Минуты текли. Очередь увеличивалась, и Юлия Петровна с удивлением наблюдала многообразие и разновозрастность страдающих в области копчика: от пожилых, утративших и память, и радость бытия, до молоденьких с нежной кожей и искрящимися глазами, глядящими в смартфоны. Дверь распахнулась, и молодой врач стремительно убыл, через минуту выкатилась возмущенная Сиреневая и, продемонстрировав очереди указательный палец, со злобой сказала:
– Представьте себе! Всё это время не работал компьютер! Врач смотрела меня всего одну минуту. Чинили компьютер целый час, а для больного – одна минута! Возмутительно! Где тут выход? – и ушла.
– Не тот палец показала, – проблеял старичок, секунду как приземлившийся на стул, вливаясь в очередь. Юлия Петровна не выдержала и, заливаясь смехом, отправилась попить водички. Тем более что Взъерошенная уже прорвалась в кабинет, а Тоненькая медленно к нему подгребала. Новый старичок очаровательно улыбнулся вслед Юлии Петровне и добавил:
– Если бы осмотр продолжался дольше, она бы так не расстроилась!!!
Очередь не оценила его юмора. В гробовой тишине только Юлия Петровна, задыхаясь от смеха, усмиряла икоту водичкой.
Выставка Врубеля
Наступив на горло собственной лени, я, одарённая небесной удачей, записалась на бесплатный ПЦР-анализ и через два часа – сегодня! – должна была его сдать.
Вы не думайте, что это просто так бывает! Ничего подобного! Это судьбоносное везение! И с завтрашнего дня я могу быть человеком, способным отворить двери в храм искусства. Моей жаждой обладания являлась выставка художника Врубеля, мирно идущая на Крымском валу в Третьяковской галерее, но… Это самое НО не давало мне покоя. В условиях пандемии века человек, опутанный бесконечными правилами существования в этом коротком времени своей жизни, обязан был сделать прививку или получить QR-код, подтверждающий факт его здоровья и, следовательно, и тот факт, что человек не представляет опасности для общества. А получить его ой как непросто по той причине, что мы, опутанные компьютерной сетью (для нашего опять же удобства), сдать такой анализ можем только через две недели. Если какой-нибудь болван отказался от анализа, то вам несказанно повезло, и вы лихо едете в посёлок Рублёво, так, как только там есть выигрышный билет на сокращение очереди. Москва, Москва!!! Столица!!!
Захватив с собой в какой-то посёлок Рублёво пачку имбирного печенья, я поплелась на автобусную остановку, предварительно вычертив маршрут на компьютере. Посёлок оказался милым и напоминал мою советскую детскую житуху. Что удивительно, медсестра, проводившая с утра до вечера ПЦР-ные тесты, душевно объяснила мне все нюансы сдачи этого анализа и (несмотря на печенье – я в этом уверена!) пожелала мне здоровья и счастья в личной жизни.
Разблокированная пенсионерская транспортная карта улучшила моё настроение, так как платить пятьдесят два рубля за одну поездку в метро, в трамвае или автобусе – это пенсия не выдержит.
Полученная по смс информация о том, что мне с 3.45 утра уже можно общаться с людьми и меня могут пустить не только в музей, но и в кафетерий, меня несказанно вдохновила, и я нацелилась на самого? Врубеля.
Боже мой, как прекрасна его картина «Сирень»! Какая смутная, тёмная и властная тень девушки в образе Души Сирени царит на полотне!.. Мысленно я уже бродила по выставке, когда моя сестра сообщила, что билетов нет.
Как «нет?» – этого не может быть! Уверенная в том, что мы обязательно пролезем на выставку хоть в щёлочку, я потащила сестру на Крымский вал, тем более что её «Ку-Куру-КУ-КУ-код» действовал только до завтрашнего дня.
Мы встретились на станции метро Октябрьская. Первым, кто был рад нашему приходу в эти чудесные места, был обаятельный негр под два метра ростом, абсолютно не говорящий по-русски, который пытался спросить, где КАССАДОМГДЭБЫЛЕТ. Мы пытались ответить и отправить его с помощью жестов в авиационные кассы, но оказалось, что там он уже был и это не то, что ему требуется. Мы, мило улыбнувшись, расстались навсегда. Подгоняемые первым морозцем и нежным крупинкообразным снежком, мы побрели к выставочному залу.
Милая с нежным румянцем на гладких блестящих щеках, с распушенными от ветра волосами, абсолютно без шапки девушка и её друг, бледно-зелёный, тщедушный, с весёлой улыбкой, но – в шапке, нахлобученной до самых глаз, – преградили нам дорогу.
– Вы можете ответить на вопросы? – весело спросила девушка задорным свежим контральто, а юноша молчал и широко улыбался в унисон.
Девушка затараторила, стараясь коротко сообщить одно и то же, что, видимо, с утра втирала публике:
– Мы из университета, собираем данные. Если вам нетрудно, то ответьте на вопросы.
– Из МГУ? – ласково спросила я.
– Нет, из финансового университета!
– А-а-а, это из того, где плохо учат и плохо учатся! – шутя воскликнула я, потом строго посмотрела на девушку и серьёзно спросила, глядя ей в глаза: – Скажите-ка мне, пожалуйста, кто написал вальс Грибоедова?
– Не знаю, – тихо сказала красавица, растерянно оглянулась на парнишку.
Я перевела взгляд на юношу и получила тот же ответ.
– Ну что же, задавайте свои вопросы, – грустно сказала я, думая о том, что все эти полонезы Огинского, обкатанные в соцсетях, не врут, а говорят чистую правду, и что вальс Грибоедова постигла та же участь. Печально!..
– Скажите, пожалуйста, вы кормите уток на прудах?
– Конечно, – сказала я с энтузиазмом.
– А зачем вы это делаете?
– Я кормлю детей, внуков, мужа, уток и так далее, и когда они едят – я счастлива!!! Я вообще счастлива, когда все едят и хвалят то, что я готовлю!
– А если у вас остался бутерброд? Вы отдадите его собаке?
– Конечно, отдам. Если бутер остался в квартире, то я высунусь в окно и вышвырну его на улицу, прямо в пасть вороне или собаке, что попадется под руку, так было неоднократно, и дети меня осуждали…
– А чем вы кормите уток?
– Хлебом! Я надеюсь, вы не партия Зелёных? Я отношусь к ним крайне отрицательно. От них, кроме вреда, никакой пользы! Так считает и мой муж, кстати, главный специалист Московского зоопарка!
– Не-е-ет, мы не зелёные!
– Голубушка, – я посмотрела в глаза юной красавицы, – послушайте вальс Грибоедова! Вы получите огромное удовольствие. Такой талантливый дипломат, а написал такую прелестную музыку!
– По-моему, он ещё «Горе от ума» написал, – нерешительно опомнился юноша.
– От ума может быть ещё и счастье!!! – добавила я.
На этой прекрасной ноте мы расстались. Весёлые и смеющиеся над собой, мы с сестрой побрели к выставочному залу.
Полногрудая суетливая старушенция с бегающими глазами, глядя в дальнюю даль, предложила нам билеты на Врубеля за тысячу рублей. Мы отказались и, представляя охране куар-коды, паспорт и прочее, просочились в фойе галереи. Отпечатков пальцев не требовали, и дышать в трубочку – тоже. В полупустынном фойе злобная кассир резко ткнула нам в нос информацию, что билетов на Врубеля нет и надо записываться, и покупать билеты через интернет. Загрустив, мы приобрели пенсионерские билеты на постоянную экспозицию и поднялись по лестнице к входу в зал, где от нас прятали Врубеля.
Немного покачались, осмотревшись у рекламы с грустной и тревожной царевной Лебедь, мы робко спросили у молодого человека, раздающего диктофоны, как бы нам совершить преступление и попасть на выставку, обойдя препоны.
– Подойдите к администратору, там, у кассы сидит. Она сможет ваши билеты перекомпостировать.
Мы опять вернулись к кассе. За стеклом в медицинской маске сидела дама с очаровательными глазами с длинными искусственными ресницами, нежной коричнево-золотой тенью и угольно-чёрной подводкой.
– Добрый день, – заворковали мы, – Вы не могли бы нам помочь? У нас куар-код заканчивается завтра, а мы так хотим попасть на выставку Врубеля!..
– Это невозможно, если у вас нет билетов! – металлический звон её голоса отдавал сталью.
– А может… – робко начала моя сестра, но была резко остановлена выразительным взглядом тщедушной юности.
– А нам мужчина там сказал, что вы можете… – я не успела закончить.
– Какой мужчина? – зарычала администратор, – покажите мне его! – Она привстала.
– Мы своих не сдаём! – выкрикнула я, как перед расстрелом, и мы пошли на постоянную экспозицию.
Передвигаясь от Кончаловского к Лентулову, от Гелия Коржева к Васнецову, мы периодически задавали (уже шёпотом) вопросы служителям в залах Третьяковки, можно ли просочиться в зал Врубеля незаметно, знают ли они такие места? – но каждый раз получали отрицательный ответ.
Только в самом конце одна из служительниц искусства из-под маски злобно ответила:
– Знаю такие места, да вам не скажу! – Её ненависти не было предела, из-под маски буквально вырывались языки пламени.