По всем частотам. Сборник

– Тринадцать, – я пожал плечами и заставил себя добавить, будто ничего и не было: – Вырастет. Я… подожду.

В собственные слова я больше не верил. А Николаев – верил. Интересное ощущение.

Он забрал меня во временный штаб роты, накормил – мельком подивившись отсутствию аппетита, повспоминал отца моего… Хотел что-то сказать про тот его последний бой – но помедлил и вместо этого снова предложил из города помочь выбраться.

И снова отказ. Никуда не пойду, а бои под землёй, мол, пересижу.

Глупость? Да.

Веришь, Николаев? Тоже да.

А я – нет.

А утром проснулись – глядь, а меня-то и нету. То ли привиделся, то ли ушмыгнул незаметно. Искать некогда – приказ двигаться.

Прости, старлей.

…Штурмовая группа пошла, следом ещё. Бодренько. Боевики лупят-огрызаются, но близко не подходят – видят, что стоит им показаться, будет им хана.

Два квартала прошли – как по маслу. Николаев хмурится: даже подозрительно.

Третий квартал – и всё по-прежнему, только вторая группа поотстала.

На четвёртом бойцы расслабились немного, думали, проскочат так же легко…

Сначала ещё ничего было, гранатомётчик, Гриха, грамотно обработал все подозрительные места. Но вот стоило сунуться вглубь квартала – превратились улицы в отрезок геенны огненной не земле. «Чехов» кругом – тьма, со всех сторон, как волков обложили. Только вот не красные флажки, а мины по бокам падают.

«Вот вам и Новый Год послезавтра. Успеет наступить хоть?» – с тоской подумал Николаев, знаком веля своей штурмовой группе закрепиться во дворах. Без подкрепления двигаться вперёд бессмысленно, личный состав на глазах тает.

Вызвал по рации полковника, доложил. У того голос усталый, помертвевший:

– Подожди, – говорит, – триста пятый. Коробочку пришлю, подмогу.

Старлей заверил, что подождёт, сплюнул на землю. Не дождутся они, коли чуда какого не случится… Боевики просто числом задавят – как только на штурм поднимутся. Это пока не решаются, ждут, боеприпасы тратить заставляют, а как патроны будут заканчиваться – вот тогда и пойдут они, «акбар» свой крича…

Но бойцов Николаев приободрил, передал слова полкана, велел стрелять пореже, экономить патроны.

…Как он и предсказывал, «чехи» на штурм пошли аккурат через час. «Коробочки» – БМД – всё не было. Видать, плотно боевики группу отрезали, не пробиться.

Зачастили пулемёты… И не высунешься – неподалёку залёг снайпер, один из бойцов уже поплатился.

– Гриха, машу-вашу, сними его нахрен! Проверь, вроде на соседнем доме он!

Гриха проверил – крыша дома сложился, как картонная. Туча пыли вместо стаявшего снега.

Вот и нету снайпера, можно вздохнуть свободнее.

Сколько там этих вздохов группе отмеряно?..

И тут – гром гремит, земля трясётся – десант в БМД несётся. На броне сидят, палят из всех стволов. Неужто жизнь на лад пошла?!

Пару метров не доехали, замешкались – и влетел заряд точно в башню.

Бойцы с брони посыпались спелыми ягодами, кто успел – добежал до группы Николаева, на ходу раненых-«трёхсотых» подбирая…

Была «бэха» – вот и нету «бэхи».

Хорошо ещё, люди свежие, да патроны прихватили с собой. Жить ещё группе Николаева – ровно столько времени, сколько патронов этих осталось.

Рассердившись на бесцеремонный прорыв, боевики запалили пуще прежнего. Гарин, сержант-контрактник с БМД, что-то своим пацанам рыкнул, они подменили уставших николаевских бойцов, отбросили боевиков.

Пока время есть, кто-то костёр развёл, сухпаи готовит – а что, война-войной, а на голодный желудок помирать не хочется!

Свободные бойцы кругом сгрудились, сглатывают – голодные.

– Первый, первый, я триста пятый, – доложил по рации Николаев. – Коробочка дошла, коробочка дошла, да «чехи» её подбили нах… Парни, кто остался, с нами.

– Держитесь, пацаны. Прорвёмся мы к вам. Прорвёмся.

Осталось только дожить до этого светлого часа.

Время идёт. Огрызаются солдаты и боевики огнём друг на друга, проверяют на прочность. Хрупкое равновесие, перерыв, возможность вздохнуть.

Выпить бы, да на трезвую голову воевать лучше будет.

А вода во фляге кончается, пришлось снег топить.

Зато тушняк вкусный.

…А боевики тем временем передохнули, новой волной на штурм попёрли, Николаев сам уже в ногу словил. Слабо, осколок на излёте задел – но теперь уж не побегаешь.

– Вот и хана нам. Уже не выйдем, – выдохнул старлей, когда очередным взрывом разворотило землю метрах в пяти. Воронка получилась знатная – там неглубоко трубы какие-то проходили, канализационные, наверное.

Вызвал полкан, спросил, как обстоят дела. Получил матерный ответ, заверил, что постарается прислать ребят, и посоветовал, как появится возможность, уходить.

Николаев пообещал прилететь на ангельских крылышках – как только «чехи» тут окончательно всех перестреляют. Снова приободрил ребят и с тоской подумал, что Иринка его уже не дождётся. И сын, что со дня на день родиться должен по срокам, никогда отца не увидит.

Давно надо было им с Иринкой имя ему выбрать, да кто ж знал.

Загнали боевики всех бойцов – а осталось их десять человек со старлеем Николаевым и Гариным – во двор одного из домов, соседние позанимали. «Чехи» палят, бойцы огрызаются короткими очередями – что ещё остаётся? Обложили их черти чеченские плотно, видать, так и полечь им предстоит здесь, среди осколков, грязного снега и воронок от взрывов.

…Вылезший из-под земли я был, верно, похож на призрака. Бледный – сколько уж под землёй провёл – и тощий, одни глазищи, поди, сверкают. А ещё мокрый и в грязи по уши. Воззрился на меня Николаев, как на видение с того света. Уж меня-то точно здесь ждать никто не ждал.

А я скакнул под укрытие стен, повалился на пол, с наслаждением выпустил из рук гвоздодёр, которым уже до крови натёр руки. В наушниках орала Янка – та единственная песня, что осталась.

Выше ноги от земли, выше ноги от земли!

– Ну здравствуй, – хриплю, – старлей. Видать, семейное это у Огарёвых – тебя спасать. Пить есть?