Жди меня на берегу

Анна взяла у подруги очки и примерила:

– Мне идут такие? – спросила и засмеялась, уже не в первый раз она что-то выпрашивала у подруги. Птичке было не жалко ничего из прошлой жизни, так что она с удовольствием отдавала практически любую вещь подруге. Она видела, что у той вечно нет денег на обновки и хотела хоть как-то порадовать её. Птичка пообещала отдать их Анне, как только купит новые, так они и договорились.

Недопитый кофе давно остыл, чайки склевали остатки семита, а подруги всё сидели и разговаривали. В этот день у них совпал выходной и торопиться было некуда, трамвай довезёт их до нужной остановки за пятнадцать минут, а оттуда на автобусе ещё тридцать минут и они у Мириам, которая ждёт их с обедом и добрыми нужными словами для каждой.

– Больше всего меня привлекал его ум, он был такой опытный, взрослый, хоть меня жутко бесило, что он вечно прав. Клянусь, он знал всё и обо всём, так я думала тогда, да и сейчас я не уверена, что это неправда.

Птичка вздохнула с лёгкой грустью и продолжила:

– Его мнение стало для меня самым важным, из-за этого мне даже пару раз пришлось оправдываться, когда заказчики решали, что я не права, хоть я была права, это они не разбирались в вопросе. В итоге ситуацию развернули так, будто я некомпетентна и не умею общаться с людьми, и так они сделали пару раз. И вот я сижу в кафе напротив него объясняя, что не дура, что всё было не так. Хорошо, что он был реально справедливым и всегда вставал на мою сторону, потом по обратной цепочке доказывал, что я нормальная, а не какая-то ненормальная.

Анна засмеялась так громко, что распугала всех птиц, бродивших вокруг. Она буквально представила, как её сильная, кажущаяся ледяной скульптурой, иногда совершенно безэмоциональная подруга, находящаяся в своих мыслях, оправдывается перед каким-то мужчиной. Эта картина не могла не рассмешить.

Птичка посмотрела на неё сначала с некоторой обидой, а потом засмеялась сама. Она вспомнила как мямлила что-то нечленораздельное и так боялась, что он откажется от неё в этот момент и примет их сторону.

– Вот тебе смешно, а мне было так страшно: вдруг он поймет какая я, всё-таки, дура, и уйдёт. Мне было очень страшно, что он, как и другие раньше, оттолкнет меня, что я снова какая-то не такая, сломанная, что меня недостаточно, сломанная кукла, почему-то тогда я думала о себе именно так. А рядом с ним я почувствовала себя способной на всё, готовой ко всему, умной, имеющей хорошие такие знания, опыт и вообще поняла, что я не хуже других, а может и лучше. Ой, я точно не умру от скромности, – Птичка засмеялась, а Анна улыбнулась в ответ, её голова уже давно лежала на плече подруги, казалось, что она дремлет, но она слушала очень внимательно и думала о чём-то своём.

Птичка посмотрела на часы, полдень давно прошёл, пора было бы выезжать к Мириам, чтобы она не волновалась за них.

– Может поедем?

– Не хочу, давай ещё чуть-чуть здесь посидим и поедем, а то ты мне так ничего и не расскажешь до конца. Мне же интересно, что было с тобой раньше, пока ты не нашла такую замечательную подружку, как я, которая так любит послушать чужие истории, даже если это сплетни.

Девушки засмеялись одновременно, Птичка любила сплетничать не меньше подруги, и считала это достаточно важной коммуникацией. Она поцеловала подругу в макушку, принюхавшись, уловила запах шампуня, смешанного с запахом сигарет, и продолжила свой странный рассказ, заставивший её вернуться туда, где ей больше нет места.

– С ним я смогла почувствовать себя в безопасности. Лёд был такой рассудительный, спокойный, всегда рядом, и руки теплые. Мои, вот, всегда холодные, – и прижала свою руку к открытой шее Анны, та вздрогнула, а Птичка снова рассмеялась.

– Когда мы были вместе, мне казалось, что я могу всё, вообще всё. До него ни с кем такого не было, все мои отношения были недолгими, и заканчивались по смс. Так что, это была зона безопасности, в которой я нуждалась всю свою жизнь. Со всеми другими парнями было весело, но как только я понимала, что всё идёт к чему-то серьёзному, я бежала от них или делала что-то такое, что заставляло их уйти. И вот появился мужчина, который мне по-настоящему дорог, от которого бежать не хочется, наоборот, хочется быть рядом каждую минуту, чтобы не пропустить ни одно мгновение. И как-то я сидела дома, у меня был такой маленький черный диванчик из Икеи, на нём я с утра в позе креветки пила кофе, а по вечерам кино смотрела или сериальчик. И вот сижу я, никого не трогаю, смотрю что-то и мысль: “Я люблю его”. Мне кажется, я сама себе не поверила. Как такое могло произойти? У него же женщина есть. Почему? Бред какой-то. Да он даже не в моём вкусе, но мысль эта поселилась в моей голове и отделаться от неё уже было невозможно.

– А кто в твоём вкусе?

– Ну я люблю высоких, светловолосых, с такими точеными скулами, да и вообще парни младше тридцати лет обычно мне нравились больше, чем взрослые. И вот сижу я на диване и думаю: “Ну ок, с ним интересно, он не похож на других, он не проходит ни по одному параметру, разве что, глаза голубые”. И я реально весь вечер только об этих холодных голубых глазах и думала. Лёд был какой-то другой, будто не из моего привычного мира, чем бесил меня страшно. Когда мы только начали вместе работать общаться с ним было невыносимо, такой закостенелый сексист, всё-то он знал, на всё-то у него было своё мнение в корне, отличающееся от моего. Сейчас мне кажется, что он специально меня провоцировал.

– А ты, конечно же, спорила ка не в себе, доказывала свою правоту? – Анна выпрямилась и посмотрела на подругу, достала очередную сигарету, пачка была практически пуста, нужно будет зайти в магазин. Мириам не разрешает курить даже в подъезде, придется снова бегать туда-сюда, но лучше так, чем разгневать эту иногда такую суровую женщину.

– У нас не было любви с первого взгляда, это было такое сознательное взрослое чувство, когда ты медленно открываешься кому-то, рассказываешь о самом сокровенном. И в процессе возникает желание прикоснуться, сначала легонько, к плечу, колену, проскользнуть пальцами по руке, когда спускаетесь по лестнице или когда он держит в ладони что-то нужное тебе, например карандаш или точилку, потом это становится всё сильнее, невыносимее, и желание физической близости поглощает тебя на уровне инстинктов так, что ты даже рядом сидеть не можешь от возбуждения.

– Ну так и что тянуть? Ты хотела, он хотел, смысл вот этого всего? Вот вы железные, кончено, он так вообще кремень.

Анна не понимала всех этих сложностей, для неё это было чем-то лишним, если ты хочешь его, а он тебя, то зачем отказывать себе в удовольствиях? Она посмотрела на подругу, и поняла, что эти комментарии лучше держать при себе, и вскоре забыла, как и обо всём, чему в её жизни места нет.

– Я просто хотела, чтобы он сделал первый шаг, разве непонятно. Все хотят, чтобы мужчина сделал первый шаг. – Птичка хмурится и надевает очки с видом человека, которому нанесли смертельную обиду. Анна улыбается и обнимает подругу за плечи.

– Я могла сказать, что хочу его, сделать всё сама, но я так не хотела. Я в своей голове представляла, как он притянет меня, поцелует и я, как Бастилия, которой суждено было пасть, сдамся без боя. А он не делал ничего, даже говорил, что сам ничего делать не будет. В итоге, я первая его поцеловала, в подъезде. Иногда мне кажется, что этого не было, что это какой-то сон, который ускользает, как только проснешься.

– И долго вы играли в эту игру? Я бы так не смогла, мне такое тяжело и непонятно. Зачем тратить время, когда можно получить удовольствие.

Птичка задумалась, она не особо хотела говорить, что он был в отношениях, не хотела лишний раз акцентировать внимание на этом, думала, подруга её осудит, тем более, она сама себя осуждала за это столько раз, что уже и не счесть. Иногда ей казалось – это карма отыгрывается за всё, что она сделала по отношению к той, другой. Хотя, в сущности, она не сделала ничего, скорее наоборот, пыталась выстроить дистанцию, держаться подальше, но как только он это чувствовал, сразу же возвращал всё в прежнее русло с ещё большим рвением. Она поняла это только здесь, когда смогла трезво оценить, проанализировать всё, что произошло с ними. Нет, на ней тоже была вина, но нельзя брать всю ответственность на себя, виноваты были оба.

– Ой, так мы играли больше года, то сближались, то отдалялись. Всё просто, он жил с другой очень долго уже, лет десять точно. Я не хотела лезть туда, все эти любовные треугольники не для меня, слишком сложно. А когда поняла, что люблю его, все границы начали расплываться. Я думала об их расставании, хотела, чтобы она нашла себе кого-то другого, чтоб я не была конченой, не знаю как объяснить, чтобы ты поняла, короче, я не хотела быть разлучницей. Клянусь, всё началось после их расставания, и я, хотя бы, знаю, что не разрушала их отношения, я послужила чем-то вроде катализатора. Ну это как когда в соду льешь уксус и она начинает шипеть, гасить соду, у нас так говорят, вот и тут реакция просто началась из-за меня. У нас сложилась эмоциональная близость, в которой каждый видел другого, слышал и слушал, я делилась своими идеями и не боялась быть высмеянной, и он тоже. Он часто говорил мне, что там его не слышат, что он не важен. Для меня же было наоборот, я ему в рот заглядывала. И я перестала думать о чем-то другом, реально, я только и делала, что выискивала намеки на будущее в его словах, взглядах, действиях, мечтала о нём, не видела других рядом с собой. Мне хотелось говорить с ним, рассказывать обо всём, делиться впечатлениями. Он не был готов к такому, для него это было слишком. Такая открытость была для него чем-то новым, неизвестным и пугающим.

Птичка замолчала, посмотрела в очередной раз на часы, было уже почти пять вечера.

– Поехали, уже скоро темнеть начнет.

Анна встала нехотя, ей очень хотелось узнать больше подробностей, почему они разошлись, как жили, каким был первый поцелуй, секс и вообще все подробности, но взглянув на подругу поняла, что ещё рано спрашивать об этом.

Дорога до трамвайной остановки занимает не больше десяти минут, подруги идут молча, Анна курит, Птичка думает о чём-то своём, а потом пускается в бег, их трамвай подъезжает к остановке. Анна бросает сигарету и бежит за подругой. Они успевают заскочить в вагон перед самым закрытием дверей.

Смеясь, две красивые девушки вбегают в трамвай и садятся рядом друг с другом, синхронно достают наушники, кудрявая брюнетка проводные, а её подруга беспроводные последней модели.

Мириам ждёт их на пороге, она, как хорошая добрая мать или бабушка, ворчит, что их не было долго, что они замерзли и, должно быть, сильно проголодались, а она волнуется, ждёт их.

– Я уж думала, что за вами надо посылать Абдуллу на поиски. Так долго ехали ко мне, обед остыл, пора ужинать садиться. Ну что ты смотришь, да я хотела ему позвонить, но тут вы примчались, смеётесь, значит хороший день.

Она обняла их по очереди, расцеловала и отправилась накрывать на стол. Птичка повернулась к Анне:

– Оставайся сегодня у меня, у тебя же смена завтра после обеда? У меня выходной, встанем пораньше, позавтракаем и поедем мне за очками, может еще, что-нибудь купим, я тебе шарф подарю.

Анна соглашается не раздумывая, подруга всегда покупает ей что-нибудь в подарок. Птичка делает это не то, чтобы из корыстных побуждений, она просто обожает смотреть на неподдельную радость девушки, которая была лишена многих вещей в детстве, да и сейчас редко может позволить себе даже маленькие радости, которые необходимы каждой.

Они всегда спят вместе, хотя в гостиной есть свободный диван, им так комфортнее. Одно одеяло на двоих, пару тонких подушек, которые не нравятся Анне, но к которым привыкла Птичка. Она привезла странные привычки из серого города, по крайней мере, так часто кажется окружающим, но в этом и есть её особая прелесть.

В Птичке угадывается острый ум, она хорошо владеет английским языком, быстро учится местному языку, вообще схватывает всё на лету. Хозяин кафе часто говорит, что, если бы у неё была рабочая виза, он сделал бы её управляющей, но с визой помочь не хочет, да и Птичка к этому не стремится, ей нравится легкость, ощущение свободы, некоторая степень безответственности и немного риска в привычной размеренной жизни.

Просидев у Мириам пару часов, подруги отправились в соседнюю квартиру. Птичка сварила кофе, пока Анна была в ванной, села на подоконник и задумалась о прошлом. Когда Анна вышла из душа, увидела, что по щекам подруги текут слёзы. Она подошла к ней нарочно громко, чтобы не испугать и положила руку на плечо. Птичка прижалась к ней щекой, ей было нужно человеческое тепло. казалось, что это мгновение будет вечным, а еще было ощущение, что в мире снова только боль и отчаяние.

Анна поняла, что подруга вспомнила что-то болезненное, поэтому крепко сжала её плечо, хотела показать, что одиночество и боль в прошлом, в настоящем Птичка не одна. Так они просидели в полной тишине минут двадцать, а может и меньше, или дольше, никто не следил за временем.

За окном был ярко-розовый закат, в окне квартиры, где в тишине сидели две красивые девушки, его было практически не видно, лишь легкие отблески на медленно проплывающих облаках и маленькая кухня погрузилась в темноту, как и вся остальная квартира. Птичка глубоко вздохнула и с шумом выпустила воздух, она всегда так делала, когда что-то беспокоило её, Анна к этому уже привыкла.

– Я совсем забыла, что сварила нам кофе, он уже остыл, придется варить новый.

Но Анна уже включила свет и пошла мыть турку. Она налила туда холодной воды, добавила сахар, насыпала кофе и поставила на огонь, как только кофе начал подниматься, приподняла турку, размешала и снова поставила на огонь. Проделала это дважды, чтобы наполнить чашку Птички свежим напитком, добавила молока, и они обе сели за стол.

– Как ты? – обеспокоенно спросила Анна, в её светлых глазах читалась тревога, она не видела подругу в таком состоянии ещё ни разу.

– Нормально, просто о некоторых вещах вспоминать всё ещё слишком тяжело. Кажется, что всё прошло, а потом раз, и ты снова в аду своей головы. Кажется, что можно всё изменить, ах, если бы я сделала, сказала, ушла и прочее, только история не терпит сослагательных наклонений. Всё уже случилось, и ничего-то ты не можешь. Хотя, как-то один СэнСей, так его называли, а по мне он просто очень интересный человек, изучивший много разной информации, религий и философий разных стран, сказал, что мы можем изменить прошлое, изменив к нему своё отношение.

Анна не очень поняла, что сказала подруга, но переспрашивать не стала, она просто стояла в домашнем платье подруги и пыталась уложить быстро высыхающие волосы. Птичка давно разрешила ей курить на балконе, но так, чтобы Мириам не видела, поэтому она пошла за сигаретами, оказалось, что в пачке осталась последняя, естественно, в спешке они забыли купить новую пачку. Анна вздохнула, а Птичка улыбнулась, ситуация была не новая, это происходило с завидным постоянством. Девушка решила оставить сигарету на утро и вернулась на кухню с грустным лицом, идти в магазин не хотелось.

– Помнишь, у нас была война? Тогда все про это говорили, писали, показывали. Было ощущение, что больше в этом мире ничего не происходит.

Анна помнила, точнее, слышала что-то про это, но в подробности не вдавалась, тогда у неё была очередная любовь до гроба, до событий в мире ей дела не было. Птичка продолжила:

– Практически сразу после войны мы поехали в командировку в город М. Мне потом так плохо было, когда вернулись в серый город. Я плакала две недели подряд, просто сидела и плакала, теряла всё, забывала, есть не могла, а еще причиняла себе вред, не осознанно, но всё же, то ударюсь об стол, то об кровать, споткнусь на ровном месте или внезапно врежусь в стену. Синяки вообще не проходили, были черными, зато цвели потом всеми цветами радуги, они вообще у меня долго заживают, хорошо, что зима была и можно было не вылезать из джинсов. Я тогда плакала не из-за разрушенных домов, их можно заново построить, причем достаточно быстро. Я плакала по разрушенным жизням, по семьям, которые никогда не будут вместе, по судьбам, которые останутся искалеченными навсегда. Лёд ездил со мной тогда и его впечатления были другими.

Птичка замолчала, казалось, она вернулась в прошлое, которое никак её не отпустит. Анне даже показалось, что в комнате дрожит воздух от этой внезапной тишины, мир будто замер, как будто есть только этот стол, эта кухня на четвёртом этаже, этот дом, и две подруги, сидящие в тишине. Внезапно в этой гулкой тишине раздался голос, он был тихим, будто ненастоящим, словно кто-то говорил в трубу, как дети, нашедшие обрезок на стройке во дворе и кричащие в него разные глупости. Так звучал голос Птички этим вечером.