Но сегодня я уже ничего не увидел – папа спал без ЭТИХ снов, а свои я давно отвык смотреть.
За завтраком папа был мрачный и неразговорчивый.
Но что я мог поделать? Ведь то, что я с папой сон смотрю – не помогает. Может, это и имел в виду Руслан, когда говорил про кино и зрителей?..
Но как тогда перестать быть этим самым зрителем? Он ведь так этого и не сказал.
А сам я не знаю. И сто тысяч мудрецов не разберутся. Интересно, может, хоть Бог знает?.. Только всё равно ведь не скажет…
***
В ЭТОМ СНЕ ЧТО-ТО ПОШЛО НЕ ТАК.
Мир другой – ярче, громче, больше. В горле першит от песка. Болит разбитое колено – в самом деле болит, до слёз. Я сморгнул.
Колено болело у меня.
Не у папы.
Папы рядом вообще не было.
А ещё было жарко.
– Сюда! – Руслан схватил меня за руку и рывком затащил за груду камней, которая когда-то, кажется, была стеной. – Дурак, тут же стреляют!
Я и сам это слышал. Просто в папиных снах я так привык к этим звукам, что не обратил на них никакого внимания.
Там, где я только что стоял, взметнулся фонтанчик песка.
Мы сидели с Русланом посреди обгоревших развалин какого-то ангара.
– Руслан! Что происходит?!
– Две тысячи восьмой год, – именно так, по словам произнёс он, сосредоточенно выцарапывая осколком кирпича что-то на бывшей стене. – Одиннадцатое августа. Южная Осетия. Вон там, – Руслан махнул рукой куда-то себе за спину, – Цхинвал. А Николаев – твой папа, я имею в виду, – вон там, – взмах руки в другую сторону.
– И что я должен делать?
– А я откуда знаю?! – возмутился Руслан. – Что-то. Знал бы – сам сделал, без тебя. Один раз спас, другой, думаешь, не сдюжил бы? Ха!
– Может, это только я должен сделать? – предположил я неуверенно, с тревогой поглядывая в сторону, где, как он сказал, сейчас был папа. – Ну, его сын. Как в книжках.
– Может, – согласился Руслан, поправляя наушники на шее. На стене за ним теперь читалось кривоватое: «РАЗ-ДВА – ВЫШЕ НОГИ ОТ ЗЕМЛИ». – Но это больше похоже на чушь. В книжках. А это, – он кивнул на кипящий вдалеке бой, – книжка?
Громыхнул взрыв. Я вздрогнул и придвинулся поближе к другу. На книжку этот жаркий день, грохот разрывов и обгоревшие груды камней вокруг не походили.
– Оружие нужно, – сказал я. – Да, Руслан?
– Тебе? Ты им пользоваться-то умеешь? – Руслан смерил меня обидно-недоверчивым взглядом.
– Ну, я же сколько раз видел, как папа это делает…
– А убить сможешь?
Я не знаю. Честное слово, совершенно не знаю.
Я засучил штанину уже продранных где-то бриджей, послюнявил палец и принялся сосредоточенно протирать ссадину от налипшей пыли.
– А умереть? – задал Руслан новый вопрос.
– А я не… проснусь? Ну, обычно…
– Это – не обычно! – отрезал друг. – Обычно и меня здесь нет! И Николаев… ты его глазами смотришь.
Возразить на это мне было нечего.
Только обидно было, что Руслан сердится и так на меня смотрит.
– Мне надо идти, – сказал я.
– Надо, – согласился он.
– А ты?
– А чего я? Меня не существует. Я умер в девяносто девятом, забыл?
Я не забыл. Поэтому только вздохнул:
– Ну ладно. Я пошёл, – и поднялся, но Руслан дёрнул меня за руку, заставляя сесть обратно.
– Не при прямо на пули! Вон, сбоку, мимо той груды.
Я торопливо кивнул и снова привстал, но Руслан опять не дал.
– Ползком!
– Ладно, – согласился я и пополз мимо развалин.
По мне стреляли. Ну, мне так показалось. Один раз даже чуть не попали – взметнувшийся фонтанчиком песок больно посёк мне лицо. Я поспешно спрятался за какой-то сгоревшей машиной.
Она была ещё тёплая. Большая такая, вроде джипа. В кабине кто-то был… Приглядевшись, я понял, что именно «был». До того, как заживо сгорел.
Я сглотнул и отвернулся.
И не такое в папиных снах видел!
Правда, теперь всё было как-то слишком… по-настоящему. Это не папин сон и вообще – не сон.
Но я сам сказал – и Руслан подтвердил, – что мне надо идти. К папе.