Литературные страницы 8/2020. 16—30 апреля. Группа ИСП ВКонтакте

– Что я наделала? Зачем ехать? Что теперь будет?

Алла, очень мудрая и воспитанная женщина, художник мягко, взяв ее за плечи сказала:

– Если уже взяли билет, то надо ехать. Значит, так уже нужно.

Дилан только лишь вздыхал:

– Как она собралась, здесь на Западе жить? Никаких изменений: что я ее видел видел два месяца назад, что месяц, что сейчас.

Ильдия сидела за столом абсолютно красная, – от ее белизны не осталось и следа. Наверное, это состояние называют аффектом.

– Ильдия, поезжайте в Питер, раз решились. Дальше видно будет. А сейчас мне нужно ехать в Сант-Женевьев де Буа, помогать отцу Антонию.

Я потрепал ее за плечо и, развернувшись, вышел.

***

Отец Антоний для Ильдии был непререкаемым духовным авторитетом. Наверное, он, чуть ли не единственный, кто мог терпеливо ее выслушать и дать искренний совет.

Они очень долго ходили, удалившись от остальных по Сан Серж. Ильдия жестикулировала, он кивал. Она чуть не задевала его лицо, в силу своего роста. Отец Антоний не обращал внимания.

Люди, ожидавшие священника, стали перешептываться, – время было позднее, и всем пора была домой.

В итоге, Ильдия вернулась в сиянии доброго духа, воодушевленная к новым достижениям, которые не заставили себя долго ждать и которые она, впоследствии, приписывала исключительно по адресу отца Антония.

– Меня позвали на вечеринку Armani. Это все – отец Антоний!

– Немецкий телеканал будет делать передачу! Все – благодаря отцу Антонию!

– Французская газета взяла интервью. Это – отец Антоний!

Отец Антоний, действительно, очень душевно отнесся к Ильдии. Казалось, что он ее по – отечески жалел. Он совсем его не утомляла: ни своими вопросами, которые, порой, были совсем неуместны; ни, часто, долгим пребыванием в границах Сан Серж. В его присутствии Ильдия становилась совсем спокойной, – тревожная динамика, что не позволяла ей расслабиться, но быть в постоянном рвении и поиске, сходила на нет. Она могла просто взять первую увиденную книжку и засесть с ней, не обращая внимания на других. Это было странно, потому что единственное, чего она добивалась от окружающего мира – это внимание к себе.

– Это ведь – моя профессия. – утверждала Ильдия.

– Отец Антоний, а отчего, говорите, она умерла?

– Воспаление легких.

Вот – пронеслось в мозгу. Это оно. Все сходится: пожилой возраст, быстрое течение болезни, воспаление легких – как основной признак. Коронавирус!

– Отец Антоний, а не думаете, что у нее был коронавирус?

– Ты что?!

Он отмахнулся от меня как от наваждения.

– Нет, я не утверждаю, но почему бы не предположить: первая группа риска – пожилой человек, легкие… Ведь, совсем недавно мы у нее были, и ничего не предвещало столь быстрого конца.

– Да нет… – уже вдумчиво произнес он.

Было видно, что отец не хотел верить, но возможность допускал.

Я почувствовал победу правоты своего предположения, но затем пришел следующий наплыв мыслей по поводу того, что теперь, вместе с тем, делать? Если это может быть так, то, наверное – это страшно?

И, если с Ильдией у нас отсутствовали возможности опасного взаимодействия, то старушку перед уходом в последний путь я поцеловал в лоб. Теперь, все – вирус мой!

Но ведь, ее же все целовали? Я окинул взглядом собравшихся. Они негромко разговаривали между собой, разбившись на группы, без какого – либо видимого признака.

– А тем временем, – опять понеслось откуда-то из головы – распространение шло в массовом порядке…

Откуда только мысли эти берутся, не отвяжешься. И так все непросто.

В это самое время девушка, по всей видимости, из потомков ушедшей, совсем близко наклонилась к женщине, по виду, возраст которой как раз позволял ее отнести к первой группе риска людей, имеющих максимальные возможности для приобретения плода нового поветрия без какой-либо очереди.

– Одна из вас, – снова пронеслось неизвестно откуда в голове.

Они, будто услышав, одновременно посмотрели на меня.

– Неужели мысли читают? Как стыдно, как стыдно… – я закрыл глаза и тут же почувствовал, что со мной точно что – то не так. Стало горячо. Температура стала распространяться из глаз все ниже по всему организму. Собственно, как всегда при простуде, когда она начинает вступать в свои права.

– Нет – меня продуло! Всего-то! Так бывает! В конечном итоге, они все, тоже ее целовали! Что теперь, всем здесь места заказать сразу?

Я стал медленно поднимать веки и в приоткрывшиеся щелки посмотрел на пару представительниц противоположных возрастов. Они перешептывались между собой, абсолютно не обращая на меня внимания. Судя по тому, что они не дистанцировались друг от друга, то значит, мысли мои они не прочли: уже хорошо.

Тут вышла организатор процессии, вся в элегантно-черном. Хотя вид ее траурным и не выглядел – уж очень платье было модным. Она сказала, что всем необходимо переместиться в Храм на отпевание.

Приехавших было довольно много. Русская эмиграция всех возможных, на данное время, волн – от мала до велика. Семьи, семьи, семьи.

Приехал отец Ириней с матушкой и делегацией священников, один из которых был из какого-то католического монастыря. По всей видимости, он его взял для того, чтобы познакомить с русскими традициями.

Отец Ириней был, вообще, многообщительным человеком и одним из самых харизматичных священников в Париже. Его знали, без сомнения, абсолютно все. И христиане различных конфессий и мусульмане. Вполне возможно, даже инопланетяне, если бы они, действительно, существовали, искали бы возможность войти с ним в контакт!

В Алтаре я спросил его:

– А вы всех покойников всегда в лоб целуете?

– Да нет, конечно! Что же я каждого буду в лоб – то целовать, – надул щеки отец Ириней.

С высоты его роста это смотрелось довольно забавно.

– В России, на лоб кладут специальную бумагу. – задумчиво произнес я.

– В России, да, кладут. – также задумчиво ответил отец Ириней.

Женщине, как оказалось, должно было быть сто лет в этом году. Мы навещали ее в воскресенье после Рождества. Отец Антоний ее причастил, а я в это время разговаривал с ее дочкой.

Они долгое время жили в Москве в 70-х. Ее мама работала там в какой-то французской структуре.