Тренер. Молодежка

– Не знаю, Федь, наши вроде в Германию снимки отправляли, какому-то доктору местному, но там не взялись за реабилитацию. Поэтому я как понял – это все. Финита ля комедия в смысле.

– С Судариным уже общался? Что он говорит? – мигом посерьёзнел полузащитник и лицо его сделалось грустным, вернее – приобрело привычное выражение.

Сударином в команде называли Константина Павловича Бекасова. Кстати не просто так, было время и самих спартаковских футболистов в народе именовали боярами. Оттуда и пошло прозвище главного – Сударин.

– Как понимаю ему сейчас не до меня, команду из кризиса надо вытаскивать, – предположил я, помня неудачные результаты «Спартака» последних туров. – Честно говоря, ни с кем кроме администратора Лени последние две недели не виделся, да и с тем один раз.

– И что ты один все это время здесь тух? Ну даёшь, Павлов… ребята за тебя спрашивали наперебой, молодые, особенно Санька Крепостной, Игорек Каримов. Хотели прийти, проведать.

– Чего не пришли? Я двери запертыми не держал.

Не люблю разговоры в сослагательном наклонении, если кто-то что-то хочет, то он делает. Ну а если не делает, то не хочет.

– Ну как, я же им сказал, что когда идти можно будет, нас сразу из ЦИПО известят, – выплеснув первые эмоции, полузащитник скинул с плеча спортивную сумку. – Мне сестричка сказала, что тебе одеть нечего?

– Как видишь, одет в то, что есть, – подтвердил я, окидывая взглядом больничную пижаму.

– Понял, ну смотри, – Костиков достал из сумки спортивный костюм со спартаковской эмблемой, вручил. – Ну ка? Примерь, должно подойти.

Костюм был свёрнут в рулон, но когда я его развернул, то увидел, что тот хорошо мне подойдёт по размеру, как будто Федя в успел съездить в магазин.

– Пойдёт? Это я у Баянова позаимствовал, только ему не слова, – подмигнул полузащитник.

– Рот на замок, вообще не вопрос.

– Переодевайся давай. Если что, шорты у меня тоже есть… мои правда. И не первой свежести, не успел постираться.

Я решил не выдумывать велосипед и переоделся прямо на лавке. Пока дают надо брать, что называется. Думал сначала шорты попросить, предположив, что аппарат Иллизарова в штанину не влезет при всем желании, но не понадобилось. Оказалось достаточно штанину аккуратненько подвернуть и железяка на ура проходит.

Одевшись, скомкал больничную пижаму и оставил лежать на скамье. Хотелось верить, что она больше никогда не понадобится.

– Ну у тебя и видок, Ванек, на Терминатора смахиваешь, – прокомментировал Федор.

Выглядел я действительно странновато, жутковато даже с железной бандурой на ноге. Но всяко лучше, чем идти в город в пижаме.

– Ну что готов, пойдём? Не надо тебе никого предупредить, справку там взять, подпись подмахнуть? – полузащитник плечами пожал. – Рассчитаться может просят?

– Меня уже выписали, – я кивнул на документ, лежавший на лавке.

– А это? – указал полузащитник на аппарат Иллизарова. – Не надо эту бандуру с ноги снимать?

– Не, Федь, это со мной останется. Ты ж сам видел – перелом жуткий был…

– Понял, останется и останется. Ладно… я конечно думал тебе Константин Иваныч звонил и вы пообщались, у нас же сегодня празднование в столовке намечается. – Костиков щелкнул увещательным пальцем по сонной артерии. – За Кубок в смысле чествование. Всех позвали. Меня твоя медсестра считай на выходе из квартиры застала Только не говори, что не знал! – добавил Фёдор, видя как я удивился его словам.

– Видимо позвали всех, да не всех. Первый раз слышу о чествовании, а Константин Иваныч если и звонил, то мне ничего не передавали.

– Ну Иваныч наверное думал, что ты к тому моменту не оклемаешься, – предположил Костиков. – Ладно чего гадать на кофейной гуще, этот кубок твоя заслуга прежде всего, так что пойдём. Тебе может помочь как? Поддержать?

– Сам справлюсь, не надо.

Передвигался я еще тяжело, хоть и приноровился на костылях как сайгак скакать. Фёдор все же помог мне подняться с лавки, взял выписку, себе в сумку сунул не глядя. Ну и двинулись к выходу.

Костиков казался отличным мужиком – открытым и чутким, безо всяких налетов звездной болезни, на которую у полузащитника имелись все основания – популярность футболиста в народе просто зашкаливала. В остальном он производил впечатление мужичка из тех, кому не плевать на ближнего. Прежний обладатель тела наверняка имел с Фёдором дружеские связи, но нынешний я этого попросту не припоминал. Но задружиться с ним был отнюдь не прочь.

Пока ковылял на костылях к двери, Федор дошёл до выхода из больницы, выглянул в окно, макушку почесал.

– Слушай, Ванек, чего спросить хотел, а тебе оно точно надо сейчас с журналистами твою травму мусолить? Может переждет?

– С журналистами? – переспросил я, не совсем понимая суть вопроса.

– Угу, – подтвердил полузащитник, выглядывая в окно. – Они ж не слезут, а у нас времени не то, что много. Опаздывать совсем не хочется, да и Иваныч не любит опоздания, сам знаешь.

– Честно говоря не понимаю о чем ты…

Я запнулся, потому что подошёл к окну и увидел там целую толпу журналистов, не пойми откуда взявшуюся. Я то никого и никуда не звал.

– Не ты их пригласил? – удивленно уточнил Федя.

– Нет конечно!

– Блин, кто-то в больничке похоже о твоей выписке слил. Вот заразы и совесть же людей не мучает. За рубль готовы с потрохами продаться.

– Может они не меня ждут? Мало ли – отделение дополнительно в ЦИПО открыли? – предположил я.

Фёдор посмотрел в ответ таким взглядом, что вопрос снялся сам по себе. С другой стороны, ничего удивительного в том, что журналисты столпились у входа, тема травмы Павлова и как следствие возможного завершения карьеры в разрезе из рук вон плохой игры «Спартака», занимала первые полосы всех газет и журналов. Нет Павлова – нет народной команды, гласили заголовки. Но наглости журналистов в 1989 году было далеко от наглости их местных коллег, особенно из числа папарацци. Те бы уже до палаты добрались. А эти даже внутрь не заходят.

– Походу они за эксклюзивными кадрами охотились, Вань, – предположил Федя.

Я представил первые полосы завтрашних газет с собственной фотографией на костылях и с аппаратом Иллизарова.

– Так, придумал – делаем, как делали в Минске! – предложил полузащитник, поднимая указательный палец.

– Напомни хоть, как делали? – попросил я, понятное дело не помня, как обстояли дела в Минске – память прежнего тела все больше срабатывала на лица, а вот где и что происходило, с этим приходилось чуточку сложнее.

– Подсылаем подсадную утку к журналистам, только вместо Лени сегодня уткой буду я, отвлеку их и переключу внимание, а ты… – Федор сунул руку в карман и достал ключ с надписью «ВАЗ» на тонкой металлической цепочке. – Держи, моя копейка за поворотом стоит, как заведёшь – ко входу подъедешь, и я на ходу на сиденье прыгну! Как тебе план?

– Ты пошутил про подъедешь? У меня ж на ноге железяка, только на механике ездить и сцепление выжимать!

– Блин, точно, ладно, – полузащитник задумался на миг. – Тогда на заднее сиденье ложись, а я следом прибегу!

Сговорились. Я ключи от копейки взял, а Костиков гулко выдохнув открыл входную дверь и вышел к журналистам.

– Товарищи, я знаю, что вы Ивана Павлова ждёте, но пока у меня заявление, прошу вашего внимания…

И с этими словами отвёл толпу журналистов от входа в больницу, якобы какое-то заявление делать. Проход открылся, журналисты вслед за Фёдором мигрировали, а я, пользуясь шансом и вооружившись костылями, втопил в противоположную сторону, где за углом стояла копейка полузащитника.

План почти удался.