На наших глазах

В полицейском участке холодно. Я сижу в коридоре, рядом с сонными, растерянными людьми, потому что следователь не позволил мне остаться с Сашей: кажется, сейчас они подозревали абсолютно всех особ женского пола. У меня не было никаких возражений – в конце концов, это их работа. Вот только я не знала, что ждать мне придётся в холодном, забитом до отказа коридоре.

Как глупо. Я прекрасно знаю, что жизнь не ограничивается дорогими домами, ресторанами и красивыми людьми. Но каждый раз, когда сталкиваюсь с той, другой жизнью, надеюсь, что это – всего лишь сон, а люди, смотрящие мне в глаза со смесью зависти и ненависти, не существуют на самом деле. Раньше мне это всегда удавалось, но не здесь, не в коридоре полицейского участка, и, наверное, не с этими усталыми, замёрзшими людьми.

– Эй, ты! Ну-ка повернись! Слышь?

Я сильнее укутываюсь в пальто. Грубый голос никак не желает пропадать, и всё настойчивей приказывает повернуться.

– Что, думаешь, самая умная тут, да?! – рука хватает меня за подбородок и разворачивает к себе. Как же здесь холодно…

Я смотрю на незнакомца, прикрыв глаза. От него пахнет перегаром, и я стараюсь отодвинуться, но он крепко держит меня и не даёт отвернуться.

– Знаешь, за что я ненавижу таких, как ты? Знаешь?! – почти кричит он. – Вы отняли у меня всё, даже жену! А теперь отнимаете и сына!..

– Папа?..

Одновременно с таким знакомым голосом я, наконец, узнаю этого человека. Узнаю этот серый пронзительный взгляд и большие руки, отпускающие, наконец, мой подбородок. Даже в этом пьяном, ссутулившемся человеке я вижу сходство с парнем, позвавшем его. С парнем, укравшем сердце одной моей хорошей подруги, любящей собак и семейные фотографии.

Отец Паши, наконец, выпрямляется. От него веет холодом и презрением. Мне кажется, он даже протрезвел. Сам Паша судорожно тянет его за рукав, в ужасе уставившись на меня.

– Пойдём, пойдём, пап. Пошли.

– Не надейся, что я возьму свои слова обратно! – громко кричит мужчина, обернувшись. Я даже не поднимаю голову. Холод вновь обступает со всех сторон, но мне всё равно. Я не знаю, что случилось с матерью Паши, и не хочу знать. Николь может спать спокойно: парень её любит, а этот сумасшедший папаша переживёт. Кто-нибудь скажет мне, когда я успела стать такой равнодушной? Когда узнала, что мой брат хочет убить моего возлюбленного? Или когда заподозрила лучшую подругу в краже огромных денег? Какая теперь разница?..

Дверь кабинета следователя распахивается, и в коридор выходят сразу очень много людей. Я удивлённо смотрю на них, пока мой взгляд не натыкается на Сашу. Брат выглядит ужасно расстроенным, но полным решимости. Я поднимаюсь со своего места, и он обнимает меня, подталкивая вслед за полицейскими к выходу из участка.

– Они едут к Арине. Кажется, это арест… Я думаю, нам стоит подождать в каком-нибудь кафе. Как думаешь, они ещё открыты?

– Я согласна сидеть хоть на вокзале, лишь бы не в этом ледяном коридоре, – я устало положила голову Саше на плечо. Брат бережно сжал мои плечи, позволяя опереться на него. Следователь, шедший за нами, вежливо поспешил вперёд, видимо, приняв нас за парочку. Мне очень хотелось закрыть глаза, но я понимала, что тут же усну, если сделаю это.

Все ближайшие к участку кафе были закрыты, и мы остались в машине. Саша купил в круглосуточном магазине воду и какие-то печенюшки, и мы устроили импровизированный ужин. Я то и дело подглядывала на телефон: Рома так и не перезвонил, и его телефон всё ещё не отзывался. Брат молчал, не приставая с расспросами, впрочем, я бы всё равно не смогла бы ничего ответить. Разболелась голова. Я устроилась у брата на плече и, кажется, задремала. Вдруг зазвонил его телефон, мы оба буквально подпрыгнули от неожиданности. Саша поднял трубку, сонно потирая глаза и помогая мне накинуть куртку. Я не услышала, что ему сказали, но отвечал он отрывисто, в конце концов пообещав приехать. В ответ на мой вопросительный взгляд он только тяжело вздохнул и завёл двигатель.

– Куда мы едем?

– В школу. Аринины родители сказали, что у неё там была назначена встреча. Следователь думает, что это может быть сообщник. Мы не должны его упустить.

Я посмотрела на мелькающие в темноте фонари, окна домов, чёрные провалы подворотен. За стеклом машины город спал, для него был обычный осенний вечер, незаметно превратившийся в ночь. Завтра тысячи людей проснутся, радуясь, что наступила суббота и наконец-то можно отдохнуть. Завтра чуть менее везучие школьники и студенты будут спешить по пустым улицам на учёбу. Завтра случатся миллионы маленьких событий, важных и не очень, радостных и печальных. Может быть, завтрашний день кто-то будет помнить до конца жизни. А я?

Что случится со мной завтра? Что случится со всем моим маленьким миром, с людьми, которых я люблю, с их и моими планами и надеждами? Останется ли для меня хоть что-то неизменное? Хоть что-то, во что можно верить? Я не хочу знать. Не хочу смотреть, как всё снова рушится. Не хочу вновь и вновь собирать осколки в единое целое, стирать пятна с ковра, залечивать раны. С меня довольно. Не думаю, что смогу выдержать ещё одно предательство.

Вот и оно, кирпичное здание моей школы. Никто не знает, но когда-то давным-давно я загадала, что обязательно проберусь в него ночью. Почему я вспомнила это сейчас? И может ли быть это детское воспоминание более неуместным, чем в этой ситуации? Вряд ли.

Саша не тратит время на парковку, а просто останавливается у крыльца. Мы вбегаем в пустое, тёмное здание, которое почему-то оказывается незапертым, и бежим к лестнице.

– Куда теперь? – спрашивает Саша. Я перебираю в голове какие-то классы и кабинеты, когда в закрытом библиотечном крыле раздаётся грохот.

– Туда, скорее! – не раздумывая больше ни секунды, мы бросаемся к железным дверям. Обычно на них весит замок, но сегодня они раскрыты нараспашку. За ними – ровные ряды стеллажей, запах книг и темнота. Мы растерянно оглядываемся, прислушиваясь к каждому шороху. Мой взгляд падает на противоположную от входа стену. Там наверх уводит узкая винтовая лестница. И откуда-то сверху бьёт жёлтый луч света.

– Куда ведёт эта лестница? – шёпотом спрашиваю у Саши. Брат, прищурившись, поднимает голову.

– Кажется, на галерею. Понятия не имею, откуда там свет.

– Может, они договорились встретиться там? Мы должны проверить!

– Нет, стой, оставайся тут! Я позову тебя, если там будет безопасно.

Я прижалась спиной к одному из стеллажей и смотрела, как Саша медленно, шаг за шагом поднимается к потолку. На стене позади него, точно так же крадучись, двигалась его тень. Когда брат скрылся, я обернулась, стараясь разглядеть в темноте входную дверь, но полки загораживали её полностью. Я достала телефон, чтобы включить фонарик, но внезапно, повинуясь какому-то странному наитию, набрала номер Ромы. В то же мгновение чьи-то руки обхватили меня сзади, зажимая рот и перехватывая поперёк груди. Я попыталась закричать, вырваться, укусить нападавшего, в конце концов. Телефон упал на пол, куда-то мне под ноги, и, похоже, продолжал звонить Роме. Рука, закрывавшая рот, на мгновение исчезла, и мне удалось выкрикнуть "помогите" до того, как она вернулась, прижимая к моему носу какую-то тряпку. И, уже погружаясь в какое-то странное, безвольное состояние, я почувствовала, как у того, кто так крепко прижимал меня к себе, надрывается, приглушённый одеждой, мобильник. Потом – темнота. Серый неплотный туман и никакого света. Я бреду в темноте или, точнее, стою неподвижно, а в руках у меня – белый носовой платок.

Просыпалась я медленно, очень медленно. Голова на удивление показалась неправдоподобно лёгкой и свежей, как будто я только что вернулась с лесной прогулки. Вот только руки у меня были скручены за спиной, а ноги привязаны к чему-то, что никак не хотело отрываться. Ах да, и повязка на глазах. Замечательно.

В первые мгновения мне стало ужасно досадно на собственную глупость. Как можно быть такой глупой?! Остаться одной, в темноте, в незнакомом месте – это ж надо было догадаться!.. Я должна была хоть чуть-чуть подумать головой и догадаться, что Арине кто-то помогал. Видимо, тот, кто скрутил меня и оставил здесь. Но кто это был?

Ладно, кто бы это ни был, он забыл заткнуть мне рот. Непростительная ошибка!.. Я закричала изо всех сил, а голос эхом вернулся ко мне, отражённый, казалось, от десятков стен. Это меня озадачило, однако звать на помощь я не прекратила. Вдоволь накричавшись, я призадумалась: странно, что меня никто не слышит. Может быть, похитители ушли? Тогда у меня появляется реальный шанс сбежать!.. Нужно только освободить руки и ноги… Но, пожалуй, начать всё-таки стоит с повязки на глазах.

Изловчившись, я смогла дотянуться плечом до стягивавшей глаза ткани. Пара неуклюжих сильных движений – и один глаз свободен!.. Правда, толку от этого почти не прибавилось: меня оставили в кромешной темноте, видимо, экономя электричество.

Мне стало страшно. Никто не знает где я, никто не станет меня искать, а даже если станет… Но дальше думать я не стала, сжавшись, насколько позволяли стянутые за спиной руки. По всему телу пробегала крупная дрожь, которую я не могла унять, и от неё становилось всё холоднее и холоднее. Тогда я принялась считать до пяти.

Наверное, все рано или поздно пробуют этот старый приём, когда им очень страшно. Не помню, откуда я узнала о нём, помню лишь, что зажмурилась и начала считать вслух. Когда я произнесла "пять" и открыла глаза, вокруг резко зажёгся свет, и мне снова пришлось зажмуриться.

Где-то послышались голоса. Я прислушивалась, задержав дыхание, чтобы разобрать, кто именно говорит, но предательское эхо совершенно искажало слова и звуки, превращая их в бормотание. К тому же неизвестные говорили тихо, видимо, понимая, что их могут услышать. Я огляделась по сторонам. Помещение походило на огромный подвал, и, должно быть, именно им и являлось: под низким потолком проходили какие-то огромные надутые трубы, а пол был неровным, шершавым, полностью бетонным. Мне удалось разглядеть несколько крошечных, забранных решёткой окон, и, должно быть, если бы я смогла встать, я бы дотянулась до них.

Голоса, кажется, стали ближе. Я смотрела на большую низкую дверь, ожидая, что вот-вот она откроется, и я смогу разглядеть похитителей. В голове судорожно проносились обрывки мыслей: зачем меня похитили? Как долго они собираются меня здесь держать? Обнаружил ли кто-нибудь моё исчезновение? Лишь на последний вопрос я, пожалуй, могла ответить. Конечно, обнаружили. Саша скорее всего услышал мой крик и уже прочёсывает город вместе с отрядами полиции… По крайней мере, я на это надеюсь.

Ручка дрогнула, но никто не вошёл. Где-то громко зазвонил телефон, и похитители удалились, видимо, потеряв ко мне интерес. Я вдруг почувствовала, как затекли руки и ноги, и как же на этом полу холодно. Внимательно оглядев связывавшие меня верёвки, я заметила, что затянуты они были крепко, но небрежно, явно наспех. Подёргав ногами, я без труда стянула конец верёвки, привязанный к трубе. Теперь я, наверное, даже смогла бы встать.

Осторожно, стараясь не шуметь – теперь мне вовсе не хотелось встречаться с похитителями! – я встала на колени, а затем и во весь рост. Ноги всё ещё были связаны, но я могла дотянуться до окон под потолком! Теперь осталось выбрать подходящий момент и изо всех сил закричать: кто-то из прохожих точно меня услышит!..

Нетерпеливо посматривая на дверь, я больше всего на свете хотела, чтобы похитители ушли куда-нибудь из этого подвала. И – видимо, это было настоящее чудо – они и вправду ушли: я слышала, как хлопнула какая-то дверь и наступила тишина. Подождав ещё несколько минут, я привстала на цыпочки и начала звать на помощь. Жаль, что связанные за спиной руки не позволяли разбить стекло или хотя бы постучать по нему. Однако на моё счастье это и не понадобилось: мелькнула чья-то тень, рядом с окном кто-то опустился на колени, и я услышала голос, показавшийся мне знакомым: прохожий попытался узнать, как я туда попала, но я лишь продолжала умолять его помочь мне. Наконец, он неразборчиво пообещал найти вход в подвал и освободить меня. Тень исчезла, а я вновь могла только ждать. Силы, поднявшие меня на ноги, исчезли так же внезапно, как и появились. Когда моему спасителю удалось выломать дверь, я уже опустилась на пол. Но как только я увидела, кто это, удивление заставило меня снова вскочить.

– Паша?!

Парень, похоже, удивлён ничуть не меньше меня. Он останавливается на пороге, придерживая сломанную дверь, и молча смотрит на меня во все глаза. Я делаю шаг к нему, но ноги не слушаются, и я спотыкаюсь, стараясь не упасть. Паша, наконец, выходит из ступора и кидается ко мне, поддерживая, торопливо распутывая стягивающие руки верёвки. Один из узлов никак не поддаётся, и он буквально отгрызает его. Я лишь устало следила за ним. Кажется, он что-то говорил, но я не вслушивалась. Внутри как будто резко отпустили натянутую нить, и я повисла в блаженном облегчении в его руках. Не помню, как мы вышли из подвала, не помню, как ждали такси. В машине я вновь пришла в себя, обнаружив, что Паша как-то странно на меня смотрит. Ничего не объясняя, я потребовала телефон и позвонила Саше.

Не знаю, наверное, брат едва с ума не сошёл, пока обо мне не было никаких вестей. Я как могла коротко рассказала ему обо всём, что случилось, старательно сдерживая любые эмоции: сейчас на панику уже просто нет времени, нужно срочно ловить похитителей. Саша, кажется, тоже это понял, поэтому радость и облегчение в его голосе быстро сменил деловой сосредоточенный тон. Внимательно выслушав меня, он в который раз за этот вечер поверг меня в шок: оказывается полчаса назад ему позвонили, требуя выкуп, и сейчас он, полиция и скорая помощь едут обратно в нашу злополучную школу, где похитители назначили встречу. Деньги Саша взял с собой, но отдавать он их не собирается. Преступников попытаются убедить сдаться, но, если уговоры не подействуют, разрешено применить силу. Мне же лучше ехать домой, где я буду в безопасности. Саша очень просил Пашу остаться со мной, пока всё не закончится, и парень, видимо, совсем сбитый с толку этой жуткой историей, без разговоров согласился помочь. Я не без сожаления попрощалась с братом, умоляя звонить мне как можно чаще, чтобы держать в курсе. Родителям Саша обещал позвонить немедленно.

Вернув Паше телефон, я откинулась на спинку сидения. Что за жизнь у меня, в самом деле! Если сравнивать её с дорогой, то это явно трасса формулы-1, с миллионом опасных для жизни поворотов. И нельзя расслабляться ни на миг: именно в этот миг что-нибудь обязательно случится.

Но именно в ту минуту я почему-то ничуть не переживала. Меня не тревожило ни похищение, ни похитители. Единственное, что занимало мои мысли – Рома. Он снова исчез, как уже исчезал однажды, и на этот раз я не видела ни одной причины, по которой он мог бы исчезнуть. Или с ним что-то случилось, или…

В голове быстро проносятся мысли. Наше странное знакомство, игра в парня, вечеринка у Арины, выходные у Николь, появление Генриха, проект с Артёмом, признание в лифте, исчезновение, ужасный разговор на парковке, долгая-долгая ночь после него, попытка помирить всех на вечеринке, подозрения, полицейский участок, Пашин отец, школьная библиотека. Я стою, прислонившись спиной к стеллажам, и пытаюсь дозвониться до единственного человека, которому я ещё могу верить так, как верю себе. А затем – руки, тряпка у носа, и… Звонок. Телефон в кармане похитителя. Может быть, совпадение?..

Мы дома. Мама и папа встречают нас у входа в подъезд, взволнованные, но изо всех сил старающиеся не выдавать собственного страха. Нас с Пашей тут же берут под руки и буквально конвоируют до дверей квартиры. Мы покорно выслушиваем четкие инструкции, а затем расходимся в разные стороны: мама приносит чистую одежду и какие-то капли, помогает мне помыться и переодеться, а Паша о чём-то говорит с папой на кухне. Потом мы все вместе пьём чай с ромашкой, чтобы немного успокоиться, но получается неважно, потому что Саша давно не звонил. Мне вдруг становится интересно, расскажут ли об этом в новостях?

Я брожу по квартире, не задерживаясь подолгу в одной комнате. Хочется что-то сделать, но я не знаю, что именно. В конце концов я выхожу на крышу. Начинает светать, и далеко-далеко за соседними многоэтажками скоро покажется солнце. Я облокачиваюсь на перила, ёжась от холода, и жду. Вы спросите, чего я жду? Скоро узнаем.

С первыми лучами солнца моё ожидание заканчивается. Я знаю, кто стоит за моей спиной, я знаю, кто умеет ходить так бесшумно. А ещё я знаю, что он умеет быстро одеваться по утрам и никогда не говорит о своём прошлом. Я знаю, что дело всегда было в нём. С него всё началось, им же всё должно закончиться. Так или иначе. Наверное, только слепой не догадался бы. Может быть, и я догадывалась с самого начала…

Нет смысла оборачиваться, но я всё равно смотрю на него. Он одет во всё чёрное и кажется ещё выше, чем он есть на самом деле, но это не имеет значения. Как не имеет значения и то, что он скажет. Я не поверю не единому слову.