Покаяние разбившегося насмерть

– Увы! Об этом наверняка знала только мадам Лево, потому как первой приходила в наш офис, и Пьеро немедленно поднимался к ней в приемную, усаживаясь на стул для посетителей. Она тут же угощала его кофе, прибавляя к нему что-то из выпечки, которую всегда приносила с собой из дома специально для Пьеро. Под кофе они беседовали по душам, но как только появлялся отец или я, Пьеро тут же уходил. Собственно, отец лишь однажды рассказал мне о нем, и больше эту тему мы с ним никогда не обсуждали – разве что мадам Лево могла к слову сказать, что Пьеро пришел в восторг от ее шоколадных хлебцов.

Инспектор Лимбо кивнула.

– Значит, в какой-то мере он вас побаивался?

Забавное предположение. Сколько живу, не помню, чтобы кто-то меня побаивался, хотя порой это было бы нелишним.

– Не думаю, инспектор. Просто у нас в офисе царит дух рабочей дисциплины: мы приходим работать, а не бесконечно точить лясы. Пьеро это уважал, точно так же как очень ценил свое место. Он всегда приветливо здоровался со мной (и с моим отцом также), интересовался, все ли у нас в порядке, а, услышав стандартный ответ, желал удачного дня, после чего спускался в свою комнату. Больше мы его практически не видели и, честно говоря, даже и не вспоминали – у нас действительно много работы, инспектор.

Инспектор Лимбо все с той же своей «фирменной» улыбкой наблюдала, как я разливаю кофе и протягиваю ей чашку.

– Благодарю, у вас чудесный кофе… Вы знаете, что любопытно? Мадам Лево немало рассказала нам о Пьеро – о его молодости, о том, что он жалел о бездумно прожитых годах, о том, что было время, когда он пил, едва не превратившись в законченного алкоголика… Между тем до визита к вам я успела обмолвиться парой слов о нем с психотерапевтом реабилитационного центра мсье Молю, который сообщил мне лишь один-единственный факт: Пьер Солисю успешно избавился от алкогольной зависимости, не пил ничего крепче кофе. Больше психотерапевт центра ничего не мог сказать о покойном. В таком случае, по всему выходит, что ваша мадам Лево была для покойного лучшим психологом, раз именно ей он рассказывал про всю свою жизнь, делился всеми переживаниями?

– Признаться, это меня не удивляет, – пожал я плечами. – Мадам Лево – добрейшей души человек, не хуже любого священника способная выслушать исповедь всех раскаявшихся. Ну, а я – я не психотерапевт и не мадам Лево, потому со мной Пьеро не стремился лишний раз побеседовать. Все, что мне известно о нем, я уже сообщил, больше, увы, ничем не могу помочь следствию…

Мы улыбнулись друг другу, допили свой кофе, и тут, как нельзя кстати, предварительно стукнув в дверь, появилась мадам Лево, чтобы вернуть инспектору фотографии и торжественно сообщить, что никто из сотрудников офиса не может сообщить ничего относительно трупов.

– Бог мой, многие не признали даже Пьеро, хотя, конечно, его далеко не все из наших работников знали, ведь он, как только начинался рабочий день, тут же уходил, и больше никто его не видел – не слышал, – всплеснула руками мадам Лево, тут же платочком промокнув мгновенно повлажневшие глаза. – Бедный Пьеро! Никак не могу поверить, что все это на самом деле, а не просто мой дурной сон…

Инспектор Лимбо энергично поднялась со своего места, успокаивающе похлопала секретаршу по плечу, тут же развернувшись ко мне.

– И еще одна просьба: я хотела бы побеседовать с вашим сотрудником по имени Франсуа Шюни. Полагаю, он на месте?

Если честно, этот человек был лично мне не знаком, хотя нечто, связанное с его именем, смутно кольнуло. Но, разумеется, я не подал и виду, с улыбкой уставившись на инспекторшу.

– Полагаю, на месте. А о чем конкретно вы хотели бы с ним побеседовать, если это не секрет?

Она лукаво склонила голову к плечу.

– Не секрет – о вчерашнем спектакле, на котором ваш мсье Шюни, судя по списку приглашенных, должен был присутствовать…

Она еще договаривала фразу, а я понял, почему имя данного сотрудника показалось мне смутно знакомым. Ну, конечно! Во время своего звонка отец вскользь отметил, что на всех мероприятиях нашего «подопечного» центра социальной реабилитации «Сады» представляет «молодой и приятный» бухгалтер Франсуа Шюни. «Ты ведь знаешь, мой дорогой Ален, – усмехнулся отец, закрывая эту тему, – я терпеть не могу всех этих реабилитирующихся преступников и алкоголиков. Так что милейший Шюни для меня – настоящая находка!».

Я кивнул, одновременно протягивая руку по направлению двери.

– Идемте, инспектор! Я проведу вас к нашему милейшему мсье Шюни. Осторожно! Это на редкость обаятельный молодой человек.

Глава 4. Слухи из «Бейрута»

Между тем мой рабочий день продолжался. Благополучно выкинув из головы все связанное с убийствами, я в очередной раз с головой окунулся в рекламные акции «Садов», сделав курирующий объезд основных салонов.

Всюду царила классическая предпраздничная лихорадка, толпы покупателей энергично раскупали продукцию нашей марки, так что продавцы салонов к вечеру трудовых будней оставались без ног, о чем и спешили первым делом сообщить мне при каждом моем визите.

Прихватив с собой финансовые отчеты и вкратце просмотрев их прежде чем передать в бухгалтерию центрального офиса, я не хуже всех остальных ощутил себя полностью выжатым лимоном, порешив, что на сегодня достаточно потрудился и могу устроить для себя роскошное угощение.

Простившись с мадам Лево, я взглянул на часы (шел шестой час пополудни) и направился в симпатичный ресторан «Бейрут», владеет которым мой давний друг – этнический ливанец Рафик, в давние советские времена получивший высшее образование в некогда могучем СССР и до сих пор с легкостью болтающий по-русски. Кроме этого славного таланта, Рафик великолепно готовит, в том числе блюда русской и украинской кухни.

Как это у нас заведено, едва я вошел в «Бейрут» и занял свое традиционное место у окна, Рафик тут же нарисовался передо мной и, подмигнув, сообщил, что сегодня, как по заказу, в меню есть чудесный украинский борщ со сметаной и галушки на второе. Сами понимаете – я едва не застонал, предвкушая дивное блаженство поглощения всех этих шедевров кулинарии.

Деликатно оставив меня одного на время трапезы, под десерт с кофе Рафик вновь появился, неторопливо устроившись в кресло напротив и проговорив с деланным безразличием:

– Не могу поверить слухам, мой дорогой. Но все мои знакомые, как один, повторяют ужасную новость: в Париже появился убийца на религиозной почве – если можно так выразиться. Говорят, он убивает всех самодеятельных артистов, изображающих рождественских героев. При том знатоки утверждают, что этот маньяк обитает в подвалах центрального офиса косметической фирмы «Сады Семирамиды». Надеюсь, ты успокоишь мою несчастную душу?

Я только хмыкнул.

– После славного обеда в «Бейруте» – с легкостью! Во-первых, спешу заверить, что лично я никого не убивал…

– Благодарю небеса! – картинно взмахнул руками Рафик.

– Во-вторых, насколько мне известно, все с точностью до наоборот: перед офисом «Садов» обнаружилась одна из жертв маньяка, отнюдь не убийца! Ну, а на два других трупа наткнулся в сквере, что расположен по соседству, бедняга кюре, для которого это оказалось настоящим шоком… Так что религиозный оттенок в этом деле явно присутствует, – тут я многозначительно приподнял бровь. – Убиты три человека в костюмах рождественских волхвов, их обнаружил в ледяном парке на ночь глядя священник, возвращаясь после вечерней службы в храме…

Рафик цокнул языком.

– Вот именно! Три трупа – три волхва. Между прочим, как говорят, зарезанные бедняги играли свои роли в любительской постановке к Рождеству, организованной театральным кружком при реабилитационном центре. Убийство произошло в короткий промежуток времени, а потому многие газеты высказывают предположение, что убийца находился среди зрителей. В таком случае, вполне возможно, убийца никакой не маньяк – просто лично ему не пришлась по душе игра именно этой троицы.

Я ощущал почти блаженную сытость, с наслаждением вдыхая аромат кофе. В такой обстановке самые ужасные преступления казались лишь печальной сказкой, а не жестокой реальностью.

– Все может быть, – делая первый глоток божественного кофе, подмигнул я. – Действительно, бездарная игра кого угодно может довести до преступления, а если спектакль – на религиозную тему, то даже смиренный христианин возьмет в руки меч. Бездарно играть великих волхвов, которые первыми преклонили колена перед Спасителем!..

С мирной улыбкой Рафик придвинул ко мне корзинку с чудесной пахлавой – традиционный десерт под чашечку кофе.

– Религия – великое таинство; вера может вдохновить на великий подвиг и…на великий грех! Я лично знаю немало мусульман, которые легко могут убить за малейшую насмешку над их верой. А здесь исполнителями ролей волхвов были бывшие наркоманы и алкоголики – чем не насмешка над верой?.. Но – в сторону шутки! Если говорить серьезно, то, как ни крути, этот убийца – ненормальный тип. Согласись, разве придет в голову нормальному человеку убивать героев вечной доброй сказки о чудесном рождении бога?!

Я с удовольствием уплетал дивную, благоухающую медом пахлаву, добродушно улыбаясь старому приятелю.

– Полагаю, каждый убийца по-своему ненормален. Вот ты, к примеру, мог бы взять да зарезать живого человека? То-то же…

Тут я многозначительно прищурился.

– Мне интересно, а что еще говорят твои соседи да знакомые? Подумать только, преступление было совершено только вчера, на ночь глядя, когда девяносто девять процентов благополучных парижан мирно сидели по своим домам перед телевизорами, укутавшись в пледы, а уже сегодня все дружно обсуждают подробности убийств! Само собой, понятно, что вездесущие журналисты успели все красочно расписать в сегодняшних газетах, потому как – и это сообщила мне сегодня симпатичная инспекторша – полиция практически ничего от них не скрыла…

Рафик рассмеялся.

– Да, дорогой мой Ален, ты абсолютно прав: все подробности преступления я узнал не от приятелей, а из парижских газет, которые вышли буквально час назад – именно они рассказали миру об ужасном убийстве трех волхвов. В нескольких изданиях имеется не только подробная информация обо всех подробностях преступлений, но и снимки трех несчастных жертв.

– Послушай, ты меня заинтересовал, – я подмигнул приятелю. – Признаюсь, у меня не было времени размышлять обо всем этом, хотя «Сады» и оказались замешаны в преступление из-за бедняги Пьеро. Если честно, у меня просто не было на это времени. Но теперь, после твоих расспросов да рассказов я, пожалуй, прикуплю пару-тройку «горяченьких» газет и почитаю перед сном, как представляют это тройное убийство парижские акулы пера.

Рафик неторопливо разлил по нашим чашечкам новую порцию кофе из витого медного кофейника.

– Уверен, тебе будет интересно. Это как хороший детектив реальной жизни. Все мои знакомые с нетерпением ждут следующий выпуск. В сегодняшней прессе было не так много информации о жертвах и о главных подозреваемых, зато завтра, я уверен, статьи будут вдвое, а то и втрое больше! Полагаю, этому тройному убийству отдадут первые полосы все главные парижские газеты. Подумай сам: убийство под Рождество героев евангельской истории!

– Что ж, в таком случае обязательно прикуплю выпуски, перед тем как отправиться домой на боковую.

Я поднялся, душевно поблагодарив Рафика за чудесный обед и дружеское общение. На прощанье мы хлопнули друг друга по плечам и распрощались, довольные собой и всем миром.

Несмотря на черное небо и ярко светящиеся огни фонарей там и тут, время было еще детское, и я решил прогуляться в район того самого центра социальной реабилитации, где вчера разворачивались главные действия зловещего убийства, чтобы просто бросить взгляд на афиши ныне знаменитого театра «Луна» и, возможно, даже зайти в здание. Чисто из любопытства.

Под промозглым холодным ветром я добежал до места в считанные минуты, в очередной раз убедившись, что все три трупа действительно находились недалеко друг от друга, как говорится, в двух шагах: «Бейрут» находится по соседству с офисом «Садов», откуда до реабилитационного центра я добежал за три с половиной минуты, а уже приближаясь к дверям входа, увидел витые чугунные ворота в сквер, в этот час ярко освещенные парочкой фонарей.