабушкой графина и, достав жертвенный нож, по очереди кольнул нам пальцы. В чашу упали две капли нашей крови.
Где-то на заднем плане сыпал страшными ругательствами и угрозами, сдерживаемый матросами Стат. Потом всё стихло, будто Стату закрыли рот.
Меж тем Илинушка громко нараспев затянул:
– К Всесильной матери взываю:
Двоих соедини,
Их шаг, теперь переплетаясь,
Пусть – часть пути.
Свяжи навеки воедино
Ты две судьбы,
И дай им много вёсен
Вдвоём идти.
Пусть мир в сердцах и в доме лад,
Детишек звонкий смех,
Прошу, соедини двух чад
Ты на глазах у всех.
Над чашей поднялось розовое облачко, рассыпавшись по бокам искрами, стекая паром вниз, приобрело форму сердечка. Оно поднялось вверх, заискрилось и рассыпалось розовыми с золотом искрами вокруг. Сиян, теперь уже мой муж, повернулся ко мне и произнёс клятву:
– Настасья, я тебя никогда не обижу, буду уважать и ценить тебя. Постараюсь сделать тебя счастливой.
Все смотрели на меня. Я не знала, что и сказать. Опять же вспомнился Ёмай. Что, если бы я ему говорила клятву? Наверняка, нашла бы слова. Но что сказать мне этому доброму, благородному, смелому капитану, но абсолютно чужому мне человеку? Я благодарна ему за защиту, за спасение от Васьки и Стата, и за маму. Но так неожиданно выйти замуж ещё вчерашней босоногой девчонке с косами и говорить наспех сочинённую клятву верности мужчине, которого я видела всего несколько раз.
Бабушки вытирали мокрые от слёз глаза, Сиян смотрел на меня, Илинушка переминался с ноги на ногу.
– Сиян, я буду уважать тебя и ценить. Постараюсь сделать счастливым. И постараюсь не обижать.
"Что? Что я несу?" – пронеслось в голове.
За оградой заржали матросы от моей последней фразы.
– Да будет так!
Жрец сделал знак над чашей и мы поднесли её связанными руками сначала к губам Сияна, затем к моим.
На запястье расцвёл брачный узор. У меня он был бледно-розовым, почти невидимым на коже. Узор же Сияна горел красным, красиво завитым браслетом, отчего матросы заулюлюкали.
– Что здесь происходит? – раздался голос старосты.
И тут, видимо, кто-то открыл Стату рот, полились ругательства.
– Мы поженились, тьерр староста, – крикнул ему Сиян. – Вы как раз вовремя. Засвидетельствуйте. – Свободной рукой он передал чашу жрецу и поднял наши связанные руки, на запястьях которых ещё были видны брачные узоры.
– Свидетельствую. – Староста был хмур. – Кто отдал девицу? Не вижу здесь Стояна, старшего мужчину рода.
– Незаконно! – поддакивал Стат. – Вы уж разберитесь, тьерр староста!
Позади матросов мельтешил и что-то мычал Васька.
– Я, – рядом с маминой мамой встал седовласый, но ещё крепкий мужчина. Добротный костюм, шляпа с полями – он явно живёт в центре острова, он не из портовых, те надевают, что попроще, что не жалко замарать. – Я отдал эту девицу замуж.
– Тьерр Эдуардо, я вас очень уважаю, вы знаете это, но позвольте спросить: на каком основании?
– На основании старшего мужчины рода в этой семье. Мы с тьеррой Софией теперь муж и жена, – они одновременно с бабушкой подняли запястья, где ещё тоже у обоих светился ярко-красный узор. То есть – они только что поженились? Вроде, узор должен исчезнуть и проявляться лишь при необходимости. Я забыла.
– Тьерр староста, вы это так и оставите? – голос Стата стал визгливым.
Староста глянул на Стата и тот втянул голову в плечи.
– Отступись, Стат. Ну не твоё оно, – и повернувшись к бабушке с её новым мужем, сказал: