Любишь ли ты меня?

– Ну, его редко показывают. Это, знаешь, такой фильм, что называется, не для всех. Интеллектуальное кино. Там, конечно, все довольно сложно, взаимоотношения между людьми… Там есть один парень, Майки, очень странный. И вот он звонит соседской девчонке Венди, приглашает ее пойти гулять, а она отказывается. Вообще-то она сначала отказалась, а потом пришла, но Майки уже ушел один. Был поздний вечер, а на улице все покрыто льдом после шторма, и провода оборвало ветром на дороге. Короче, его током ударило, насмерть. Понимаешь, большую часть фильма он бегает по пустынному обледенелому городку и, кажется, впервые в жизни он был по-настоящему счастлив. А я все думаю, если бы та девчонка пошла с ним гулять сразу, то этого бы не случилось. Хоть в фильме об этом ничего не сказано, но надеюсь, что ее всю жизнь терзали угрызения совести. Тем более эта актриса меня бесит.

Ума не приложу, зачем я все это ему рассказываю? Должно быть, он думает, что я полная идиотка, сравниваю свою жизнь с кино. Да еще к тому же помешана на интеллектуальных фильмах.

– Это я такая мокрая или ты? На меня все время что-то капает. Хотя, пожалуй, мы оба здорово промокли. Сейчас чай поставлю.

Я зажгла свет на кухне, включила чайник. Потом принесла полотенце для Севки. На нем сухой нитки не было, как будто он только что вылез из воды. Севка скрылся в ванной на пару минут, потом появился такой всклокоченный, что мне даже смешно стало. Только сам он выглядел вполне серьезным.

Мы молча пили чай, уткнувшись в свои кружки.

– Тебе лучше позвонить домой, – сказала я, наконец, – предупредить, чтобы не волновались.

– Точно, – согласился Севка, отставив кружку в сторону.

– Телефон в прихожей на стене.

Он набрал номер и долго ждал. Я успела вымыть кружки.

– Никто не отвечает, – вздохнул Севка, положив трубку.

– Должно быть, занято. Набери еще раз.

Я ушла в гостиную в надежде услышать из прихожей долгожданный голос: ''Привет, мама! Со мной все в порядке. Я у Марины, мы доклад готовим…'' Но по-прежнему было тихо, даже слишком тихо. Ведь кто-то должен приехать за ним. Не оставаться же ему здесь… Мне вдруг стало жутко от этой мысли.

Севка все не появлялся, словно исчез. Я выглянула в прихожую, он сидел у телефона с трубкой и терпеливо слушал гудки, уставившись в стену.

– Никого нет дома? – тихонько спросила я, хотя идиоту понятно, что нет, и не было.

– Наверно, – произнес он как-то жалобно и положил, наконец, трубку.

– Ладно, позвонишь позже.

Он сидел на диване и молчал. Я делала вид, будто навожу порядок.

– Твои родители так поздно работают? – спросила я, чтобы как-то прервать это жуткое молчание.

– Не-е, они, в самом деле, уехали. Может, мама уехала. Отец раньше в ночную работал, но вроде бы ушел… Я не знаю…

– Ты вообще что-нибудь точно знаешь о своих родителях?

– Знаю. Они в разводе вот уже пять лет.

Такое прямое и на удивление спокойное заявление застало меня врасплох. Стало неловко за свой резкий вопрос. Так всегда бывает, когда спрашиваешь о родителях, а тебе отвечают, что они умерли. Конечно, развод это не так страшно, просто я раньше никогда не сталкивалась с ним в реальной жизни. Только в кино.

– Я между ними мотаюсь, туда-сюда… Честно говоря, даже смешно. Ключей-то у меня нет.

– Ты почему сразу не сказал? – воскликнула я.

Подумать только, выгнала человека ночью на улицу в снежную бурю, а у него и ключей-то нет!

Севка взглянул на часы.

– А ничего, что я здесь? Твои родители… они не будут против?..

Я перестала без толку слоняться по гостиной и села в кресло.

– Ладно, скажу честно. Они тоже уехали. Странное совпадение.

Севка встал с дивана и принялся внимательно разглядывать книги, я бы даже сказала, с восторженным интересом. Наша гостиная похожа на библиотеку, все так говорят, потому что одну стену почти полностью занимают полки с книгами от пола до потолка. Причем вся классика стоит на верхних полках, вечно приходится взбираться туда по шатким табуреткам, чувствуешь себя при этом не иначе как альпинистом, того и гляди, грохнешься и шею свернешь.

С некоторым удивлением я заметила, насколько осмысленным взглядом Севка изучает книги. Именно изучает. Ведь их обычно рассматривают на почтительном расстоянии не более пары секунд, как экспонаты в музее. Но Севка будто попал в книжный магазин с кредитной карточкой в кармане. Он водил носом вдоль полок с горящими глазами, то и дело, издавая радостные вопли. Пожалуй, единственный человек в этом мире, который был так же безумно счастлив при виде книг, это мой папа лет двадцать назад, когда ему удавалось чудом достать томик Бродского или Мандельштама.

Севка, ничуть не смущаясь, вытаскивал то одну книгу, то другую, и явно весьма сожалел, что не может добраться до верхних полок.

– Моя любимая книга ''Над пропастью во ржи'' Сэлинджера. Ты читала? Я наверно раз десять перечитал.

Конечно, я читала Сэлинджера.

– Слушай, а ты читала ''Тайный дневник Адриана Моула''?

– Что? – удивилась я.

– Классная вещь, одной английской писательницы, Сью Таунсенд. Я случайно в магазине наткнулся. Супер! Хочешь, дам почитать? Умереть со смеху можно…

Смешно, никогда не встречала человека, который любит читать, который вообще что-то читает.

– А ты любишь стихи? Я люблю… У вас тут весь Серебряный век! Класс!

Он все-таки добрался до Блока.

– ''Будет день, словно миг веселья. Мы забудем все имена, – бормотал Севка в полголоса, будто сам себе. – Ты сама придешь в мою келью и разбудишь меня ото сна…''

На мгновение мне показалось, что Севка сошел с ума. Он прекрасно знал стихи наизусть.

– Мне нравится Есенин, – сказала я, – и Пушкин.

– А еще Лермонтов… ''Как тяжко жизни сей оковы нам в одиночестве влачить…''

– ''Делить веселье все готовы, никто не хочет грусть делить,'' – закончила я. – Жизнь – это пустая и глупая шутка. Правдиво сказано.

– ''Вы помните, вы все, конечно, помните, как я стоял, приблизившись к стене. Взволнованно ходили вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне. Вы говорили, нам пора расстаться…''

Он стоял у окна вполоборота ко мне и тихо читал наизусть. Он знал все стихотворение от начала до конца и ни разу не сбился, хотя оно довольно длинное. И мне вдруг показалось, что это уже было когда-то раньше…

Сергей Есенин ''Письмо к женщине''. Я помню, он читал его в седьмом классе. Нам тогда задали выучить любое стихотворение. Наша тогдашняя литераторша чуть с ума не сошла, когда Севка начал рассказывать. Она сидела в оцепенении, как статуя, выпучив глаза, и не могла понять, откуда ему известен материал одиннадцатого класса. Должно быть, она ждала, что он вот-вот собьется и остановится. Но он рассказал все до конца. Это было… удивительно…

Я помню, Севка лучше всех в классе читал стихи, потому что для него это не просто слова, которые нужно зазубрить на оценку. Он любил стихи. Так бывает, когда в театре погаснет свет и остается только луч на сцене, а Севка стоит в этом луче совсем один, и в тишине раздается его голос.

– Я люблю смотреть, как падает снег, – сказал Севка, глядя в окно. – ''…Только белых мокрых комьев быстрый промельк маховой, только крыши, снег и кроме крыш и снега – никого…''