Настасья

– Жду вас завтра. Нужно внести в реестр запись о вашей свадьбе. А на счёт девицы вы помните, надеюсь, что к мужу переедет жить только в шестнадцать вёсен. Что даёте в приданое? Придёте тоже, – это уже нам.

– Дом в порту, с лавкой в придачу.

Я готова была кинуться к новоявленному дедушке на шею.

– Угу, – кивнул староста. – Справедливо. Год траура по отцу теперь она может не соблюдать. Ну, зовите за свадебный стол.

– Всех просим, – бабушка София указала рукой под навес во дворе, где были накрыты столы. Когда только они всё успели?

Стат, сжав зубы и схватив ничего не понимающего Ваську за руку, пошёл прочь, посылая проклятия на наши головы.

Мы просидели не более часа, матросы как-то быстро все, вроде как, напились бабушкиными настойками, горланили непристойные песни так, что набожный жрец их всех повыгонял из-за стола. Староста вёл скучные философские беседы.

– Ася, беда, – раздался голос Крохи у уха. – Дом горит.

Я подскочила, все уставились на меня. Как им сказать?

– Домой мне надо, – слёзы полились из глаз, я рванула из-за стола и помчалась в сторону порта. Сиян бежал со мной.

– Ася, что случилось?

– Там это… Стат дом поджёг… – отвечала я на бегу.

Когда мы добежали до моего дома, часть его, где была лавка, уже выгорела. Матросы с Сиянова корабля, совершенно трезвые, и соседи – все заливали огонь, передавая вёдрами воду по цепочке.

– Не уследили, – объяснил Сияну боцман. – Пока дурак этот тут нас за нос водил, Стат исподтишка петуха красного пустил. Дом был, в общем-то, цел, сгорела лишь пристройка, где располагалась лавка.

– Мы отстроим её заново, Ась, – Сиян повернул меня к себе и заглядывал в глаза.

Я замотала отрицательно головой.

– Не хочу. Не сейчас. Он всё равно не успокоится. Вот Вик вернётся, тогда, может быть…

– Не переживай, твой новый дед – не последняя фигура на острове, Стат сто раз пожалеет. Пойдём… – Сиян протянул мне руку и я доверчиво вложила в неё свою маленькую ладонь.

Так закончилась моя жизнь на острове. Я была спокойна за бабушек, но мой дом, мои родители, мой брат – я потеряла всё. Теперь у меня есть только море и мой муж. И воспоминания о весёлых глазах парня, подарившего мне первый поцелуй…

Глава четвертая. Море.

– Аська, слазь, проказница, сгоришь! –

Дед Кудила приставил руку козырьком к глазам и смотрел на нас с Тишкой. Я торчала в "Вороньем гнезде" – в бочке, закреплённой над марсовой площадкой фок-мачты уже битый час. Мы с юнгой поспорили, – кто первым в этот раз увидит берег, тот не будет драить чугунки на камбузе под трубный бас недовольного кока. Мне очень не хотелось. Тишке тоже. Вот и вглядывались вдаль, пытаясь заметить блёклую полоску земли, не обращая внимания на обветренные губы и растрёпанные волосы.

– Ася, кричи: "земля!", – шепнул мне невидимый Кроха.

Я заорала, что было дури. Тишка кричал рядом, что я вру. А я уже знаю, что только как пройдёт шхуна пять узлов, так и увидит глазастый юнга зелёный отблеск берега. Тишке сдаваться не хотелось, он считался самым глазастым, но я, перекрикивая его, орала ему прямо в лицо, выпучивая глаза:

– Там церква белая! В три купола!

– Настасья! – меня остановил голос Сияна.

Капитан, нахмурив брови, стоял руки в боки на палубе.

– Чёго орёшь, заполошная? – это уже дед Кудила. – Ты, без малого, год с нами ходишь, все берега, все наши стоянки на Алаидане знаешь. Зачем дуришь парня?

– Да я правда вижу! – не сдавалась я.

Тут порыв ветра принёс мне в лицо солёные брызги и я рассмеялась, расставив руки и закрыв глаза: как хорошо-то!

Капитан избавил меня от необходимости чистить чугунки и сковородки, он забрал меня с собой на берег.

Порт был много больше нашего, на нескольких причалах разгружались сразу несколько похожих на нашу шхун. Чуть дальше стояли лотки с морепродуктами и бойкие продавщицы предлагали ещё живую рыбу, моллюсков, крабов и всякое такое. За ними ровными рядами располагались лавки с товарами первой необходимости для матросов, диковинками и привезёнными кем-то товарами на обмен. Я с удовольствием оглядывала снующих докеров, матросов, выкатывающих бочки по сходням, кричащих торговок, снующих мальчишек-карманников. Приятно было ощутить под ногами твёрдую землю после почти месяца качающейся палубы.

Сиян держал меня за руку, чтоб не потерялась, как после того раза, когда впервые сошла на берег и стояла, разинув рот, а потом пошла, куда глаза глядят. И так загляделась, что чуть на чужой шхуне в море не ушла. Теперь капитан меня за руку водит, хотя, уже столько портов с того раза миновало.

В каждом порту Алаидана весь этот год по моей просьбе Сиян спрашивал о людях с "Быстрой Берты". Все плечами пожимали и руками разводили. Лишь однажды, какой-то пьяный матрос в кабаке, где мы праздновали хороший навар, посмотрев на меня, признал и сказал, что, возможно, видел Вика, а может, это был и не он.

Я не теряла надежды. Идти мне было некуда, да капитан и не прогонял. За год ни словом не намекнул, что я теперь жена его, будто и не было ничего в тот вечер во дворе дедова дома. Будто и не венчал нас старый жрец и не расцветали узоры на наших запястьях.

Хоть и существует поверье, что женщина на корабле – к несчастью, на шхуне Сияна так не думали. Они считали – я приношу им удачу. Ещё ни один контракт не сорвался, ещё ни одна сделка не нарушилась, договор не расторгся. Ещё и весело им со мной – они так сказали. Я песни пою, плясать люблю, сказок много знаю, некоторые мне Кроха подсказывает; истории в лицах пересказываю, по реям скачу, как обезьяна. А ещё штопаю, на камбузе помогаю, по маминому рецепту пироги пеку. Даже строгий кок меня до печи допускает. А в долгих переходах, когда мы идём с западного берега за специями, я обучаю тому, чему сама у отца научилась – сапоги шить. Сиян давно мне накупил и игл дугой и колодок, ниток крепких, да юфти мотками. Конечно, что у меня не такие выходят сапоги, как у отца – там сила нужна и сноровка, а во мне росту – Сияну по плечо, да весу – как в чугунке с картошкой. Так наш кок сказал.

Сиян проталкивался сквозь шумный поток народу, не останавливаясь и не оглядываясь. Мы дошли до какой-то лавки, где продавали женскую одежду и капитан предложил мне войти.

Внутри лавка оказалась большим помещением, где две швеи подшивали подол прямо на клиентке, стоящей на возвышении, а за прилавком находилась примерно моя ровесница, может чуть старше.

– Капитан Сиян, приятно снова видеть вас, – проворковала она, метнув взгляд в сторону гостьи.

– Сиян? – тьерра на возвышении повернулась, отчего юбки пошли водоворотом и швеи побежали по кругу за иглами.

– Марелла…

Я во все глаза рассматривала её наряд: золотистые юбки шли по кругу, но когда она повернулась передом, оказалось, что изящное сверху платье цвета золота, с воротником-стойкой, оказалось блузой из плотной золотой ткани, а снизу чёрные узкие брюки, обтягивающие стройные ноги. А позади к поясу крепились юбки – снаружи плотная золотая, тонкая чёрная внутри. Это было необычно. Да и она сама была какой-то необычной: красивой, женственной, смотрела смело. Немного склонив голову, слегка улыбнулась и протянула руки:

– Сиян… Здравствуй.

Он замешкался, вроде как качнулся в её сторону, но остался стоять рядом со мной.

– Здравствуй.

– Ты не рад мне? – она делано надула губки.

– Извини, я не ожидал тебя тут увидеть, я пришёл за покупками для… жены.

– Жееены? – протянула она, и её надменный взгляд смерил меня от макушки до пят. – Вот, значит, как…

Она разозлилась. А я, как тот Васька выглядела сейчас: всё слышу, но ничего не понимаю.

И вдруг меня как молнией прошибло: Марелла! Так называется наша шхуна! А ведь он смотрит на неё, глаз не отводит! И доселе ещё одно неизведанное чувство прошибло: больно в груди стало, на горло будто сапогом наступили. Это вот как вот? Мы же ни разу вместе не ночевали, ни разу не обнял, не целовал, женой не назвал. Да и сама я всё в любом порту другие глаза искала, чуб непослушный, да голос весёлый. "Птица-синица" – услышать мечталось, аж зубы сводило. А тут поди ж ты, заревновала… Не, а чего? Муж ведь? Муж! Имею право! Я выступила в ровень с Сияном, руки-в-боки: