Багульника манящие цветы. 2 том

– Я помню, продолжай, я слушаю.

Раиска немного ещё помолчала и произнесла:

– Большой ошибкой я тогда считала Митю. Он уже сидел у меня в животе и потом вместе со мной, в лесу дрался за своего отца.

Катерина остановила своё дыхание, в упор уставилась на Раиску, переваривая её слова.

Выдохнув, она нечаянно опрокинула рюмку с вином, и оно красным цветом разлилось по столу. Дрожащей рукой прикоснулась к руке подруги, сжала её и тихо проговорила:

– Ну и дура же, ты, Райка! Что ты наделала! Ты думаешь, что совершила подвиг? А я тебя всегда считала умной и рассудительной. Скрыла от всех самое святое, да ещё и, будучи беременной, вступила со мной в борьбу. Ведь Паша не знал о твоей беременности, а это значит, что он не поехал бы тогда со мной на Урал. И когда мы дрались с тобой, я могла бы нанести непоправимый вред твоему ребёнку!

Катерина взволнованно, с укором поглядывая на подругу, быстро зашагала по маленькой кухоньке туда – сюда, пытаясь подобрать ещё какие – нибудь слова в укор своей подруге.

В большом возмущении повторила:

– Всегда считала тебя умнее многих. Но так поступить со своей судьбой! Ты собственноручно лишила Митю отца. Ты не мать, Раиска, не мать! Что толку в том, что своим, никому не нужным подвигом, плакала потом от одиночества! Надо что – то менять. Рассказать всё Павлу, Мите, сегодня, сейчас же! Мы теперь не сможем жить дальше, как раньше жили…

Катерина подлетела к столу, налила себе в рюмку вина, залпом выпила:

Со словами, – с вами тут сопьёшься, – снова стала метаться по кухне, без конца задевая Риску.

Та от этого выронила из рук папиросу, в сердцах произнесла:

– Да сядь ты, наконец – то! Наставила мне кучу синяков своими костлявыми коленками! Что подумает Сашко, обнаружив эти синяки?

Катерина, не обращая внимания на слова подруги, продолжала:

– Неужели Павел не разглядел в мальчике сына? А ведь я теперь вдруг вспомнила, что у Мити улыбка – то Пашина. Вот ведь, какие мужики! У меня просто нет слов! Но мне Павел рассказывал, что ты уехала в Ленинград, сразу же вышла там замуж, родила сына и всё у тебя хорошо.

– Да, уехала в Питер, родила Митю, но замуж не выходила. Матери своей строго – настрого приказала, что – бы никому не говорила о том, что Митя от Павла. Не хотелось лишних разговоров. Мать Пашкина узнала о своём внуке позже, да только тоже была с нами заодно – хранила нашу тайну. У вас уже рос Лёня. А главное – я знала, что Павел любил тебя. Узнал бы он – стал метаться меж двух огней, стало бы всем только хуже. Решила, что время само всё расставит по местам.

– Это что же, братцы, получается! Митя с Лёней играют, дружат и не подозревают, что они родные братья по отцу! Ну и ну!

– Митя знает. Всё знает и давно.

Катя взялась за голову. Вино и неожиданное признание подруги било ей в мозги, а щёки сделались, как два красных яблока. Уже не зная, как вести себя после такого признания подруги, произнесла:

– Какие же мы, бабы, дуры! Одна дурней другой!

Присев рядышком с Раиской, Катерина обняла её, прошептала:

– Мы все бабы дуры, ясный компот, – неожиданно произнесла она поговорку своей подруги, – ошибки замечаем тогда, когда исправить их бывает уже слишком поздно. Маши – не маши руками, да только не догнать уже того поезда, не прыгнуть даже в последний вагон.

– Я тогда, когда Митя родился, очень пожалела о том, что не сказала Пашке о своей беременности. Всё та же гордость не позволила мне это сделать, да и молодая была, не прислушалась к словам матери. Возможно бы, и остался он с нами, да что теперь об этом говорить!

Жила потом только Митей. Радовалась ему, привозила его к бабушкам и деду. Пашку решила из своей головы выбросить. Иногда приходили минуты, когда наваливалась грусть, хандра и тоска. Я вспоминала наше с Пашкой детство и, вопреки нашему расставанию, была благодарна Господу за то, что у нас с ним родился человечек. Это существо сделало меня абсолютно счастливой. Ведь это он, Митя, не дал нашей дружбе исчезнуть навсегда. Теперь я знаю точно, что между нами любви – то и не было. Была большая и крепкая дружба. Была сильная привязанность друг к другу и когда мы расстались, то было такое чувство, как будто у меня отняли самое ценное в жизни. Первое время я металась, как – будто могу встретить Павла на улицах Ленинграда. Но потом, в своих хлопотах предстоящих родов, постепенно успокоилась. Думаю, что Пашке тоже было первое время без меня тревожно. Знаешь, это бывает у близнецов. Мы же с ним и были почти этими близнецами, играли, ели, спали вместе. Что об этом говорить, трудно нам обоим было после той разлуки! Когда же я узнала от тётки Дуси, что Павел укатил на БАМ, почему – то сильно разволновалась. В груди стало тесно и больно. А тётка Евдокия про тебя много чего наговаривала. И то, что ты сына её не любишь, и что на БАМ его отправила больного, на верную гибель. Причитала на всю хату, что погубит его эта стройка. А мне потом страшные сны по ночам стали сниться. Жалко было мне Павла. Всё – таки он мне не чужой. Отец моего ребёнка.

Раиска глубоко затянулась сигаретой, по – матерински погладила Катерину, которая примостилась у её пышной груди, продолжила:

– И решила я отправиться на БАМ, ближе к Пашке. Я тоже, как его мать переживала за него. Про себя подумала, что если будешь ты его обижать, отобью его у тебя, не дам своего друга в обиду. Всё торопила время, что – бы поскорее добраться до вас, поскорее увидеть, поскорее протянуть руку помощи Павлу. Во мне кипела непреодолимая злость на тебя. Но чем ближе я подъезжала, тем трезвее становился ум. Молотком в голове стучало:

Но любит – то он не тебя, а Катерину.

– Ревность моя не хотела сдаваться. Шептала мне, что он мой по всем законам; в армию его провожала, ждала из армии, сына ему родила. Кому, как не мне быть с ним рядом! Павел должен принадлежать только мне и никому другому! А когда я увидела ваших замечательных детей с Пашей, то окончательно пришла к выводу, что никогда не вмешаюсь в вашу семейную жизнь. Это нужно быть совсем бесчувственной, что – бы навредить и вам и вашим детям. Что было, то прошло. Приглядевшись к Павлу, убедилась я, что он любит тебя и будет любить всегда. Стоит ли что – либо менять? Не вернуть уже те годы, нечего оглядываться назад. Возмужал Павел, характер стал проявлять и думаю, что не маленький он, что – бы нос ему вытирать. Семьёй обзавёлся и сам уже должен уметь постоять не только за себя, но теперь и за детей своих. А я поняла, что для меня главное осталось одно – что – бы Пашка был счастлив. А счастлив он с тобой и ни в какой защите он не нуждается, как думала я, как думала тётка Дуся. Одно огорчило бы Пашкину мать – это то, что её сын стал баловаться спиртным. Не одобрила бы это она и, не смотря на сынову взрослость, отхлестала бы его полотенцем, как в детстве. Но, так или иначе, Пашка очень добр и чист душой, как ребёнок. Запомни, Катерина, мои слова, не руби сразу с плеча, подумай, прежде чем Пашку обидеть. Если что и натворит он, так это не со зла. У него, понимаешь, защитная реакция срабатывает. Ещё с детства научился отражать атаку, не получив ещё нападения. Так уж у него сложилось. Не обижай его, он очень сильно тебя любит и если ты когда – нибудь оставишь его, он пропадёт! Без твоей любви пропадёт и без своих детишек. Я так хочу, что – бы все мы были счастливы, что – бы всегда собирались вместе за столом, как одна семья! Думаю, что всё у нас будет хорошо.

– Катерина, выслушав подругу, проговорила:

– Как же Митя? Павел должен узнать, что это его сын! И чем скорее, тем будет лучше и для Мити и для всех нас.

Раиска рассержено произнесла:

– А вот с этим подождём. За это я на Пашку в большой обиде! Хотел бы, сам бы уже смог догадаться. И поэтому шапка груш ему, а не Митю! В секрете пусть будет мой сын для него. Сашко знает историю его рождения, но я с него взяла слово, что будет молчать до поры, до времени. Надеюсь, что и ты, Катерина, не проговоришься. Пусть пока будет так, как есть, я всё ещё не могу простить своему другу детства. Где – то в глубине души лежит ещё та обида на него. Сейчас я счастлива и благодарю судьбу, что встретила Сашко, но простить Пашку ещё не готова.

Раиска, немного помолчав, взбодрилась:

– А вообще – то всё прекрасно! Я Пашке за Митю много раз говорила спасибо. А этот БАМ в корне перевернул мою жизнь. Стала она у меня намного интересней и насыщенней и кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы не эта стройка? Так, что она и по моей жизни прошлась, благодаря всем вам. Видимо, от своей судьбы не спрячешься – непременно догонит. Завтра у нас в клубе концерт, Понаровская приехала. Я думаю, что нужно посмотреть. Давай, все вместе пойдём, да и Павел будет рад. На него всегда больно смотреть, когда ты намекаешь на развод. Оставь, Катерина, свою идею – разводиться.

– Он будет рад, а мне ты предлагаешь, всегда под него подстраиваться и прощать очередные его выходки? Хороша же подруга!

– Да, Катерина, характер твой я знаю, прогибаться ни перед кем не будешь, с детства такая была. Но я тебя, как подругу прошу – прости Пашку. Прости последний раз и под мою ответственность. Мне очень жаль Леонида и Танюшку, они – то, как переживут расставание с отцом?

Раиска выжидающе смотрела на Катю своим проницательным взглядом и та не выстояла перед ним – согласилась на перемирие с Павлом.

– Что вы все заладили – дети, дети. А что хорошего они впитают в свои души, живя в семье, где царит недоговоренность, нет настоящей любви. Если думать о детях, как ты советуешь, то не стоит забывать, что как раз дети и видят всю правду.

Подумав немного, Катерина решилась:

– Хорошо, будем продолжать жить под одной крышей, может быть что – то и наладится. Только, думается мне, что ничего не изменится и в этом Павел будет уже не виноват, теперь дело во мне. Очень хорошо я себя знаю, но всё же, я тебя послушаю и сделаю лишь ради детей и в последний раз!

Катерина Павла решила простить, но только теперь его судьба была в его собственных руках…

– Это же, сколько времени мы с тобой проболтали, если уже моя пачка сигарет пустая? Фу! Хоть коромысло вешай!

У Катерины то – ли от дыма Раискиных папирос голова кружилась, то – ли от выпитого вина. Шатающей походкой она пошла к комнате Мити. Время было позднее и мальчик, наверное, уже спал. Кате захотелось ещё раз посмотреть на него. Теперь она узнала, что Митя сын Павла и относиться к нему она будет теперь совсем по – другому. Будет считать его своим сыном, и любить так же, как и Лёньку с Танюшкой.

Остановившись на пороге Митиной комнаты, Катерина оглянулась на Раиску, прошептала:

– Я хочу полюбоваться на твою замечательную «ошибку».

Обе подруги тихо подошли к кровати, где безмятежно спал Митя, подложив под пухлую щёчку обе руки. Улыбнувшись безмятежно спящему ребёнку, немного ещё постояв у его кроватки, подруги вышли из детской.

Сашко уже поджидал Катерину в прихожей, что – бы довести её до дома. Раиска, впервые видевшая свою подругу в состоянии лёгкого опьянения, настаивала на то, что – бы Катя осталась ночевать у них, да та не соглашалась, ссылаясь на то, что она должна быть дома, со своими детьми, тем более, что утром ей нужно будет готовить им завтрак.

Готовить завтрак Катерине не довелось. Павел встретил жену с Сашко и удивился состоянию Катерины. Такой он её никогда не видел. Вместе с грузином они уложили подвыпившую женщину на кровать, после чего Сашко удалился, сославшись на позднее время.

Пашка вернулся к мирно спящей жене и, глядя на неё, думал о том, как дорога она ему, эта маленькая, хрупкая женщина! Как умудряется она всё успевать? Мотается по всему посёлку; то в клуб бежит, то на совещание депутатов, то уже в профсоюзном комитете сидит, распределяет дефицитные товары и детское питание. То она уже на автобусной остановке, что – бы отправиться на портал, успеть в свою смену. При всём при этом в доме прибрано, и кастрюльки со свежей, приготовленной пищей всегда поджидают домочадцев.

Бережно укрыв жену, подумал о сегодняшнем с ней разговоре, совсем ему не приятном. Нет, он не допустит того, что она ему предложила. Не пойдёт он в общежитие, сумеет доказать, что дороже своей семьи у него нет, а поэтому сделает всё, что – бы Катя ему простила его недавний проступок.