Тьма

Я бледнею, словно труба высасывает всю кровь из моего лица. Мое дыхание прерывается, и я бросаю быстрый взгляд на других пленников-людей.

Большинство из них выглядят на грани обморока, настолько они паникуют. Другие оглядываются вокруг, как будто могут обнаружить нужную им информацию где-то среди нас.

Все, что им нужно сделать, это посмотреть прямо на меня.

«Я не могу», – тихо бормочу я, обращая внимание на столб впереди.

Дагон задерживает на мне взгляд на мгновение, затем по одному осматривает других пленников-людей. Он не скрывает подозрения, которое сужает его угольно-черные глаза.

Я не хочу нести ответственность за пытки, которым они подвергнут молодого дезертира за то, что он решил сбежать. Я имею в виду, я вообще не хочу в этом участвовать, но это не причина, по которой я не хочу говорить.

Эвелина призналась мне, что ее не доставили к Дагону, когда схватили. Но из-за какой-то жестокой случайной встречи в переулке, мне не нравится, как он смотрит сейчас, с подозрением, в мою сторону.

Поэтому я отказываюсь привлекать к себе больше внимания, чем уже привлекла. Мне комфортно оставаться незамеченной.

Но у Эвелины совсем другие планы.

«Мне жаль, Мила», – говорит она громче, слишком громко, и теперь стоящие рядом охранники обращают на нас свои свирепые взгляды. «Но мы все будем наказаны, если я не…» – это все, что она говорит, прежде чем она высоко поднимает свою здоровую руку в воздух, и напряженная тишина опускается на поляну.

Дагон наклоняет голову в сторону, глядя на нее, но быстро переводит свои прищуренные глаза на меня.

«Говори», – требует он. Его голос без усилий разносится по поляне.

Эвелина опускает руку и бросает на меня виноватый взгляд. «Мила видела, как это произошло. Она не хотела скрывать это от вас, Генерал Дагон. Она новенькая и боится.»

Я так крепко сжимаю челюсти, что удивительно, как мои зубы не раскрошились во рту. Эвелина, возможно, пыталась спасти меня, но я в ярости. Я протягиваю руку в сторону, борясь с искушением сильно шлепнуть ее по раненому плечу.

Дагон смотрит на меня, и его глаза словно кинжалы, которые пронзают меня насквозь и вырезают все мои самые темные секреты. Ледяные покалывания пронзили мой живот, и я ерзаю на месте, чувствуя себя неловко.

«Это был мальчик», – тихо говорю я.

Охранник ударяет меня по спине. «Говори громче, мара!»

Я пошатнулась, сделав шаг вперед от силы удара, прежде чем успеваю восстановить равновесие. Боль расцветает между лопатками.

Сжав челюсть, я сдерживаю все ядовитые слова, которые собираются у меня во рту, и высоко поднимаю голову. На этот раз, я говорю громче.

«Это мальчик начал. Он схватил мужчину, прежде чем кто-либо успел его остановить, и заставил его бежать.»

Рот Дагона расплывается в жестокой улыбке. «Никто не может принудить кого-то что-либо делать», – мрачно возражает он. «Мы все стоим перед выбором.»

Я не спорю. Хотя, учитывая, что я стою здесь пленницей в армии темных морков, мне придется не согласиться с его бредом. Это вряд ли выбор, когда другим вариантом является жестокая смерть.

«Эти двое», – объявляет Дагон и указывает своим острым черным ногтем на связанных бегунов, – «предпочли дезертировать, понимая, что наказания здесь соответствуют преступлениям. Так что, мы их накажем.»

Темные морки становятся беспокойными. Из толпы вырывается крик возбуждения, и они бьют кулаками воздух над собой. Мои плечи напрягаются от внезапной жажды крови, охватившей поляну.

Я отступаю назад в группу пленников, стараясь сохранять дистанцию между мной и Эвелиной. Сейчас я хочу быть как можно дальше от нее, на случай, если я поддамся искушению ударить ее по голове, и то, что я остаюсь в стороне от группы, помогает мне чувствовать себя невидимой.

Отсюда я наблюдаю за кровопролитием, происходящим впереди. Дагон не теряя времени, выхватывает свой кинжал и подходит к столбу. Угольно-черное лезвие внезапно рассекает воздух и захватывает горло пожилого мужчины. Я не успела отвести взгляд или прикрыть глаза. В один момент он идет к дезертирам, в следующий, он делает резкое движение рукой, и голова человека падает на землю.

Я закрываю лицо руками.

Радостные возгласы раздаются из толпы и заполняют поляну.

Раздается дикий крик мальчика. Он пронзает поляну, словно хватка чудовища, и я чувствую его агонию своими костями.

Его крики продолжаются еще долго, долго после того, как стихают крики толпы, и долго после того, как умер его отец. Никто не отвязывает пожилого мужчину от столба и не избавляется от его тела. Его оставляют там, как я подозреваю, гнить рядом с его все еще живым сыном.

Когда я смотрю сквозь пальцы на столб, я вижу, как Дагон вытирает свой кинжал тряпкой. Его взгляд поднимается, как только я смотрю на него, и он ловит мой. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, и я отворачиваюсь.

«Готовьтесь разбить лагерь», – говорит Дагон, и я смотрю на него. Он засовывает кинжал за пояс и, бросив мимолетный взгляд на рыдающего мальчика, поворачивается к своему коню.

На поляне воцаряется тишина и покой. Я чувствую, как облегчение разносится по толпе.

Эвелина поворачивается ко мне с мрачной улыбкой на лице. Но она не упоминает, что она сделала, как она подставила меня. Она просто вздыхает расслабленным звуком, который говорит «рада, что это закончилось».

Я бросаю на нее хмурый взгляд, прежде чем сесть на большой камень-валун. Я не успеваю устроиться поудобнее, как сильные руки поднимают меня.

«Кто, по-твоему, разбивает лагерь?» Федор Семенович слишком крепко сжимает мою руку и качает головой. «Мы не можем отдыхать, пока не сделаем нашу работу.»

«Работа?» – повторяю я, растерянно оглядывая пленников. «Поэтому они нас держат?»

Федор Семенович пожимает плечами. «Может быть, это одна из причин.»

«Давайте начнем», – говорит Эвелина и вращает здоровым плечом, словно готовясь к тяжелой работе. «Чем раньше мы закончим, тем раньше сможем сесть и поесть. Я умираю с голоду.»

Мне трудно поверить, что кто-то может есть, после того, как увидел, как кому-то отрезали голову. Но как только я об этом думаю, в моем животе раздается бульканье, и я понимаю, что, наверное, могла бы съесть целого быка.

Думаю, в этом новом мире, всем нам паршиво.

Первое, что происходит, – это охранники оставляют нас в покое. Но это не значит, что побег возможен.

Новые охранники морки занимают позиции вокруг поляны и встают между деревьями, где собираются тени. Свет их факелов не прорезает темноту вокруг поляны, и поэтому мы не видим, как охранники ускользают в тени.

Далее я наблюдаю, как пленники автоматически делятся на небольшие группы.

Судя по уверенным шагам и решительным лицам, они все знают, что нужно делать. Вера, девушка с шарфом, единственная, кто стоит в одиночестве.

Эвелина пытается пройти мимо меня, чтобы присоединиться к людям, собравшемся неподалеку, но останавливается рядом со мной. Ее взгляд неуверенный. Она беспокойно скручивает руки, неуверенно разговаривая со мной после того, как она так смело пошла против меня.

«Это нужно было сделать», – тихо говорит она. «Чем дольше ты будешь с нами, тем лучше ты поймешь.»

В ответ я холодно смотрю на нее.

«Если бы я промолчала, мы все были бы наказаны», – говорит она. «Никакой еды, и нас бы били плетьми, раздаваемыми наугад. Ты не знаешь, какие они», – добавляет она, оглядываясь на темных морков.

Большинство отдыхает на траве, а некоторые отстегивают тюки со своих коней. «Ты думаешь, что знаешь, но это не так. Пока ты не побудешь с ними.»