Литературные страницы 8/2020. 16—30 апреля. Группа ИСП ВКонтакте

Тем не менее, я ощущал вроде как жар. Может, нервное? Неделя была довольно напряженной.

А может, вообще нет его, вируса этого, как говорят отдельные представители прессы: Что это такое, кто его видел? То ли обычная усложненная простуда, то ли еще чего? Тем более, что находится в далеком Китае…

Сейчас поднимется паника. Какие она будет иметь последствия? Может, сожгут на костре еще до выяснения истины. А она может быть совсем не той, что сейчас говорит Ильдия.

Нет – никому ничего не скажу.

Я посмотрел на отца Антония. Он находился в кресле, в ожидании, как, впрочем, и все вокруг, и был в состоянии отдохновения. Он совсем еще не знал, в какую передрягу попала его духовная дочь. И чем, возможно, и для него это грозит обернуться.

Основная же часть пришедших собралась в центральной части входного помещения возле черного гранитного сооружения напоминающего камин.

«Театр начинается с вешалки» – пронеслось в голове. А крематорий…

***

С Ильдией нас познакомил отец Ириней. Ее пригласили выступить на Неделе Высоко моды в Париж еще осенью.

Она и пришла в Собор молиться.

– Иди, говорит, лучше попей чаю с Ильдией. – сказал он, видимо посчитав мои вопросы к нему недостаточными для того, чтобы дать на них вразумительные ответы. Наверное они сами в себе не содержали таковой жизненно важной претензии.

Он взял ее, подошедшую, за руку:

– Ильдия приехала из Петербурга. Занимается модой. Ну, вы, идите, а нам с матушкой ехать надо.

Я взглянул на нее. С учетом того, что я находился на ступеньках Храма выше ее, то не смог сразу оценить ее рост.

Она была монументальна. Вдобавок к росту, ее образ формировали величественные размеры. Тем не менее, ее нельзя было назвать бесформенной. Все было пропорционально друг другу, но только в больших параметрах.

Ильдия была белоснежной. Лицо ее было довольно симпатичным и интересным, что-то было в ней такого, скандинавского, что-ли. Как потом она сказала, что ее род идет из немецких баронов и не окончился с революцией, раскинув свои ветви по всей Европе. Смогли затаиться и представители ее семье в нелегкие для страны времена, благодаря чему Ильдия теперь имеет планы по восстановлению памяти своего рода.

Походка ее была величава. Шла она неспешно, выстраивая каждый шаг. Глядя на это шествие, так и хотелось произнести полушепотом, с придыханием: Лебедь белая…

В то же время, характером, она не производила впечатление натуры стабильной. Словно что-то ее терзало. И если при первом знакомстве это можно было списать на волнение перед дефиле международного масштаба, то в дальнейшем…

Ощущалось в ней что-то странное, начиная уже с имени.

– Мне нужен контракт в сфере Высокой моды! – ее голос звучал в телефоне просительно, несмотря на требовательную форму.

Я не знал, что ей ответить. Мое знакомство с этим миром ограничивалось лишь немногими знакомствами в прошлом с моделями, которые, впрочем, задерживаться надолго там не стали, а вышли себе замуж и особенно по подиуму не тосковали.

Здесь, видимо, была мечта жизни: Ильдия замужем не была и, по виду, туда не стремилась.

– Поясните, пожалуйста.

– Но Вы, ведь, знаете кого-то, чтобы спросить.

– Ну, кого-то, точно знаю, но, чтобы этот кто-то мог Вам помочь? Вы же уже сама персона довольно известная после Вашего триумфа в Париже.

Она, действительно, произвела фурор на Неделе Моды в Париже среди девушек больших размеров, – от журналистов отбоя не было. В ее родном городке под Питером ей проходу не давали. Все новостные ленты Питера также были полны новостями о ней. Ильдия стала знаменитостью.

– Вам уже нужно самой ехать в Париж и идти напрямую во все Дома моды. В особенности, искать встречи с Платяновой. Она же самая известная русская звезда в мире моды.

– Да? – голос в трубке стих. После чего внезапно раздались нежданные высокие интонации:

– Я еду туда!

Оказалось, что она закончила музыкальную школу по части хорового пения и собиралась учиться дальше на оперную певицу, но родители посчитали, что нужна более практичная специальность в жизни и отдали ее на юрфак.

Как следствие, она оказалась в Париже.

Ильдия вызывала ощущение парашютиста, которого только что десантировали и она должна была очень быстро что-то захватить. Что конкретно, она и сама не знала. Был только один возглас:

– Контракт!

Как его брать, она об этом не думала, знала только, что нужен именно он. И потому хваталась за все, что видела.

Хорошо оказались рядом, трезвенные взрослые люди, уже с большим опытом жизни во Франции, что многого стоит. Помогли ей и резюме сделать и портфолио, что необходимо в ее деле. Нашли ей квартиру недалеко от Сергиевского Подворья, где она проводила дни и чуть не ночи, если бы не закрывались.

– Ой, мне так хорошо здесь, – постоянно повторяла она, – мне так важно, чтобы рядом со мной была какая-нибудь русская душа.

Подворье, действительно, с момента своего послереволюционного основания стал одним из крупных центров эмиграции, сначала первой волны, а затем, уже по традиции, и всех последующих.

Она ходила по Подворью, размахивая руками и восторгаясь всем, что видела:

– Ой, а какие хорошие цветы.

Странно, что в этом году очень рано зацвели деревья, еще в январе.

Ильдия переходила от одного куста к другому, принюхиваясь и вторя:

– Вы не понимаете, как важно мне получить этот контракт.

Все только кивали головой.

Она очень много рассказывала о своем прошлом. Первой реакцией на это был тихий ужас: как она вообще еще находит в себе силы на что-то?

Ильдия никак не могла пережить потрясение, связанное с потерей брата, еще в студенческом возрасте. Никто не знал, что с ним случилось и в чем причина. Только, когда она вошла в квартиру, то увидела красные от крови стены комнаты.

После этого она стала заикаться. К слову, получалось у нее это в довольно милой манере, т.к. никакого дискомфорта собеседник не испытывал. А даже наоборот, многие ей говорили, что мы тоже стал заикаться как Вы. Этакое привлекательное заикание.

Но в тот момент психологическое потрясение стало для нее проблемой, и она не могла продолжать учебе в институте около двух лет. После чего, сквозь уже почти полностью окутавшую ее собой пелену отчаяния она увидела светлый проблеск.

– Наверное, жизни, – ответила она, – потому что сквозь скованный борьбой с отчаянием и страхами организм, до меня пробилось что-то совсем мягкое и нежное, которое стало разливаться по телу. Мне это понравилось, и я заинтересовалась. Так я восстала к жизни. Я поняла, что есть еще тепло в этом мире, есть свет, есть то, к чему надо стремиться и ради чего жить. Я не могу выразить это словом, но жить надо, хотя бы ради самой жизни.

Когда я очнулась, то увидела, что за время своей депрессии стала довольно большой девочкой.

Поначалу я вообще перестала есть, что привело к проблемам со здоровьем. Я подумала, что это анорексия и испугалась. Что привело к обратному эффекту – я принялась есть много.