Преломление. Путь к женской мечте

«Нет, – решила я для себя. – Так продолжаться не может! Кто я? Подрастающая рабочая лошадка? Которая скоро превратится в лошадь? Каких только обязанностей на меня не навешивает мама! За коровой следи. Навоз убирай. Картошку окучивай. Младшим помогай, дома прибирайся, пыль вытирай, дрова носи, кашу вари, булочки пеки! Да сколько можно-то?! И самое ведь обидное – если уж я вся такая взрослая (судя по обязанностям), почему мне до 22:30 только можно на улице гулять?!»

Я в который раз прислушиваюсь. В доме тихо. Родители, после того как я в 22:29 вернулась домой, быстро успокоились и, судя по всему, уснули. Для перестраховки решаю выждать ещё минут десять. Тупо пялюсь в тёмный потолок и злюсь на несправедливость мира.

«Женщина рождена для красоты, – вспоминается мне вычитанная в журнале фраза. – Ну-ну! Судя по маминым понятиям, Валя рождена для таскания воды из колодца и дойки Мурёнки. А на Валю, между прочим, уже пацаны по-особенному заглядываются. Да и сама Валя нечто этакое чувствует в себе. Начинает понимать, что нравится мальчикам. Только вот что толку, если пол-одиннадцатого домой?! Вся жизнь в деревне после полуночи начинается! Обидно жуть!»

Мать сказала, что, если я все дела по дому буду хорошо выполнять и учиться без троек, они с отцом разрешат мне на лавочке у нашей калитки до 23:00 сидеть. Ну спасибо, удружили! На одну песню под гитару смогу больше услышать. Настоящее девичье счастье.

И ведь не подчиниться нельзя. Такие уж в нашей семье правила. Папа – главный, мама – его заместитель по административно-хозяйственной части. За неповиновение – расстрел. Читай: запрут в четырёх стенах и заставят ещё и учебники наизусть зубрить. А на меня Паша Романенко так позавчера смотрел!..

Пора!

Я решительно выдыхаю и выскальзываю из койки. В комнате темно, только луна слегка освещает убранство призрачным светом. Я двигаюсь почти на автомате. На одном стуле у меня замаскированный ворох одежды, на другом – «парадный» комплект на выход. Я быстро, стараясь не шуметь, варганю из старых курток и другого тряпья «куклу». Кладу её на своё место в кровать и накрываю одеялом. Добавляю к композиции смотанный из шарфов шар, который призван имитировать голову. Укладываю его на подушку и подтягиваю край одеяла чуть выше. Отхожу на пару шагов и любуюсь произведённым эффектом: теперь если смотреть от двери в мою комнату и сильно не присматриваться, то можно увидеть, как я сплю, укрывшись с головой. Вроде бы похоже.

Я суетливо облачаюсь в выходную одежду, приоткрываю дверь, прислушиваюсь – в доме плавает тишина – и проскальзываю в сени. Теперь уже дело техники – преодолеть их, чтобы не скрипнули половицы, и открыть-закрыть бесшумно входную дверь (петли предусмотрительно смазаны солидолом из отцовских запасов).

Ещё пара мгновений – и я на свободе!

Пригнувшись, пробегаю по двору и оказываюсь за калиткой! Вот оно – настоящее счастье!

Несусь по улице, и ветер радостно свистит в моих ушах; я улыбаюсь на бегу от предвкушения новых ощущений. Все «наши» уже на месте, звонко трямкает гитара, слышен приглушённый бубнёж; в лунное высокое небо лениво поднимается сигаретный дым, некоторые парни курят. Где-то кричит ночная птица. Хорошо-то как! Я врываюсь в круг друзей, заново здороваясь (мы расстались всего полчаса назад) и перемигиваясь с девчонками.

– Ты чего так долго-то, Митькова? – пеняет Романенко, сразу же переключая на меня своё внимание.

– Тебя не спросила! – дерзко отзываюсь я, на самом деле гордая оттого, что пользуюсь успехом.

И начинается привычная желанная круговерть – с песнями, болтологией, взаимными взглядами, романтическими надеждами и душевными переживаниями. Ведь «женщина рождена для красоты».

Через пару часов, вся в мыслях от произошедшего – ведь не зря Паша на меня так посмотрел в конце вечера! – я проделываю обратный путь. Захожу в дом, крадусь к своей комнате, вот она, дверь. И тут – о ужас! – слышу чьи-то тяжёлые шаги! Тум-тум-тум – идёт кто-то по дому.

Я опрометью бросаюсь к себе, пихаю дверь и допускаю непростительную ошибку: слишком резко открываю створку, и петля издаёт хоть и негромкий, но явственный скрип.

Хррх!

Я, обомлев, на ощупь пробираюсь внутрь, но не успеваю добраться до кровати с лежащей под одеялом «куклой». Шаги раздаются совсем рядом, буквально за дверью.

Я шарахаюсь вбок, в чёрную тень за створку шкафа, стоящего сбоку от кровати; одновременно с этим распахивается дверь моей комнаты. На пороге сонный отец, он, прищурившись – на его лицо падает лунный блик, – мутным взглядом смотрит на «куклу».

– Ты чего ворочаешься, гремишь? – хрипло спрашивает он полушёпотом. – Не спишь, что ли?

Ослабевшим от ужаса сознанием я понимаю, что мне пришёл каюк. Отец вставал, видимо, чтобы сходить в туалет, и по пути услышал шум от моего неосторожного возвращения. Совсем потеряла бдительность от любовных переживаний! Кулёма безрогая! Теперь, если мой обман раскроется, меня просто-напросто четвертуют. По спине у меня течёт отчётливая струйка пота.

– А? – всё так же хрипло переспрашивает отец.

– Сплю, – неожиданно говорю я из своего укрытия.

Папа некоторое время недоумённо пялится в тёмную комнату, потом покачивает головой, словно отгоняя наваждение.

Я стою ни жива ни мертва.

– Ну ладно тогда, – наконец, говорит отец и прикрывает дверь снаружи.

Теперь я слышу его удаляющиеся шаги. Тум-тум-тум.

Я неслышно выдыхаю, так, как будто во мне целая цистерна воздуха.

Через минуту «кукла» разукомплектована, все детали припрятаны до следующего раза. Пока не знаю, состоится ли следующий «побег» после сегодняшнего «Штирлиц был на грани провала», но посмотрим. Желание нравиться мальчикам наверняка пересилит.

Я ещё минут пятнадцать не могу уснуть после пережитых треволнений.

Во вспыхивающих в голове мыслях то глаза Романенко, то кофточка Коробковой (хочу такую же), то удивлённое выражение лица отца в дверном проёме.

«Почему всё так? – размышляю я. – Ведь это моя жизнь. Собственная. И я не хочу её тратить на какую-то ерунду. Что же, мне вот так всю жизнь и убирать за коровами? Вот бы убежать, уехать куда-нибудь с Пашкой. Или ещё с кем. Мама не понимает ничего. Долдонит с утра до вечера: работай, учись, не балуйся. А я гулять хочу! Неужели так трудно понять? Я же не указываю им, что делать! Почему меня никто не понимает? Вам всё равно, а я хочу хорошо жить. И гулять с пацанами!»

И знаете, несмотря на всю наивность тех мыслей, в главном-то я ведь права: это наша собственная жизнь, и как её выстроить, мы тоже решаем сами. Когда придёт время. Глупо винить в чём-то родных, близких, обстоятельства. Спрашивать в первую очередь надо с себя. А родителям, кроме выговаривания «умных» речей и наставлений для ребёнка, неплохо бы понимать, что подросток – уже какая-никакая, а личность. И гораздо проще «достучаться» до него пониманием, чем приказами.

Усталость берёт своё, и я потихоньку проваливаюсь в сон. Мне снится лебединая пара. Белые грациозные птицы плавают кругами по пруду. Я сижу на берегу и бросаю им хлебные крошки.

– Ути-ути-ути, – подзываю я их, словно это утки, а не лебеди. Но гордые птицы не реагируют.

Сзади вдруг надвигается тёмная тень. Я хочу обернуться, но мне страшно. Лебеди же, почуяв опасность, хлопают крыльями, разбегаются по воде и стремительно взмывают вверх двумя белыми стрелами, поднимаясь всё выше и выше…

Через две весны

«Здравствуй, Валя. Доехали и устроились мы хорошо. Кормят и выдали обмундирование. Бегаем каждый день. Я вспоминаю тебя. Ротный строгий. Служба идёт по распорядку. Время пролетит быстро. Буду тебе писать. Скучаю за тебя. Как дела? Целую. Обнимаю. Максим».

Я читала эти строки, и на глаза наворачивались слёзы. А ещё минутой ранее я дрожащими руками вскрывала конверт. А ещё раньше – с захолонувшей душой вынимала послание из почтового ящика.

Дождалась!

Письмо от солдата из армии!

По-взаправдашному! От моего солдата.

Но давайте про всё по порядку.

Вы помните свой первый поцелуй? Более-менее настоящий, осознанный, не детсадовский? Скорее всего, да. Девочки такое помнят.

А помните свои ощущения и переживания после него? Вот и я помню.

Такой поцелуй случился у меня не рано и не поздно. Хотя была я ещё щеглиха шестнадцати лет от роду. Обычно для такого мероприятия нужен какой-то повод. Свидание там или ещё что. У меня глобальным поводом выступили проводы в армию одного из моих соседей – Максима.

Женька, младший брат Макса и мой одноклассник, зазвал меня на расставание.

– А кто там будет? – беспечно поинтересовалась я.

– Понятно кто, – хмыкнул Жека. – Все наши.

Наши – это ближайшие знакомые, друзья, родственники и тому подобное. Ну, как в деревне в армию провожают, известно.