Девять Жизней. Второе дыхание

– Давай, дружище, не упрямься. Всего один вечер – и я прощу тебе долг.

Он уперся ногой в сиденье. Крыс мог и не стараться, он-то сильнее.

– Вылезай, урод! Я тебя ещё упрашивать должен? Вылезай! – За разыгравшимся представлением наблюдал киборг – полуразумный. Подобного Урри когда-то разодрал когтями.

– Урри! Я доплачу! – Крыс прекратил пинать его бедро. Выдохся. Оперся на флаер, стер со лба выступившую плёнку пота.

– Тысячу.

– Сто. Больше не дам, не надейся.

– И долг спишешь? – Он вгляделся в бегающие глаза: врёт. Но уйти уже не получится.

– Да, да! Давай, Док ждать не любит!

Знакомая дорога. Он ходил в подвал из сада, где прятался сарай для животных. Вот и сейчас, не ожидая Крыса, толкнул дверь и вошёл в кухню. Пересечь её, а потом налево – под арку, в кладовку. Потом по узкой лестнице вниз, в подвал. За стойками с вином ещё дверь – массивная, плечом не вынесешь. Он пробовал. А там уж почти дом. Все же пять лет провёл в зверинце.

Крыс вырвался вперёд, забежал в операционную. В тёмной и пока пустой комнате зазвенели инструменты – Док любил старину, – запикал какой-то прибор.

– Урри! Иди сюда… Иди, чего покажу, – хохотнул Крыс.

Он снял очки, только вспомнив о них, помялся на пороге и вошёл в комнату. Свет зажегся с секундным опозданием, отреагировал на бывшего пациента. Метку ему так и не удалили.

– Сюрприз не удался, – протянул Крыс. Он стоял у стола, накрытого красным пластиком, постукивал по полу носком туфли. Нервничал.

– О, какие гости, – мягкий баритон растекся по комнате, вытесняя прочь воздух.

Урри застыл статуей, выпрямив спину. Может, если он не будет дышать, его не заметят? Напрасные надежды.

– Мой бывший пёс. Как здоровье? Ты следишь за его состоянием? – Высокий мужчина, крепкий, без единого изъяна, мимоходом похлопал его по спине.

– Конечно! Конечно, слежу, Док… Как бы я – и не следил? Кормлю, пою, лечу. Все, как надо, как положено. – Крыс ссутулился, став совсем уж мелким и незаметным. – Вот, привёз, как просили.

Док не ответил. Прошёл к телу, скрытому под покровом, отбросил в сторону пластик и обернулся к гостям. Он не смог сдержать торжествующую улыбку, когда указал на стол:

– Любуйтесь! Мой новый эксперимент.

Урри дернул плечом – наверное, отголоски бывших… экспериментов, только уже его.

– Прекрасная работа! Ничего лучше не видел, – зачастил Крыс. Он ощупывал взглядом обнажённое женское тело, обходя стороной уродства. – А кто основой послужил?

Он не смотрел на нее. Зачем? Своего хватает – и руки, и глаза, и лицо. Хорошо, что на свалке пустынно.

– А, заметил? – Док ласково погладил женщину по плечу, из которого выходило две руки. – Я взял за основу… Человека!

Крыс вздрогнул и отступил. Урри не знал, как реагировать: почему нельзя взять чистого на опыты, если уродов берут всегда? За такие и подобные им мысли он бывал часто бит и своими, и чужими. Только вот свои учили, а те…

– Правда, красавица? Я назвал её Авророй. – Док поднял прядь длинных чёрных волос, обернул вокруг тонкой женской шеи. – На спине жабры, на руках и ногах – перепонки. Она должна отлично плавать.

Мужчина обошел вокруг стола, поправляя тело, пытаясь приукрасить его. Крыс отступал спиной, пока не уткнулся в Урри. Только тогда остановился, загнанно дыша.

– Полагаю, что она вполне фертильна и может дать потомство. Только представь, что может получиться из союза человека и урода! – Сияющие глаза взглянули прямо в душу Урри. О, он хорошо знал это их выражение, ведь именно с таким Док приступал к новым операциям. И не всегда они заканчивались успешно – из набора тридцать шестого года выжил он один.

– Док, а если… а вдруг узнают? – Крыс попытался улыбнуться.

– Не узнают. Мы же никому не скажем?

– Н-нет, Док, вы что, никому!

– А ведь уроды тоже произошли от человека… Их генный код практически идентичен нашему.

Крыс вздрогнул, взглянул на Урри, не скрывая отвращения. Смотри, человек, смотри – он знал это давно: Док любил поговорить, когда препарировал неудавшиеся эксперименты.

– И что это значит, Док? Это чего, мы теперь должны уродов того… Признать людьми?

Мужчина не спешил отвечать. Он подошёл к стеллажу, на котором громоздилось оборудование, и взял скальпель. Семейная реликвия, наследство прадеда.

– Ведь умели раньше делать… Никакого пластика, чистая сталь. И никаких вибролезвий. От них же ни малейшего удовольствия! – Док встал под лампой, любуясь тонкой полоской металла. – То ли дело старая школа… Ты можешь ощутить в руках вес инструмента, сопротивление тела передаётся ножу, а от него – тебе. Бесценный опыт.

– Док, так что теперь-то?

– Крыс, неужели ты так глуп? Ведешь себя, словно домохозяйка, – ответил Док. – Ничего мы никому не должны.

– А если…

– Хватит, – он даже не повысил голос, но Крыс тут же стушевался. – Урри, подойди.

Он и не подумал сопротивляться. Подошёл и встал рядом, смотря в пол. Док не любил, когда уроды вели себя, как люди.

– Нравится? – Он положил его руку на шею женщины. Под пальцами тонко бился пульс, а горячая кожа грела ладонь.

Урри глянул на нее: лицо чистой, только вторая пара рук напоминает пещерников.

– Красивая.

– Видишь, Крыс, ему доступно понятие красоты. Ну, потрогай её, не смущайся.

Он провёл по плечу, нащупал пальцы – короткие, без когтей. Не боец.

– Можешь забрать её с собой.

Урри испугался. Никогда Док не был добрым, все его планы всегда заканчивались чем-то плохим.

– Крыс, он же с тобой живёт? Аврору держи в бассейне.

– У меня нет бассейна, – отмер Крыс.

– Тогда в ванной! – Док поморщился. – Урри, а к тебе будет другое поручение… Она должна понести сразу же. Весь помет – мне.