Любишь ли ты меня?

Почему девчонки решили, что он в меня влюблен? Ведь неспроста же. На пустом месте слухи не рождаются. Причем именно сегодня, когда этот доклад… Такое впечатление, словно все это какая-нибудь дурацкая шутка. Ну конечно, они специально подговорили историка задать доклад мне и Пряникову. Кажется, у меня начинается паранойя. И все-таки, почему он? Могли ведь приплести сюда кого угодно, но в результате оказался Пряников, которого, что называется, впритык не видят. Он для них пустое место. И вдруг… Похоже на полный бред.

Кошмарный день. Идиотские сплетни, хихиканье за спиной, таращатся все на тебя, как на чудо, и этот Пряников откуда-то взялся, и доклад по истории. ''Любит ли Онегин Татьяну?..'' Зачем я достала тетрадь по литературе, когда мне нужна земская реформа? И опять этот дурацкий вопрос. Уверена, на следующем уроке лит-ры классная спросит именно меня.

Чайник давно вскипел, а я все стояла, уставясь в окно, и думала, что вообще за человек этот Пряников и зачем он свалился на мою голову. А ведь он меня ждет, наверно, всю земскую реформу наизусть вызубрил.

– Ну, ладно, давай, я начну, а ты продолжишь и что-нибудь еще добавишь, – сказала я, входя в гостиную, – главное, выучи…

Севка спал, уткнувшись носом в подушку, одну руку положив под щеку, а другой обняв раскрытый учебник по истории, который постепенно сползал на край дивана, собираясь упасть на пол.

Не возникало никаких сомнений, Севка крепко и безмятежно спит, как сурок, будто он ужасно устал и не спал целую вечность. Сперва я так удивилась и просто стояла посреди комнаты, не зная, что дальше делать. Учебник упал на ковер с глухим стуком. Севка что-то пробормотал во сне, перевернулся на спину, сунув одну руку под подушку и откинув голову на бок. Растрепанные волосы топорщились хохолком на лбу, в них запутались солнечные лучи, отчего они казались золотистыми, хотя на самом деле светло-русые.

Я подняла учебник и осторожно положила его на стол, а потом присела на краешек кресла рядом с диваном. Меня тоже всегда клонит в сон от истории, и от большинства остальных школьных предметов. Терпеть не могу будить спящих людей, не понимаю, как некоторые делают это прямо-таки с каким-то невероятным наслаждением, мои родители, например. Мне наоборот всегда хочется укрыть его одеялом, чтобы он спокойно спал, пока сам не проснется. Иногда мне нравится смотреть на кого-нибудь спящего. Люди кажутся совсем другими, когда спят, они спокойны и более открыты, можно заглянуть к ним в душу, заметить в них что-то такое, чего не замечал раньше. Должно быть, я единственная разглядела внимательно Севкино лицо, после его матери. Он даже показался мне симпатичным. Почему его не замечают? Мне вдруг захотелось пригладить растрепанные волосы и этот хохолок на лбу.

Где-то у соседей забренчало пианино.

Однажды Севка заснул на уроке, теперь я вспомнила, была физика, мы с Нелей тогда сидели на последней парте, а он у окна. Физичка как раз объясняла новую тему, Неля толкает меня и тихонько указывает на Пряникова. А он спит, опустив голову на руки. Физичка долго косила в его сторону, наконец, не выдержала и как хлопнет линейкой по столу. От неожиданности Севка подскочил и чуть со стула не свалился.

Я достала альбом со школьными фотографиями. Мама хранит его в гостиной специально, чтобы показывать гостям и хвастаться, в какой жутко престижной гимназии я учусь. Терпеть не могу все эти фотографии, но сейчас мне вдруг захотелось на них взглянуть.

Начальная школа. Где только мама умудрилась раскопать такие старые?.. Я никого не узнавала, здесь все какие-то чужие, незнакомые. С тех пор наш класс много раз менялся, кто-то уходил, появлялись новенькие. От первого состава осталось всего несколько человек.

Пятый класс. Я нашла себя. Меня посадили в первом ряду с учительницей, как какую-нибудь отличницу. Завитые локоны, белая блузка, белые гольфы, вся такая сияющая, похожа на куклу в витрине магазина. Мама всегда пыталась вырядить меня лучше других девочек в классе, чтобы мной восхищались и завидовали. Я до сих пор помню, как ночами не спала из-за бигуди, на которые мама с упорством накручивала мои волосы, хотя они от природы кудрявые.

Севку я не узнала сразу, но была твердо уверена, словно почувствовала, что этот маленький худой мальчишка с растрепанными волосами, который стоит прямо за мной, именно он. Я даже знаю, почему его поставили за моей спиной, потому что я была без этих огромных бантов, как другие девчонки, а Севка самый маленький в классе, иначе его просто было бы не видно. К тому же он единственный из мальчишек оказался без форменного пиджака ядовитого ярко-голубого цвета. На нем была рубашка с короткими рукавами. И я сразу заметила, что руки он положил на спинку моего стула. Но самое странное, почему Севку невозможно было узнать, он весело улыбался. Все выглядели такими серьезными, скучными и хмурыми, а Севка, казалось, бесконечно счастлив со своей сияющей улыбкой. Я ни разу не видела, чтобы он хоть когда-нибудь улыбался.

На фотографии за следующий год нет половины класса и Севки тоже. Мы фотографировались поздно, в самый последний день учебного года на школьном крыльце. Большинство девчонок умотало готовиться к дискотеке. Я нашла себя в первом ряду. Кошмар, выгляжу, как кукла Барби, с голыми ногами из шеи, на каблуках (которые я ненавижу!).

Седьмой класс. Я как всегда в первом ряду. Севка тоже, его посадили на стул с самого краю из-за маленького роста. Он кажется лишним и каким-то чужим, потерянным, должно быть потому, что смотрит не прямо, как все, а куда-то немного в сторону. Приглядевшись, я снова заметила этот странный взгляд. Что такое особенное он мог увидеть на стене? Я точно помню наш прежний 26-й кабинет, в то время там преподавали английский язык, и на стенах висели карты Великобритании и фотографии Лондона, глагол to be, портреты английских писателей и поэтов. Но там, куда он уставился, всегда висело зеркало. Должно быть, почти весь наш класс в нем отражается, половина класса так уж точно. Севка смотрит в зеркало, но зачем? Себя он как раз видеть не может. Неужели он смотрит… Все это похоже на детективный сериал. Можно подумать, я разгадываю какую-то страшную тайну.

Восьмой класс – последний перед распределением. Поэтому в то время наша новая классная, француженка, захотела сделать на память каждому целый альбом с фотографиями. В дополнение к общей на школьном крыльце с учителями нас фотографировали поодиночке, как на выпускной. Фотографии парами, по две на странице… и мы с ним рядом. Почему? Словно кто-то специально поместил наши фотографии на одну страницу! Вот теперь у меня действительно начинается паранойя, или я с ума схожу. Еще немного и головная боль мне на всю жизнь обеспечена. За что?! В чем я провинилась? Сегодня же пятница! Конец недели! Все отдыхают…

Севка никогда не смотрит прямо, взгляд вечно где-то витает, его невозможно уловить. Какие у него глаза? Мне всегда интересно, какого цвета у человека глаза, хотя я никогда не смотрю в глаза, поэтому не запоминаю лица.

Никак не могу выбросить его из головы. Он, как навязчивая идея, как задача, которую не можешь решить, как загадка, которую не можешь разгадать. Честно говоря, все это кажется глупым, ужасно глупым и бессмысленным. Всего лишь совпадение, и не стоит забивать голову очередными бредовыми мыслями.

Последняя фотография сделана всего лишь месяц назад. Я как обычно сижу в первом ряду, только с краю, впервые в жизни. Склонила голову на бок, солнце из окна светит в лицо, завитые локоны немного растрепались (не успела причесаться), улыбаюсь почти искренне. Севка стоит не прямо за мной, а чуть с боку. Он уставился на меня со счастливейшей улыбкой на свете и так открыто, что это сразу бросается в глаза. Теперь понятно откуда взялись идиотские слухи, мол, влюблен и все такое. Ерунда! Но зачем он так смотрит на меня? Почему он вообще на меня уставился, когда должен был смотреть в объектив фотоаппарата? Можно подумать, он даже не подозревал, что нас в этот момент фотографировали.

Куда ни глянь, он везде оказывается рядом со мной. Но это еще ничего не значит! Просто совпадения, некоторые я даже могу объяснить.

Вдруг что-то выпало из альбома на пол. Маленькая квадратная открытка с золотыми узорами по краям и блестками, которые остаются на ладонях, как цветочная пыльца. На обратной стороне было старательно выведено кривыми, круглыми от усердия, буквами: ''Я тебя люблю''. Слова будто подпрыгивали, так бывает, когда дрожит рука, и постепенно скатывались вниз.

Некоторое время я тупо таращилась на открытку, пытаясь понять, чье это и как здесь оказалось. Внезапно мне в голову пришла еще одна безумная мысль. Неужели опять он… Если бы только вспомнить, где я видела эту открытку раньше… Сентябрь, мой день рождения, я нашла ее в дневнике, быстро сунула в портфель, пока никто не увидел. Как она попала в альбом? И причем здесь вообще Севка? Откуда мне знать, его это почерк или нет? Конечно, можно проверить…

Я подняла глаза, Севка спал, положив обе руки под голову и чуть улыбаясь во сне, как маленький ребенок. Сколько ему лет? Мы учимся вместе, но такое чувство, будто он заблудился в школьном коридоре и попал к нам случайно. По-моему, он самый младший в классе. И стоит думать о такой малявке?! Любит, полный бред. Ну что он может понимать в этом!

Мой взгляд невольно замер на Севкином портфеле на полу возле дивана. Нужно всего лишь достать одну из его тетрадей и сверить почерк. Тогда все станет ясно. Вот теперь я точно схожу с ума.

Внезапно зазвонил телефон, так громко и пронзительно, как написали бы в бесконечно длинном романе, он словно разорвал тишину. Но было именно так. Особенно противный, чем обычно, звонок с определителем номера, резкий монотонный голос повторяет раз за разом: ''Номер не определен!'' Ужасно действует на нервы.

Севка вскочил так, как будто и не спал вовсе, словно его ударило током или кто-то напугал. Альбом упал на пол, фотографии разлетелись по ковру, открытка плавно опустилась к моим ногам, старательно выведенные слова отчетливо виднелись на белоснежной бумаге. Я быстро сгребла фотографии в альбом вместе с открыткой и сунула его в шкаф совсем не туда, где он всегда лежит. Потом, не глядя на Севку, кинулась к телефону в прихожую.

– Мари-и-ина! Приве-е-ет! Ты меня узнала? Это Катя! Как дела?

Только тебя мне не хватало.

– А у нас вечеринка! Так жалко, что ты не пошла… Ну что, как вы там развлекаетесь?

– В смысле?..

– Ну, вообще… что делаете?

Она на самом деле такая тупая или притворяется?

– Угадай с трех раз, – ответила я сладеньким голоском, подражая ей, – историю делаем, что же еще!

– О да, история – это так интересно! Знаешь что? Ты наверно нашему историку нравишься! Да, Мари-и-ина, он к тебе… как это… неравнодушен! Точно!..

– И этот туда же, – пробурчала я и тут же воскликнула: – Неужели!

Когда же ты, наконец, оставишь меня в покое!

– Ты что-то хотела? Нам нужно доклад готовить…

– Ой, да я просто так позвонила, узнать, как у вас там продвигаются дела. Чем вы там занимаетесь столько времени? И вообще… А что, тебе он, правда, нравится, ну, Пряников. Ну, честно скажи!.. Да нравится же!.. У вас вообще серьезно все будет или как? Слушай, расскажешь потом, что там у вас было, ладно? Интересно так, этот Пряников, он вообще какой? Он странный ведь, правда?.. Ой, ну ладно, не буду вам мешать, развлекайтесь!.. Мари-и-ина! Что я тебе скажу!..

Я бросила трубку. Впервые в жизни я недослушала ее болтовню до конца. Я только сейчас заметила, что уже давно стемнело за окнами, должно быть, часов семь или восемь. И я так устала, как не уставала за всю свою жизнь. У меня будто какая-то тяжесть внутри.

Севка сидел на диване с виноватым видом.

– Я, кажется, заснул, – пробормотал он. – Сам не пойму, как так вышло…

– Подумаешь, с кем не бывает, – сказала я и тут же подумала, глупо звучит. – Ладно, забудь. Слушай, уже поздно, а мы еще ничего не сделали. Давай, быстро составим какой-нибудь план…

Я включила свет и тут же зажмурилась с непривычки. Комната сразу стала другой, будто чужой, черные окна и распахнутая дверь в темный коридор угнетали. На меня вдруг отчего-то напала жуткая нервозность. Я открыла учебник, взяла тетрадь, но это опять оказалась литература ''Любит ли Онегин Татьяну?..''

– Ты понял что-нибудь в этой земской реформе?.. В чем там суть?..

– Это реформа местного самоуправления… – бормотал Севка.

Я вскочила, выключила верхний свет и включила настольную лампу. За окном падал снег крупными хлопьями, покрывая все вокруг белым одеялом.

– Давай, сядем за стол, – сказала я, придвигая стул для Севки. – Быстро составим план и закончим на этом, там рассказывать немного. Темно уже. Тебя наверно дома ждут…

– Не-е, вряд ли, – протянул Севка неопределенно. – Вообще не знаю, может, они уехали…

Я с удивлением взглянула на него, но не стала расспрашивать. Как можно не знать, уехали твои родители или нет?

– Ладно, вот смотри, разделим по абзацам… – затараторила я, перелистывая страницы у Севки под носом. – Я начну, скажу, в чем основная идея реформы, пожалуй, надо будет пояснить, что такое земства… Так, ''принцип самофинансирования…'' это ты расскажешь, отметь себе… ''Чем больше имущества, тем больше прав на гласного. Один гласный землевладелец выбирался…'' Кто такой гласный? Ничего не понимаю.