Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор

– Может в провидцы тебе податься, – сделав глоток, облизнувшись, мудро посоветовал дворник. – Там такую деньгу зашибают!…

– А что!… Не боги сапоги шьют… Надобно помозговать…

Дружки на миг замолчали. Паузу прервал лай какой-то собачонки. Они переглянулись и вдруг дружно и заразительно захохотали! Им вторил захлёбывающийся лай…

25.04.08 года. Украина.

Европейская ценность

Солнце стояло в самом зените и ощутимо припекало. Всё живое попряталось, и только столетний дед Матвей привычно сидел у ворот дома на толстом бревне, как скамейке, и грел свои старые кости… Он щурил подслеповатые, выцветшие глаза и время от времени причмокивал. Белый как снег, человек блаженствовал от тепла и напряжённо думал… Причиной сегодняшнего углублённого осмысления стали… европейские ценности!

Подспудно тема вызревала давно: дед регулярно смотрел по первому национальному каналу (как единственно доступному) новости и был в курсе событий, поданных, естественно, с “национальной окраской”.

“Живут они богато там, в Европах, – переваривал наболевшее дед. – За две мировые столько нахапали! Из одной нашей деревни чего только не вывозили: кур, коров, свиней! А люду?… Молодёжь, баб? Обер Ганс, вражина, в сорок втором годе даже у меня умыкнул трубку казацкую, ещё моему деду подаренную самим Суворовым! Сколь годов прошло, а всё жалко… А церковь? Чудом уцелела при большевиках, а культурные германцы (горбыль им в ребро!) разграбили и устроили конюшню. А теперь в Европах живут, не один хлеб жуют и нас поучают. Ценности у них!… А то как же: столь награбить?”

Дед разволновался, даже закашлялся от возмущения и попытался сплюнуть, но слюна застряла на губах и растеклась по щетинистому подбородку. От досады Матвей выругался, облизнулся и полез в карман. Однако пока доставал платок, борода на солнце высохла и стянула кожу, что ещё больше раззадорило долгожителя.

К месту или не к месту, но открылась калитка и выглянула внучка Виктория, юная, востроглазая красавица, которая в июне закончила школу и собиралась ехать в столицу – участвовать в конкурсе красоты!

– Ты чего это дед ругаешься? Европу поносишь?

– А её хоть носи, хоть вон выноси. Ей матюки как свинье грязь: высохнет, отскочит и во благо станет! – совсем взъерепенился старик.

Девушка прикрыла от солнца глаза и вышла на улицу:

– Вот выиграю конкурс да поеду в Европу. Рим, Амстердам, Париж… – мечтательно заулыбалась красавица и игриво повела плечами.

– КукИш тебе, а не Париж! – свернул Матвей подобие кукиша, поскольку пальцы гнулись плохо, и ткнул в сторону внучки. Глаза у старца засверкали, а губы задёргались:

– Таких, как ты, там хоть пруд пруди! Выиграет тот, кто деньгой пробьётся, или под главного судью ляжет. А он, вражина, ещё поглядит, побаловаться тобой али нет!

– Что ты такое говоришь, дедушка Матвей? – возмутилась Виктория. – Конкурс будет проходит по европейским, мировым стандартам. Даже в жюри будут представители из Вены.

– Во-во! Правители… – не расслышал старик. – Они направят… наших молодаек в свои бордели. Их же бабы – видел я этих немок, когда в плену под Гамбургом на ферме батрачил – как те жерди неотёсанные. На неё не то что лечь, глянуть муторно! Так они теперича наших завлекают, приваживают баснями про сладкоё житьё да свои ценности… награбленные.

Виктория хотела возмутиться и урезонить разбушевавшегося старика, но вовремя осознала бесполезность своих намерений. Она хмыкнула, надула губки бантиком и демонстративно удалилась во двор. Появилось случайное облако и укрыло деда тенью. Он передёрнулся, взглянул на небо, потом на калитку. Недовольно посопел, высморкался и продолжил размышлять.

“Ценности у них!… Со всего свету стекаются веками. Вон, римская империя…”

– Ты чё бормочешь, дед? – прервал цепь рассуждений голос внука Степана, сорокалетнего здоровяка, президента агрофирмы “Золотой колос”.

Степан только что подъехал на немецком джипе и, увидев, родственника, решил его поприветствовать. Он поправил синий итальянский галстук под белоснежным воротничком и, не дожидаясь ответа, протянул руку и поздоровался:

– Здравствуй что ли, дедуля!

– А… Степан… – отозвался недовольно Матвей и вяло протянул руку.

Во дворе загремела цепью собака и сначала несмело, а потом настойчивее загавкала, очевидно, не узнала своего. Дед хотел урезонить животное, но что-то остановило.

– Вот расскажи: ты у нас в районе первый богатей – за что тебе привилегия такая вышла? Народ кругом после развала колхозов концы с началами не может свести, а у тебя…

Степан усмехнулся, сдул пыль на бревне и солидно умостился рядом с дедом, блеснув глянцем тупоносых модных туфлей.

– Европейская культура, порядок и… мозги, дед, в ведении бизнеса – вот залог моего процветания!

– Культура, порядок… Ну-ну… – не дал внуку развить мысль Матвей. – Это мы уже проходили и слышали… Только брехать родному прадеду… нехорошо как-то с твоей стороны…

– Ты что, дедуля, правду глаголю. Вот смотри…

Но Матвей уже вновь заволновался, аж глаза затуманились:

– Ты, Европа гнилая, что людям обещал, когда за бесценок земельку у них скупал, а?

– Дак…

– А районное начальство спаивал и по ресторанам водил кто?

– Заведено так…

– Заведений теперя хватает, как в Европе! Эт точно! На все ракурсы… Ихня свобода на наши души легла, как дурман на малолетку: в глазах благостно, в мозгах карусель, очнулся – а оно стало гадостно!

– Ну, ты, деда, не утрируй. Не так…

– Втирай макароны в уши старику, втирай! – опять недослышал и перебил внука Матвей, намереваясь смачно сплюнуть.

Дискуссию вновь остановила собака. Она, гремя цепью, стала прыгать на ворота и исступлённо лаять. Дед обернулся, чтобы утихомирить ретивое животное, но вдруг осёкся и засветился всеми своими морщинами. Он возбуждённо вскочил на ноги и победно обернулся к Степану:

– Брехня! Вот она, главная европейская ценность. Кобелиная брехня! Гитлер перебрехал Сталина, когда байки про дружбу рассказывал, договора о ненападении подписывал, и сейчас нам мозги загаживают дюмакратией, свободой. Нам глаголят одно, а сами делают и на уме держат другое. Свой антирес блюдут! На нашу земельку зуб точат и глаз вострят. Неймётся им брехунам западным…

Дед так разошёлся, что стал махать руками, притопывать ногами. Однако слабоват уже стал: покачнулся и было не упал на внука. Тот давно уже развеселился от стариковских речей, даже слёзы на глазах выступили. Он поддержал разбушевавшегося правдолюбца, помог устоять на месте:

– Так и брехать, дедуля, надо тоже умечи. Вон, слышишь – кобель во дворе уже утих: соображает, значит…

Дед не стал продолжать свои рассуждения. Он разом поник, тяжело уселся на скамейку и будто забыл про внука. Наклонил голову, прикрыл глаза и что-то невнятное забормотал.

– Так-то лучше. Отдыхай, дедуля…

Степан положил руку на плечо Матвея, потом поднялся и направился к своему джипу. Кобель заскулил и нетерпеливо заскрёбся во дворе. Опять выглянуло солнце, в лучах которого зависла пыль от колёс отъезжающего автомобиля…

05.05.08 года. Украина.

Демократический казус

Поначалу (как пришла демократия) Максиму очень пришлись по душе выборы! Он даже заважничал: от его голоса зависела судьба страны, народных депутатов, политических партий, а то и… президента! Так вещали со всех сторон – боков, верхов и тыла – плакаты, телевидение и разномастные газеты, кои в предвыборные времена плодились как сорняки на заброшенном поле.

Рабочий городок, в котором родился, крестился и начинал свой трудовой путь паренёк, ничем не выделялся среди остальных, подобных. Выпятив каменисто-стеклянную грудь, в центре помпезно красовалось здание исполкома, перед которым проглядывались клумбы. На них в хаотично-эксцентричном порядке росли розы. Здание музыкального училища, расположенное с тыльной стороны от символа власти, выглядело гораздо серее, а несколько пятиэтажных “домов-хрущёвок” темнели потрескавшимися, затасканными стенами. Балконы этих памятников эпохи “эмоционального” генсека время от времени обваливались, что имело своеобразный “полезный эффект”: встряхивало однообразное городское существование, вызывая временный всплеск “самосознания” жителей.

Далее пейзаж больше напоминал урбанизированную деревню: по бокам колейной дороги неровно тянулись заборы с домами монотонной, безликой архитектуры эпохи раннего “революционного модернизма”. Усадьбы так близко прижимались друг к другу, что местные жители иногда путались, приходя в гости, в выборе нужной калитки. Отчего случались казусы: попадали не туда, а иногда и не в подходящий момент. Так, случилось однажды местному старожилу, деду Андрону, возжелать осчастливить своим присутствием кума Тимофея.